В нашу пользу : рассказы - Раевский Борис Маркович (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Юла, как и многие ребята, потерял покой. Каждый вечер крутился он возле цирка, стремясь проникнуть в манящий балаган. Иногда это удавалось.
В цирке все было интересно: и персидский фокусник, показывающий отрубленную говорящую голову, и заклинатель змей, и воздушные гимнастки.
Но для Юлы, как и для большинства мальчишек, все это бледнело перед коронным номером программы. На арену выходил важный дядька в черном, похожий на заграничного лорда, и громко объявлял:
— Всемирно знаменитая силач Али Махмуд-хан!
Под гром аплодисментов на ковер вступал в борцовском трико и туфлях сам Али Махмуд-хан, огромный, красивый, с лихо загнутыми черными усами. Он раскланивался, на арену выводили лошадь, и Али Махмуд поднимал ее. Поднимал так просто, будто лошадь игрушечная. Потом так же легко проносил по арене шест, на каждом конце которого висело по трое мужчин.
А потом опять выходил важный дядька в цилиндре и, делая большие паузы после каждого слова, торжественно провозглашал:
— Всемирно… знаменитая… силач… Али Махмуд-хан… вызывал… на борьба… любого… из публикуй. Победитель… получай… приз… двести рублей.
Цирк гудел, зрители начинали ерзать на скамейках, шептаться. И всегда находился кто-нибудь, желающий помериться силами со всемирно знаменитым турком.
В первый день такими оказались ломовой извозчик Кирилл и дворник Харитон. Турок разделался с ними с обидной легкостью. Припечатав к ковру Харитона, он даже похлопал его по животу: мол, не горюй.
На следующий вечер заработать двести рублей решил верзила Семка-мельник. Все мальчишки болели за него. Как-никак, Семка — первый городской силач.
Но Али-Махмуд, схватив шестипудового Семку за пояс, легко, словно мячик, перебросил через себя и тут же, изловчась, прижал обеими лопатками к ковру.
Зрители и ахнуть не успели, как прозвучал свисток судьи — и смущенный Семка, озадаченно почесывая затылок, вернулся на свое место.
Маленький, тщедушный Юла восторженно следил за каждым движением Али Махмуда.
«Быть бы мне таким силачом! — замирая от счастья, мечтал Юла. — Даже не таким, хоть наполовину, хоть на четверть…»
Сколько чудесного смог бы он тогда сделать! И главное, самое первое — задал бы тогда лору Яшке!
Кривоносый сидел тут же, вместе со своим отцом, владельцем кондитерской, — важным, грузным, краснощеким. По груди и животу у отца к кармашку с часами змеилась толстая золотая цепь с брелоками. Яшка был в черном пиджаке из «чертовой кожи», с гладко прилизанными волосами и чинным выражением на лице. Совсем паинька. Оба они, отец и сын, дружно сосали леденцы.
Прошло несколько дней. Цирк уже собирался уезжать из города.
Рано утром Юла, захватив удочки, пошел на реку. Еще только рассветало, над водой клубился туман. Было прохладно, и Юлу в его легком пиджачке знобило.
Прыгая с камня на камень, чтобы согреться, он быстро спускался к воде. И вдруг у самой реки увидел огромную знакомую фигуру с удочкой.
Сердце у Юлы забилось часто-часто. Неужто?.. Он враз остановился, но так неловко, что камень, выскользнув из-под ног, прогромыхал в реку.
Рыбак досадливо обернулся. Красивое полное лицо, лихо загнутые усы… Конечно, это Али Махмуд! Он ничего не сказал и снова уставился на поплавок.
Юла стоял не шевелясь. Вот он — счастливый случай! Можно познакомиться с самим Али Махмудом. Только не робеть! О чем бы с ним заговорить?
Знаменитый турок сидел у моста и сосредоточенно разглядывал неподвижный, будто впаянный в реку поплавок. Юла расхрабрился.
— Здесь клевать плохо, совсем плохо, пфуй, — нарочно коверкая слова, чтобы было понятнее чужеземцу, сказал он. — Айдате, покажу место. Карош место! Рыба дерг-дерг-дерг… — Он показал рукой, как будет дергаться поплавок.
— Ну что ж, здесь и впрямь не клюет. Пойдем, мальчик, — ответил Али Махмуд, вставая.
Юла удивился: знаменитый турок свободно и чисто говорил по-русски.
Они поднялись выше по реке и расположились в давно облюбованной Юлой черной бочажине. Работа пошла. Молча таскали они из реки плотвичек, язей, окуньков, пескарей.
Обратно возвращались вместе. Али Махмуд все расспрашивал о рыбе, о монастыре, о городе. Юла отвечал кратко, — ему хотелось поговорить совсем о другом: о борьбе, о цирке. И, наконец, видя, что они уже приближаются к базару, а Али Махмуд вовсе не собирается менять тему разговора, Юла рубанул напрямик:
— А трудно стать силачом?
Али Махмуд ответил почти не задумываясь. Вероятно, не раз уже задавали ему такой вопрос.
— Это очень просто, мальчик.
— Просто? — Юла недоверчиво покосился. — Значит, и я могу?
— Можешь…
— А как?
— Очень просто, — повторил Али Махмуд. — Пятнадцать подтягиваний. Пятнадцать утром, пятнадцать вечером — вот и все. На перекладине, на суку, на дверном косяке, на воротах — на чем хочешь. Пятнадцать подтягиваний, и через год — слышишь, мальчик? — всего через год ты станешь вдвое сильнее.
— Пятнадцать подтягиваний?
— Да.
— И вдвое сильнее?
— Да.
Юла искоса поглядывал на Али Махмуда. Шутит, что ли?
Они поравнялись с кондитерской.
— Хочешь, мальчик, пирожное? — предложил Али Махмуд. — Я угощаю…
Юла отказался. Пирожное — это, конечно, неплохо, но неприятно заходить в кондитерскую Яшкиного отца.
Пошли дальше. Потом Юла сообразил, что в кондитерской мог быть и сам Кривоносый. Вот бы здорово показаться ему рядом с Али Махмудом! Яшка лопнул бы от зависти. Но они уже прошли мимо кондитерской, а просить знаменитого турка вернуться было неловко.
Приблизились к цирку.
— Ну, прощай, мальчик, — сказал Али Махмуд. — Кстати, если еще увидимся, зови меня лучше Александром Максимовичем… Итак, запомни—пятнадцать… — Он махнул рукой и вошел в балаган.
Вскоре цирк уехал. А Юла еще недели две чуть не каждый день вспоминал совет Али Махмуда. Мыслимое ли дело — за год стать вдвое сильнее?
«Сбрехнул, конечно, фальшивый турок», — наконец твердо решил Юла и старался больше не думать об этом.
Шли дни. Кончилось лето. Началась учеба в школе. И в первый же день занятий, первого сентября, Юла, возвращаясь из школы, снова напоролся на Яшку Кривоносого.
— Гутен таг, — сказал Яшка. — Гут морген, Кай Юлий!
Его дружки захохотали.
— Чего ж ты не здороваешься, древний? — Яшка с силой провел ладонью Юле от подбородка до лба, больно задрав ему кончик носа.
Юла молчал. Злость и обида бурлили в нем. И, что самое скверное, слезы подступали к самому горлу. Только этого и не хватает! Разреветься на потеху воронихинцам.
— Храбрецы! — о трудом выдавил он. — Семеро на одного!..
— Можно и один на один, — с готовностью откликнулся Яшка.
И вдруг в голове у Юлы стремительно, как кадры в кинематографе, промелькнули и цирк, и Семка-мельник, лежащий на лопатках, и могучий Али Махмуд в борцовском трико, и его удивительный совет.
— Состоялось! — сказал Юла.
— Значит, деремся? — изумился Яшка.
— Деремся!
Яшка быстро скинул пиджак, передал соседу свой потрепанный портфель.
— Стой! — яростно крикнул Юла. — Мы деремся. Один на один. Но не сейчас…
— Когда же?
— Ровно через год. Запомнит в будущем году первого сентября я тебя поколочу, Здесь же. При всех. Клянусь!
— Фьють! — Яшка захохотал, приседая и хлопая себя ладонями по толстым ляжкам.
Смеялись и его дружки.
— Ловко придумал! — крикнул один из них. — Значит, целый год тебя пальцем не тронь?! Ишь как придумал! Хитро!
— Клянусь! — снова яростно выкрикнул Юла. — Ровно через год на этом же самом месте я побью тебя, Кривоносый…
— А если не побьешь? — ехидно вклинил Яшка.
— Если не побью? — Юла лишь на мгновенье задумался. — Слушайте все! Если я не побью, пусть Яшка выкрасит мне волосы суриком, и я целую неделю — слышали?! — целую неделю буду так ходить по всему городу…
Воронихинцы, пораженные, молча смотрели на Юлу.
— А в школу? — тихо спросил кто-то.
— И в школу…