Женщина, которая приходила ровно в шесть - Маркес Габриэль Гарсиа (библиотека книг .txt) 📗
— Все это правда, — сказал Хосе.
— Значит… — сказала женщина и, подавшись вперед, погладила его огромную шершавую руку. Отбросила погасший окурок. — Значит, ты способен убить человека?
— За то, о чем я тебе сказал, — да! — с горячностью ответил Хосе.
Женщина зашлась судорожным смехом, не скрывая издевки.
— Какой ужас, Хосе! Какой ужас! — говорила она сквозь смех. — Хосе убивает человека! Ну кто бы подумал, что такой солидный человек, такой праведник, что кормит меня задарма бифштексами и болтает со мной, пока я жду клиентов, — самый что ни на есть убийца. Какой ужас, Хосе, я боюсь тебя!
Хосе опешил. Может, он даже возмутился. Может, в тот момент, когда женщина расхохоталась, он почувствовал, что все для него рухнуло.
— Ты пьяна, дурочка, — сказал он. — Иди отоспись. Вот даже есть не хочешь…
Но женщина больше не смеялась, она сидела снова серьезная, задумчивая, сгорбившись над стойкой. И следила взглядом за Хосе. Вот он открыл холодильник и снова закрыл его, ничего оттуда не достав. Вот протер сверкающее, без пылинки, стекло. Женщина заговорила тем же мягким и ласковым голосом, каким спросила его раньше: «Правда, ты меня любишь, Пепильо?»
— Хосе, — сказала она.
Толстяк даже не обернулся.
— Хосе!
— Иди проспись! — сказал Хосе. — Да ополоснись, перед тем как лечь, чтобы хмель сошел!
— Нет, взаправду, Хосе, — сказала женщина, — я не пьяная.
— Значит, на тебя дурь нашла, — сказал Хосе.
— Подойди-ка, мне надо поговорить с тобой, — позвала женщина.
Мужчина подошел с надеждой и в то же время с недоверием.
— Поближе.
Он встал прям перед ней. Она потянулась к нему и больно схватила за волосы, но сделала это с явной нежностью.
— Повтори, что ты мне сказал, — попросила она.
— Что? — сказал Хосе. Он пытался заглянуть ей в глаза исподлобья, так как она пригнула ему голову.
— Что убил бы человека, который переспит со мной.
— Убил бы того, который переспит, королева. Клянусь, — сказал Хосе.
Женщина выпустила его волосы.
— Стало быть, ты вступишься за меня, если я убью кого-нибудь, сказала она утвердительно, отталкивая с грубым кокетством огромную, как у кабана, голову.
Хосе ничего не ответил, лишь улыбнулся.
— Отвечай, Хосе, — сказала женщина. — Ты меня защитишь, если я убью кого-нибудь?
— Ну, это зависит… — сказал Хосе. — Говорить — одно, а делать другое.
— Никому полиция так не верит, как тебе, — сказала женщина.
Хосе самодовольно улыбнулся, польщенный. Женщина снова перегнулась к нему через стойку.
— Нет, правда, Хосе. Я могу побиться об заклад, что ты ни разу в жизни не соврал, — сказала она.
— А какой толк от этого?
— И все равно, — настаивала женщина, — полиция это знает и верит каждому твоему слову.
Хосе постукивал по стеклу, стоя перед женщиной, и не знал, что сказать. Она снова уставилась на улицу. Потом глянула на часы, и голос ее сделался другим, торопливым, словно ей хотелось закончить разговор, пока они одни.
— Ты мог бы соврать ради меня, Хосе? — спросила она. — Я всерьез.
И тут Хосе испытующе посмотрел на нее, в упор, глаза в глаза, словно ему вдруг ударила в голову страшная мысль. Мысль, которую он с лету поймал, шевельнулась у него в мозгу, смутная, неясная, и исчезла, оставив лишь жаркий след страха.
— Во что ты впуталась, королева? — спросил Хосе. Он потянулся к ней, скрестив руки над стойкой. Женщина почувствовала крепкий, едкий, отдающий нашатырем запах в его дыхании, которое сделалось тяжелым, оттого что он навалился животом на стекло. — Нет, правда, королева… Что ты натворила? сказал он.
Женщина оттолкнула от себя его голову.
— Ничего, — сказала она. — Что, уж нельзя поговорить просто так, со скуки? — Потом взглянула на него: — Знаешь, может, тебе и не придется никого убивать.
— Да у меня и в мыслях никогда не было, чтоб убить человека, — сказал Хосе озадаченно.
