Обреченное начало - Жапризо Себастьян (книги онлайн полностью TXT, FB2) 📗
Оба они молчали не в силах произнести ни слова. Дени тоже не узнавал сестру Клотильду, и, проникаясь его удивлением, словно глядя на себя его глазами, она осознала, как выглядит, и какие у нее короткие волосы. Она испугалась, инстинктивно отступила, натолкнулась на стену, правой рукой прикрывая голову, и в ужасе взмолилась:
— Не смотри на меня.
Она на мгновение спрятала лицо в ладони и замолчала — Дени не знал, подойти к ней или убежать. У нее были светлые, легкие, вьющиеся волосы и очень длинные ноги, и потому в бесформенной рубахе она казалась тоньше, моложе, и выглядела хрупкой, как подросток.
Когда она подняла глаза, Дени так и стоял, словно остолбенев. Она посмотрела на него, опустила руки и с серьезным выражением лица решительно кивнула, как солдатик. Потом протянула руку и сказала:
— Иди сюда, перестань на меня так смотреть.
Она ввела его в комнату — не в ту, где накануне они сидели с Мадлен. Стены здесь были белые, из украшений — только круглое зеркало, разбитое на сотни осколков, скрепленных деревянной золоченой рамой. Темная, хорошо натертая мебель. Монашеское платье и накидка брошены на ручку одного из кресел. Уже не думая о том, как она выглядит, сестра Клотильда убрала одежду, чтобы Дени смог сесть.
— Ты сама все устроила? — сказал Дени.
— Все? Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты навела порядок? Это ты все убрала?
— Да. Конечно я.
— А ты что подумала? — сказал он.
— Ничего. Уверяю тебя. Совсем ничего.
Он продолжал стоять, вытянув руки по швам.
— Сядь, прошу тебя. Не смотри на меня так. Я никогда не замечала, какой ты высокий. Ты такой… — Подыскивая слово, она снова подняла руку, стараясь прикрыть волосы. — Ты такой живой, просто невероятно.
Она попыталась улыбнуться, отвела глаза, потом внезапно отстранилась.
— Сядь. Не двигайся. Я нашла в кухне печенье и…
— Я не голоден, — сказал Дени.
— Тогда какао. Я сварю тебе какао.
— Нет, побудь со мной, не уходи.
И внезапно она оказалась в его объятиях — теплая и нежная, она прижалась к нему, он целовал ее, как накануне, горячими губами, а она шептала, уткнувшись ему в рот:
— Дорогой мой, дорогой мой, Дени, скажи мне, что ты меня любишь, о, скажи мне это еще раз, все так странно, не могу объяснить тебе…
Она думала: все это так вульгарно. Но нет, это не может быть вульгарно, когда это происходит с ними. Она чувствовала, как сильно бьется сердце, или это было сердце Дени, она уже не могла различить. Ей хотелось бы знать, какие в этом случае принято делать жесты, какие слова принято говорить, — наверняка существуют особые жесты и особые слова, о которых другим известно. Тогда все было бы понятнее. А разве здесь что-то непонятно или вульгарно? Желание, возникшее этой бессонной ночью, улетучилось. Ей было страшно, слишком страшно, чтобы испытывать хоть малейшее желание, и когда ее взгляд, брошенный через плечо Дени, задержался на кровати, безобразной, железной кровати со спинкой из металлических прутьев, она поняла, что ей страшно, — страшно не принадлежать ему, а сделать эти пять или шесть ужасающих шагов, которые им придется преодолеть, страшно, что их неведение может оказаться постыдным или отвратительным и унизит их любовь.
Наверное, у мальчиков знания о таких вещах — в крови, потому что Дени внешне выглядел куда увереннее ее, или более смелым, или попросту более сообразительным. Взяв ее за руку, он произнес шутливо:
— А ну, покажи мне, как ты все тут устроила!
Она показала ему кухню, ванную, вторую неубранную комнату. По пути он схватил печенье, выпил два глотка воды из-под крана, снял пиджак и накинул ей на плечи. Он не выпускал ее руки, и ей было тепло и спокойно.
Когда они вернулись в комнату, Дени рухнул в кресло. Она встала сзади, обняла его, прижалась лицом к его лицу, и пиджак с ее плеч упал на пол. Несколько минут они не двигались, а потом она сказала очень тихо, только чтобы он мог расслышать:
— Я, сама того не желая, против своей воли сто раз представляла себе это, понимаешь… Так все просто… Но я не знаю, не знаю…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})У нее был такой жалобный голос…
— Хочешь, чтобы я ушел? — сказал Дени.
