Собака отшельника - Буццати Дино (электронные книги без регистрации txt) 📗
V
Подготовился Дефенденте тщательно – взял велосипед и охотничье ружье, устроил засаду по другую сторону дороги, в подворотне: велосипед был нужен, чтобы гнаться за зверюгой, а двустволка – чтобы убить ее, если станет ясно, что у собаки нет хозяина, который может за нее ответить. Одно мучило пекаря – что в это утро весь хлеб из корзины достанется беднякам.
Откуда и как появляется собака? Прямо загадка какая-то. Дефенденте, глядевший во все глаза, так ничего и не заметил. Собаку он увидел уже тогда, когда она спокойно выбежала на улицу с хлебом в зубах, а со двора донеслись взрывы смеха. Пекарь подождал, пока собака немного удалится, чтобы не всполошить ее, затем вскочил на велосипед и припустил за ней следом.
Дефенденте рассчитывал, что собака скоро остановится, чтобы слопать хлеб. Она не остановилась. Можно было также предположить, что, пробежав немного, она проскользнет в дверь какого-нибудь дома. Ничего подобного. С хлебом в зубах она размеренной трусцой бежала вдоль стен и ни разу не задержалась, чтобы потянуть носом воздух, поднять ногу у столбика или оглядеться по сторонам, как это делают обычно все собаки. Да когда же она наконец остановится? Сапори поглядывал на хмурое небо: похоже было, что собирается дождь.
Так они пересекли маленькую площадь Святой Аньезе, миновали начальную школу, вокзал, городскую прачечную. Вот уже и окраина. Наконец позади остался стадион, потянулись поля. С того момента, как собака выбежала со двора пекарни, она ни разу не оглянулась. Может, не знала, что ее преследуют? Теперь уже можно было попрощаться с надеждой, что у собаки есть хозяин, который ответит за ее проделки. Конечно же, это самая настоящая бродячая псина – из тех, что разоряют крестьянские гумна, таскают кур, кусают телят, пугают старух и распространяют в городке всякую заразу.
Пожалуй, единственный выход – пристрелить ее. Но, чтобы выстрелить, нужно остановиться, слезть с велосипеда, снять с плеча двустволку. Этого было бы достаточно, чтобы животное, даже не ускоряя бега, оказалось вне досягаемости: пулей его было бы уже не достать. И Сапори возобновил преследование.
VI
Долго ли, коротко это продолжалось, но вот они достигли опушки леса. Собака свернула на боковую дорожку, потом на другую, более узкую, но хорошо утоптанную и удобную.
Сколько километров они проделали? Восемь, девять? И почему собака не останавливается, чтобы поесть? Чего она ждет? А может, она этот хлеб несет кому-то? Дорожка делается круче, собака сворачивает на узехонькую тропку, по которой на велосипеде уже не проехать. К счастью, одолевая крутой подъем, она бежит медленнее. Дефенденте спрыгивает с велосипеда и следует за ней пешком. Собака понемногу уходит все дальше.
Отчаявшийся Дефенденте решает стрелять, но тут на вершине невысокого холма он видит большой валун, а на нем – коленопреклоненного человека. Только теперь пекарь вспомнил об отшельнике, о ночных сполохах, обо всех этих вздорных выдумках. Собака спокойно взбегает по заросшему чахлой травой склону.
Дефенденте, взявший было в руки ружье, останавливается метрах в пятидесяти от камня. Он видит, как отшельник прерывает свою молитву и с удивительной легкостью спускается с валуна к собаке, а та, виляя хвостом, кладет хлеб к его ногам. Подняв хлеб с земли, отшельник отщипывает кусочек и опускает в свою переметную суму. Остальное он с улыбкой протягивает собаке.
Анахорет, одетый в какую-то хламиду, мал ростом и худ, лицо у него симпатичное, а во взгляде сквозит этакая мальчишеская лукавинка. Пекарь решительно выступает вперед, чтобы изложить свои претензии.
– Добро пожаловать, брат мой, – опережает его Сильвестро, заметивший пришедшего. – Что привело тебя в эти места? Уж не решил ли ты здесь поохотиться?
– По правде говоря, – хмуро отвечает Сапори, – я действительно охочусь тут на одну… тварь, которая каждый день…
– А-а, так это ты? – прерывает его старик. – Это ты посылаешь мне ежедневно такой вкусный хлеб?… Прямо для господского стола. Я и не чаял сподобиться такой роскоши!
