Танец на лезвии бритвы - Шамин Андрей (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Давно намотал — тут, понимаешь, сидю после работы. Дремаю, значит — то есть отдыхаю. Кепарик на нос надвинул, что б свет не мешал. Слышу, дверь приоткрылась. Я глазы открыл — стоит пёс, клыки ощерил, говорит — Ну, долго ещё сидеть будешь? Запирать надо. Ну, думаю, дошёл — уже собаков говорящих вижу. Голову поднял, а это сторож. Так что…
— Так что, чао!
Глава 4. Пропавшее интервью
В электричке я сразу заметил знакомую фигуру. А.А. ответил на приветствие, а я включил диктофон — всегда надо попытаться обмануть провидение.
— Добрый вечер.
— Добрый.
Агасфер молчал. Я тоже. Колёсики выстукивали "Rock over Bethoven". Просвистела встречная. Пауза явно затягивалась.
— Давайте о банальном. О счастье, например. Вот что такое счастье?
— Счастье? Отсутствие страдания.
— И всё?
— Да.
— Люди несовершенны…
— Понять своё несовершенство — уже первый шаг к совершенству.
— Будда тоже об этом говорил.
— Будда? Рака. [38]
— Дурак?
— Нет. Пустоголовый.
— А как же боевые искусства?
— Они основаны на вере и знании себя. Но не на пустоте, так ревностно проповеданной господином Гаутамой. Смею предположить, Будда просто ничто — до шага в ничто он ещё существовал, а там — ничто. А с ничто что взять?
— Так буддистов полон восток.
— И не только. Что ж — если учитель был пустоголовый, то чего ожидать от последователей… Может господин Дарвин вовсе не ошибался — обезьяна может только подражать, пародировать. К сожалению, и христианство эта беда не миновала.
Крыть было нечем, и я задал вопрос от балды.
— Ну, как вам в наше время?
— Мало что изменилось…
— Но всё-таки изменилось?
— Мусора стало больше, бесноватых.
— А как же свобода нравов?
— Всё по старому.
— А люди?
— Не изменились.
— Разве?
Агасфер задумался.
— Привитое дерево отторгает неблизкие себе по природе черенки, и человек также отторгает всё чуждое ему, но что близко по духу то прививается.
— Всё, как попы говорят, от бога. Вы много пожили, совсем другой уровень знания…
— Знаю только, что проживи я ещё сто лет или двести, да хотя бы и тысячу, я так и буду гостем на этом уютном зелёном шарике.
— Не такой он и уютный. Учений, как собак нерезанных. А разборок между ними!
— Бог открывается всем по-разному — следовательно, сколько ни есть на земле понятий, все они часть Бога. Все качества присущие людям присущи Богу, но не все качества Бога присущи людям.
— Бога никто не видел.
— Или некто?
— Ну, скажем так — многие не видели.
— Бог не виноват в том, что они от жизни воспринимают лишь то, что в состоянии воспринять. Гордыня — считать свой угол зрения самым широким.
Объявили Иманту.
— Мне выходить скоро. Давайте, про религии в другой раз.
— Спасибо вам, Александер.
Старик достал платок в крупную клетку и промокнул повлажневшие глаза. Не люблю сантиментов, тем более было из-за чего.
— Не за что. Это моя работа. Счастливо. Спасибо за беседу.
Я придержал ногой дверь и метнулся в тамбур. Не знаю почему, но в душе расцветали незабудки и пели соловьи.
— Клёвый старикан, — сказал я отражению. Двойник с шипением исчез в нише, а я скатился на перрон.
Дома я на всякий случай переписал разговор на бумагу. И как чувствовал: хотел послушать кассету на сон грядущий и на тебе — вместо голоса Агасфера шипение и в конце грохот, и звук приземления, смешанный с отборной руганью. Надо же. Я и не знал.
Глава 5. "Черная месса"
Домишко, если так можно было назвать пятиэтажную, старой постройки махину, стоял на отшибе. Я осмотрел в бинокль подступы — вроде мы первые. Как можно бесшумнее мы прошли в заброшенное здание.
— Классно! — не удержался Вася.
Ещё бы — высокие потолки, местами лепнина. Лестницы с перилами чугунного литья. Мраморные, истёртые ступени.
— Слушай, ни хуя не понимаю — людей из хат выбрасывают за долги, а тут такой домище пустует…
— Ты думаешь, я понимаю? Лучше молчи. Не забудь — может тут кто-то уже есть!
— Понял. — Васин голос упал до шёпота.
Не помню, сколько времени мы потеряли на поиски искомой комнаты, но всё-таки нашли. Одна стена была добротно покрашена белой эмульсионкой, с остальных трёх щерились разнообразные твари — плоды воспалённого воображения. На полу аккуратно выведена пентаграмма, заключённая в круг и ещё какие то символы и буквы.
— Паскудное место! — напарник почесался — Окон нет, а свет есть.
Тут и я обратил внимание на отсутствие окон. Вернее они были, но наглухо затянуты чёрным крепом. Тогда откуда свет? Чудо? В наше время чудес не бывает — чудо это пока не понятое явление, значит…
Я внимательно осмотрел потолок и увидел, что он заклеен лавсановой плёнкой. Понятненько — видимо на чердаке есть люки. Свет через них падает вниз, на плёнку и в комнату. Хорошо продумано.
— Саня, глянь сюды. — Васька так и танцевал от нетерпения.
— Ну, что?
— Дверь. Может, посмотрим что тама?
— Ничего не трогай! — прошипел я, но было поздно. Спец по взлому ухватился за ручку и… раздался истошный вопль. У меня внутри всё обмерло. У Васи отвисла челюсть.
— Чо стоишь идиот, рвём, пока не спалились! — я дёрнул его за рукав, но двинулся он лишь после хорошей затрещины. Мы выскочили на лестничную клетку и посыпались вниз. Оказавшись у входа, я остановился, и второй фашкой остановил партнёра. Выждав ещё пару минут я начал медленно подниматься. На втором этаже что-то заставило меня осторожно глянуть в окно.
— А, чёрт!
— Что?
Вместо ответа я показал — следуй за мной. Мы дали б фору любым индейцам на тропе войны — как птицы взлетели на пятый и перевели дух.
— Что — они?
— Угадал, — я устало прислонился к стене.
— Что делаем?
— Ты как попугай — что, что, что! Ховаться надо и чем быстрее, тем полезнее для твоего и моего здоровья.
— А куда?
— На небо, идиот!
— А почему бы и нет?
— Тоже мне, Икар нашёлся.
— Ты не понял — я чердак имел в виду.
— Идея хорошая — только лестницы нет, хотя… — я оценивающе окинул его взглядом — Сможешь?
— Жить захочешь — не так раскорячишься.
Вася стал мне на плечи. Вцепился за края люка и рывком, опечатав мне лоб подошвой, влез на чердак. Мне показалось, что он отсутствовал целую вечность. Скажу честно — поползли гнилые мыслишки. И тут сверху упала петля.
— Давай.
— Ты что думаешь — я ниндзя?
И тут я услышал далёкие голоса. Видимо страх придал силы. Я вставил ногу в петлю и, ухватившись руками, выпрямился. Поспешил — меня качнуло. Я глянул вниз и мне стало дурно — то площадка, то проём. Сверху доносились приглушенный мат и пыхтение. Понемногу отпускало. Я посмотрел вверх — вот и люк. Жёсткая рука ухватила меня за шиворот. Я дёргался как паяц, и когда голоса раздавались уже на третьем, тело и я были на чердаке.
Ступая по балкам, мы прошли к золотым колоннам в одном из углов и, аккуратно улеглись рядом с ними. Лежать было довольно неудобно, но дело того стоило. И хорошо, что мы пошли пораньше — если бы как задумывали, то, как пить дать, нарвались, — подумал я. Голоса раздавались уже в комнате.
— Смотри, как кидался — дверь оттянул!
— Тебя не покорми и ты озвереешь!
— У, тварь!
Истошное мяуканье.
— Череп, ты хавку взял?
— Ага! На, жри.
Дверь закрылась. Голоса разбрелись по дому. С каждым часом их прибывало. Когда стемнело всё и началось. Я осторожно включил диктофон, и лишний раз порадовался японскому качеству, наш советский громыхал бы как паровоз.
Судя по всему это была проповедь.
— Лучше гореть в Аду, чем идти у Господа на поводу! — бодро начал оратор. — Но я не хочу, и не буду гореть. Я хочу властвовать! Ничто ни в этом мире, ни в том не сравнимо с властью — она всё!