— О нет! Только не это!
— Пойдем, погуляем тогда. Пойдем, куда угодно. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Она по-прежнему склонялась над ним, прижавшись лицом к его лицу, целуя его в щеку.
— Мне хорошо. Я люблю тебя. Поговори со мной.
— Куда уехала твоя подруга?
— В Ланс.
— А кто разбил зеркало?
Она подняла голову. Посмотрела. Засмеялась.
— Это я, только что, шваброй. Со вчерашнего вечера я сама не своя, ничего не замечаю.
— Очень красиво, — сказал Дени.
Она направилась к зеркалу, подошла к кровати (в общем-то, всего пять или шесть шагов — она преодолела их, даже не заметив) и увидела десятки своих отражений в осколках. Она согласилась слегка дрожащим голосом, что это и на самом деле красиво. Возле ее лица показалось много лиц Дени, затем много рук Дени, которые медленно, осторожно приближались к ее коротко стриженым волосам.
Они молча лежали рядом, она — с закрытыми глазами. Дени целовал ее шею, плечи.
— Открой глаза.
Она открыла. Они смотрели друг на друга, близко-близко, потом ей стало неловко, и она закрыла глаза. Он поцеловал ее веки, по два раза каждое.
— Ты жалеешь? — спросил он. — Скажи, что нет.
Она распахнула огромные, светлые, бездонные глаза.
— Нет, не жалею. Так хорошо быть с тобой. Так приятно. Знаешь что? Ничего приятнее со мной в жизни не случалось.
Он обнял ее, смеясь, заставил перекатиться на него. Она тоже смеялась, говорила:
— Мне больно!
— Вот видишь. Это не так приятно, если я делаю тебе больно. — Он замер. — Совсем недавно тебе было больно.
— Даже если больно, мне все равно было приятно. А потом, у тебя такие нежные руки. И ты весь… такой нежный. Знаешь что? Нет, это ужасно, что я скажу. Нет.
— Ну скажи.
— Тогда отвернись.
Он послушно приподнялся, сел на кровати, она тоже приподнялась, скользнула ему за спину, прижалась лицом к его голой спине. Она молчала. Она целовала его.
— Ну?
— Нет. Не могу.
— Ну скажи! Что ты хотела сказать?
— Твоя улыбка. Твои руки. Вот.
— Что «вот»?
— Я не смогу больше смотреть на них и не думать об этом. Никогда больше не смогу.
Он обернулся, прижал ее к себе. Он подумал внезапно — неизвестно, с какой стати — о своей комнате, о чучеле ящерицы, о ракушках в коробке из-под сигар. Он не хотел об этом думать. Что-то перевернулось у него в сердце. Она сразу же почувствовала, что с ним что-то произошло.
— Ты рассердился? Ты злишься из-за того, что я сказала? Наверняка злишься из-за этого. Больше не любишь меня!
— Конечно же, люблю. Люблю тебя больше всего на свете, и даже еще больше. Люблю тебя.
— Не двигайся. Оставайся рядом.
Он лежал, прижавшись лбом к ее обнаженным грудям, видел ее длинные белые ноги рядом со своими, ее плоский живот, ее смятую рубашку, брошенную на постели.
— Сегодня вечером без тебя, — сказал он, — я не смогу представить себе, что это было. Мне кажется, это не ты, а другая. Я хочу сказать, ты совсем не похожа на…
Она закрыла ему рот рукой.
— Не говори это.
Она притянула его лицо, поцеловала, не закрывая глаз.
— Я хочу вернуться домой, — сказал он. — Не знаю, что со мной. Это пройдет. Но мне нужно вернуться.
Она кивнула, встревоженная, но удержала его, когда он хотел отстраниться.
— Скажи, ты придешь?
— Когда?
— В четверг?
Он обещал. Она вдруг встревожилась еще больше:
— Тебе не захочется увидеть меня раньше?
— Ты же сама сказала — в четверг. Я бы хотел прийти завтра, послезавтра, когда скажешь.
— Тогда завтра в пансионе.
— Знаешь, я могу прийти сюда.
— Я не смогу. Не смогу найти повод. Сегодня я как бы встречаюсь с Мадлен. Я сказала, что она уезжает только сегодня вечером.