— Да нет же, — сказала женщина, — я говорю, никого, кто переспит со мной.
— А-а! — протянул Хосе. — Вот теперь мне ясно. Я ведь всегда говорил, что ты зря пустилась в такую жизнь. И даю слово, бросишь все это — буду жарить для тебя каждый день самый лучший бифштекс, и бесплатно.
— Спасибо, Хосе, — сказала женщина. — Тут другое. Вся штука в том, что я больше не смогу ни с кем.
— Снова темнишь, — сказал Хосе. Он явно терял терпение.
— Ничего я не темню, — сказала женщина.
Она выпрямилась, села поудобнее, и Хосе увидел ее опавшую, жалкую грудь под корсетом.
— Завтра я уеду и, клянусь, больше никогда ничем тебя не побеспокою. И больше ни с кем не буду путаться, помяни мое слово.
— И с чего это ты? — удивился Хосе.
— Вот решила, и точка. Я теперь только поняла, что все это одно скотство.
Хосе снова ухватился за тряпку и давай начищать стекло там, где она сидела. Заговорил, не глядя в ее сторону:
— Конечно, то, чем ты занимаешься, — настоящее скотство. Давно пора бы опомниться.
— Да я давно опомнилась, — сказала она. — Но вот до конца убедилась в этом только-только. Мне опротивели мужчины.
Хосе улыбнулся. Он поднял голову и, все так же улыбаясь, посмотрел на нее.
Но она уже сидела подавленная, задумчивая, втянув голову в плечи и раскачивалась на табурете с каким-то помертвелым лицом, которое золотила преждевременная осенняя дымка.
— По-моему, надо оставить в покое женщину, которая убила человека, потому что он ей опротивел, после того как она с ним переспала, и не только он, но все, с кем она была в постели.
— Ну, уж ты хватила через край, — сказал Хосе растроганно, и в голос его просочилась нежность.
— А если женщина говорит мужчине, что он ей противен, когда тот уже одевается, потому что у нее перед глазами все, что он над ней вытворял весь вечер, и она чувствует, что ни мылом, ни щеткой не отодрать его запах…
— Это бывает, королева, — сказал Хосе, теперь уже с некоторым равнодушием, по-прежнему надраивая стекло. — Его вовсе незачем убивать. Просто пошли его куда подальше.
Но женщина все говорила, и быстрые бесцветные слова ее лились взволнованно, без удержу.
— Ну а если женщина говорит, что он ей противен, а он вдруг бросает одеваться и снова к ней, и давай ее целовать, и…
— Да ну! Какой порядочный мужчина сделает такое, — сказал Хосе.
— Ну а если сделает? — сказала женщина с ожесточением. — Ну представь, что сделает!
— Да ну, до этого не дойдет, — сказал Хосе. Он по-прежнему тер одно и то же место на стойке, но разговор его интересовал уже меньше.
Женщина стукнула по стеклу костяшками пальцев. Она снова стала уверенной и сказала с пафосом:
— Какой ты дикий, Хосе. Ничего не понимаешь. — Она с силой вцепилась в его рукав: — Нет, ты скажи, эта женщина должна была его убить?
— Да будет тебе, — примирительно, как бы успокаивая ее, сказал Хосе. Раз ты говоришь — так оно и есть.
— Ведь она защищалась? — Женщина трясла его за руку.
Наконец Хосе бросил на нее мягкий, потеплевший взгляд.
— Пожалуй, так, — сказал он. И подмигнул ей понимающе, как бы подыгрывая, — мол, он соучастник какого-то злодейства. Но женщина оставалась серьезной. Лишь выпустила его рукав.
— А ты соврал бы, чтобы спасти женщину, которая сделала такое?
— Ну, это зависит…
— От кого же? — спросила она.
— От женщины, — сказал он.
— А ты представь, что это женщина, которую ты очень любишь. И не чтоб иметь ее, понимаешь, а так, как ты сам говорил, просто любишь.
— Ладно. Пусть так, как ты хочешь, королева, — вяло сказал Хосе, которому это уже порядком надоело.
Он отошел от нее. Посмотрел на часы и увидел, что почти половина седьмого. «Через несколько минут, — подумал он, — ресторан заполнят посетители», и еще яростнее принялся тереть стекло, поглядывая на улицу. Женщина неподвижно сидела на табурете.
Молча, сосредоточенно, с выражением бесконечной тоски, точно угасающая лампочка, она следила за Хосе. Вдруг, после тягостного молчания, она произнесла кротким, искательным голосом:
