Ваше благородие. Альтернативная история - Северюхин Олег Васильевич (лучшие книги txt) 📗
– Так-так, – задумчиво сказал генерал Надаров, – статские тут будут крутиться и сразу предлагать ему чин десятого класса по Табели о рангах, коллежского секретаря, а это почитай, как армейский поручик. А мы поступим так. Я дам команду записать его вольноопределяющимся в учебную команду в здешнем кадетском корпусе у генерал-лейтенанта Медведева Александра Ардалионовича. Я ему отпишу. Дадим возможность всё вспомнить и произведём в офицеры. Это всё равно лучше, чем штафиркой с бумажками бегать.
Глава 20
Я возвращался домой, сверкая новенькой медалью на выходном костюме. В те времена награды ценились и часто можно было встретить чиновника или офицера с орденами и медалями на груди. В послереволюционной России это ещё сохранялось до пятидесятых годов, а потом ношение наград стало уж каким-то неприличным. Военные носили разноцветные планочки, а гражданские и планочек не носили.
Перейдя с проспекта на улицу деревянных домов, я заметил, что за мной идут два молодых человека, которых я видел недалеко от резиденции генерал-губернатора. Почему они бросились мне в глаза? Потому что они ничего не делали, а что-то выжидали. Не ждали, а именно выжидали. У выжидающего есть внутренняя дрожь перед броском.
– Похоже, что социал-демократы не оставляют меня своим вниманием, – подумал я, а идущий навстречу третий мужичок с внутренней дрожью, утвердил меня в моих предположениях. – Соцдеки всегда шли на союз с социально близкими, то есть с криминалом и люмпен-пролетариатом. Похоже, что придётся доказывать, что медаль мне сегодня вручали не зря.
Я ускорил шаг навстречу идущему мне соцдеку, чем привёл его в некоторое замешательство, выразившееся в том, что он стал вытаскивать из кармана оружие, но револьвер зацепился курком за карман и никак не хотел вылезать наружу. Подбежав вплотную к террористу, я сбил его с ног и вытащил его револьвер. Два подельника, лежавшего на земле соцдека бросились ко мне, но я был уже вооружён.
Револьвер Нагана солдатского образца, который нужно было взводить перед каждым выстрелом. Я сделал предупредительный выстрел вверх, но это не остановило нападавших. Тогда я выстрелил самому здоровому в грудь, а второму прострелил ногу. Он лежал неподалёку от меня и громко завывал. Сбитый мною с ног революционер пытался вырваться и что-то кричал.
Наконец раздались свистки и ко мне со всех ног бежал городовой с погончиками старшего унтер-офицера и гомбочками среднего разряда, а с другой стороны бежали два вооружённых палками дворника с бляхами на груди. По должности они были помощниками околоточных надзирателей и отвечали за соблюдение порядка на обслуживаемой ими территории.
Городовой ловко связал удерживаемого мною революционера, а я перевязал раненного в ногу налётчика. Третьему помощь уже была не нужна. Все трое были вооружены револьверами и могли совершить вооружённое нападение без всяких театральных эффектов: подойти вплотную и выстрелить. Револьвер гильзы не выбрасывает и вряд ли кто-то бы нашёл убийцу. Это уже потом начнётся эпоха киллеров, профессионалов и любителей, работающих убийцами за деньги.
Похоже, что в городе действует хорошо вооружённая боевая дружина революционеров. Вот вам и снижение революционной активности после событий 1905 года.
Кровавое воскресенье показало, что с властью невозможно договориться и что «добьёмся мы освобождения своею собственной рукой». Идея построения общества счастья сильнее других идей и молодёжь готова идти на жертвы, чтобы их дети жили в таком обществе.
Все знают, что город Солнца – это утопия, красивая сказка, которая разбивается при соприкосновении с реальной жизнью. Это как с женщиной. Она красивая, воздушная, умная, ангел и всё такое прочее. Пусть не женщина. Пусть это будет мужчина. Он такой весь сильный, накачанный, умный, велеречивый, гениальный и всё такое прочее. Но у того и у другого есть естественные потребности, связанные с завершением цикла пищеварения. А разве о них кто-то думает? Никто.
Я, возможно, циник, но то, что есть, это никуда не выкинешь. Пожалуй, более точно по этому поводу выразились давным-давно наши братья-малороссы:
– Та хто там ссыть як корова?
– Та я мамо.
– Ну, писяй, писяй, донюшка.
Наконец к месту стрельбы прибыли околоточный надзиратель, считай, как полицейский подпрапорщик, участковый пристав, коллежский секретарь, мой старый знакомый помощник пристава губернский секретарь полиции Иванов-третий.
– Олег Васильевич, – сказал он, раскрывая руки для объятий, – да вы же как магнит притягиваете этих революционеров. Вы для них как мёдом намазанный.
Знал бы Иванов-третий, что у меня был год кандидатского стажа и я четыре года как полноправный член Коммунистической партии Советского союза, вышедшей из союза за освобождение рабочего класса, свергнувшей царизм, победившей в гражданской войне, уничтожившей во время массовых репрессий миллионы граждан России и во время Великой войны, забросавшей трупами и залившей кровью всю Европу. Он не знает, что руководство коммунистической партии обещало к 1980 году построить общество Счастья, коммунизм, и что это всё пошло прахом, потому что людям надоело верить в мечты старцев и им захотелось реальной жизни, не хуже, чем во всём мире. Вот этот магнит и притягивал ко мне всех социал-демократов.
– Поздравляю вас с медалью, – продолжал Иванов-третий. – Господа, разрешите вам представить моего спасителя и героя сегодняшнего дня. Туманов Олег Васильевич, почётный гражданин, поэт, учёный и будущий офицер нашей славной армии. Сегодня получил георгиевскую медаль за храбрость. Пожелаем ему получить вторую медаль за сегодняшний подвиг.
Все полицейские чины так же представились и пожали мне руку, поздравив с наградой. Околоточный надзиратель руководил отправкой задержанных, а офицеры и я на извозчике поехали в полицейское управление.
Марфа Никаноровна начала волноваться от того, что я привлекаю к себе агрессивных людей, представляющих опасность. Если не расправиться с мстителями, то эта месть превратится в испанскую вендетту и будет продолжаться веками.
Глава 21
В полицейском управлении меня допросили как потерпевшего. Пришедший полицмейстер посетовал, что я не хочу стать полицейским офицером, так как у меня бесспорно талант к полицейской работе.
Я понимал, что полицейская работа нужная и почётная. Но это в обществе, где честь, справедливость и законность в почёте. А когда в обществе честь, совесть и законы направлены против народа, то и полиция становится антинародной и полностью враждебной народу, а это самый главный признак глубокого гниения власти и предвестник революции, первой жертвой которой станет именно полиция, терроризирующая народ. Начальство стразу открестится от неё.
– Это всё они, – будут кричать они, – это они не любят народ.
А полицейские, зверствующие с безоружным народом, не понимают, что именно они будут отвечать за исполнение преступных приказов. И все полицейские, которые ходят вокруг в полицейском участке, это уже приговорённые то ли к смерти, то ли к каторге ГУЛАГА приближающейся революцией. Они пока не знают, что будет через десять лет, а я знаю, и знаю, что все эти протоколы и медали отрезают мне путь в число строителей нового общества. Даже моё офицерское будущее будет являться основанием для расстрела. Вместе с офицерами и полицейскими первые революционеры будут расстреляны и похоронены в массовых могилах на расстрельных полигонах.
Часам к семи после полудня, предварительно почистив костюм в полицейском участке, я добрался домой. Марфа Никаноровна и Иннокентий Петрович с тревогой ожидали меня.
Марфа Никаноровна очень умная женщина и не бросилась ко мне на шею, соблюдая внешние приличия, хотя все и так догадывались о наших близких отношениях.
– Мы уже наслышаны, – сказал Иннокентий Петрович. – Убитого и раненного доставили к нам. С раненным ничего страшного, будет бегать, а второго наповал. Он даже испугаться не успел. Ничего не чувствуете?