– Вкусный? Еще бы не вкусный! Только-только из печи… Уж я-то свое дело знаю, господин хороший… Но это не значит, что хлеб у меня можно воровать!
Сильвестро, склонив голову, смотрит себе под ноги.
– Понятно, – огорченно говорит он, – в таком случае твое негодование справедливо. Но я не знал… Больше мой Галеоне не появится у вас в городке… Я его буду держать здесь… У собаки ведь тоже совесть должна быть чиста. Он не придет больше, обещаю тебе…
– Да ладно, чего там! – говорит пекарь, несколько успокоенный. – Раз такое дело, пусть приходит. Все эта проклятая история с завещанием, из-за которого мне приходится что ни день выбрасывать пятьдесят кило хлеба… Я, видите ли, должен раздавать его беднякам, этим ублюдкам, у которых нет ни кола ни двора… А если какой кусок перепадет и тебе… что ж, одним бедняком больше, одним меньше…
– Господь вознаградит тебя, брат мой… Завещание там или не завещание, а ты творишь благое дело.
– Но я с большей охотой не творил бы его.
– Я знаю, почему ты так говоришь… Вы все как будто чего-то стыдитесь… Стараетесь казаться хуже, чем есть. Так уж устроен мир!
Ругательства, которые готов был выпалить Дефенденте, застревают у него в горле. То ли от растерянности, то ли от досады, но разозлиться по-настоящему он так и не может. Мысль, что он первый и единственный во всей округе так близко видел отшельника, льстит ему. Конечно, думает он, отшельник он и есть отшельник: какая от него польза? Да только неизвестно, как обернутся дела потом. Если он, Дефенденте, втайне от всех заведет дружбу с Сильвестро, как знать, может, наступит день и ему это зачтется? Если старик вдруг возьмет да и явит чудо, народишко, конечно, станет перед ним преклоняться, из большого города понаедут епископы и прелаты, понапридумывают всяких обрядов, процессий, праздников. И его, Дефенденте Сапори, любимца нового святого, на зависть всему городку, сделают, например, городским головой. А почему бы и нет, в конце концов?
Между тем Сильвестро со словами: «Какое доброе ружье у тебя!» – мягко так взял у него из рук двустволку. И в этот момент непонятным для Дефенденте образом она вдруг выстрелила, и эхо выстрела прогремело по долине. Но ружье не выпало из рук отшельника.
– А ты не боишься ходить с заряженным ружьем?
Пекарь, подозрительно поглядев на старца, ответил:
– Я же не мальчишка!
– А правда, – возвращая ружье, неожиданно спросил Сильвестро, – что по воскресеньям в приходской церкви Тиса не так уж трудно отыскать свободное местечко? Слышал я, что она никогда не бывает битком набита…
– Да какое там битком, если в ней всегда пусто, как у нищего в кармане, – не скрывая удовольствия, отозвался пекарь. Но потом, спохватившись, поправился: – Да, нас, стойких прихожан, наберется не больно много.
– Ну а к мессе сколько народу приходит? Кроме тебя, сколько?
– Да человек тридцать в иные воскресенья набирается. А на рождество так и все пятьдесят.
– Скажи мне, а частенько у вас богохульствуют?
– Черт побери! Этого хватает. Силком вытягивать не приходится.
Отшельник взглянул на него и, покачав головой, сказал:
– Стало быть, не очень-то у вас о душе думают.
– Не очень! – воскликнул Дефенденте, усмехнувшись про себя. – Чего вы хотите от этой банды еретиков?…
– Ну а твои дети? Ты-то, конечно, своих детей в церковь посылаешь…
– Господь свидетель, еще как посылаю! И крестины, и конфирмация, и к первому причастию, и ко второму…
– Да что ты! Даже ко второму?
– Само собой – и ко второму. Вот мой младшенький, например… – Тут он запнулся, поняв, что уж слишком заврался.
– Значит, ты примерный отец, – серьезным тоном заметил отшельник. (Но почему он при этом так странно улыбнулся?) – Приходи еще навестить меня, брат мой. А теперь ступай себе с Богом, – сказал он и сделал жест, словно намереваясь благословить его.
