Корабль дураков - Портер Кэтрин Энн (книги регистрация онлайн TXT) 📗
— Такие вот мелкие ранения головы — штука очень коварная, — сказал доктор Шуман. — Вы думаете, почему я вам ввел сыворотку против столбняка? Так что уж разрешите мне довести лечение до конца.
— Пастору эту надо было засадить в каталажку до конца жизни, — сказал Дэнни, — а сперва еще отдубасить за милую душу.
Доктор Шуман, глубоко оскорбленный неискоренимой грубостью этой хамской натуры, холодно возразил:
— Пастора ни при чем. Это была миссис Тредуэл, скромная и кроткая дама, которую вы каким-то образом умудрились вывести из себя.
Ошеломленный Дэнни только протяжно свистнул, не сразу он вновь обрел дар речи:
— Ч-черт побери! Неужто она? Откуда вы знаете?
— Мне сказал один юноша, стюард.
— Который? — допытывался Дэнни, он даже сел на постели.
— Этого я вам сказать не могу. Случай этот уже в прошлом, и вам следует вписать его в актив своего жизненного опыта. До свидания, до завтра.
Он закрыл свой черный саквояж и вышел, ощущая приятную смесь злорадства и высокого нравственного удовлетворения: в кои-то веки справедливость восторжествовала, и хоть избрала она для этого самый окольный и, несомненно, отнюдь не похвальный путь, но доктор Шуман от души радовался ее торжеству.
Корабль проходил мимо острова Уайт, и Дженни как зачарованная смотрела на сказочный замок, что поднялся среди кудрявых рощ на изумрудно-зеленом лугу; ровный ковер подстриженной травы спускался к самой воде. До берега было рукой подать, и Дженни показалось, что ее вновь обманывает обоняние, ей нередко чудились в воздухе престранные дуновения. Вот и сейчас будто потянуло свежескошенной травой и теплым запахом пасущихся коров.
— Да-да, это правда! — почти весело подтвердила Эльза. — Я мимо этого острова плыву уже в четвертый раз, и тут всегда так славно пахнет! Когда я была маленькая, я думала — наверно, так будет в раю.
Пассажиры становились все беспокойнее, и в то же время на них напала какая-то вялость; ежедневные игры и развлечения прекратились, некоторые фильмы показывали уже второй раз, и почти все, не зная, куда себя девать, слонялись по палубе, сидели в шезлонгах или по каютам, принимались укладывать и перекладывать багаж, который был под рукой, и тревожиться о вещах, погруженных в трюм. «Вера» уже миновала шлюз и вошла в узкое устье реки Везер, а Лиззи, узнав, что Рибер снова занял свое место за капитанским столом, все еще отказывалась вернуться в кают-компанию. Угнетало ее и воспоминание о том, как миссис Тредуэл вышла из каюты, словно на очередную прогулку по палубе, и так и ушла, не простясь, хоть бы сказала самое обычное «Gruss Gott», это ведь не стоит труда. Когда же Лиззи сидела на палубе в шезлонге (она велела переставить его подальше от Риберова) и Рибер семенил мимо, она закрывала глаза и притворялась спящей… ну и свинья же он все-таки, да еще эта огромная нашлепка из марли и пластыря на лысине… до чего отвратительна жизнь!
Капитан Тиле, Рибер, фрау Ритгерсдорф, профессор Гуттен с женой, фрау Шмитт и доктор Шуман за столом почти не нарушали молчания, все чувствовали: заговори они на любую тему, которая занимала бы всех, это кончится какой-нибудь неловкостью или вульгарной сплетней. И никого из них больше не интересовало, что скажут остальные; каждый замкнулся в себе, поглощен был своими заботами, только одно у них оставалось общее — всем хотелось поскорей покончить с этим плаваньем, сойти с корабля и вернуться к своей подлинной, отдельной жизни. А все же, когда они в последний раз сошлись к ужину, они выпили за здоровье друг друга, обменялись дружелюбными взглядами, и профессор Гуттен с чувством произнес:
— Наконец-то мы уже почти дома, и как-никак все мы — истинные немцы. Так возблагодарим же Господа Бога за его милости.
И вот наконец перед ними еще один портовый город, по берегу теснятся верфи и склады, спускаются к самой воде — замусоренная всяческими плавучими отбросами, она омывает праздно стоящие в ряд безлюдные корабли — привычное зрелище, так же тянутся они рядами во всех гаванях мира и ждут, чтобы хоть как-нибудь кончилась забастовка. И опять весело вертится чуть не под носом и мешает идти какое-то суденышко, люди в нем размахивают платками и шарфами и выкрикивают приветствия.
Бремерхафен! Вот старушка «Вера» и прибыла благополучно в гавань и присоединилась к таким же помятым, ржавым, усталым ветеранам, что кружными путями сходятся со всех морей и океанов, изрубцованные шрамами и отметинами после долгих трудных странствий с неопрятными грузами и второсортными пассажирами, которые ведут беспокойную второсортную жизнь и странствуют отнюдь не для собственного удовольствия. И однако, входя в гавань, каждый корабль салютует ей и всем, кто в ней есть, приспуская и вновь поднимая флаг, у каждого на палубе весело играет маленький оркестр, матросы и начальство на посту, все свеженькие, чистенькие, вышколенные, в полном порядке и готовности. Пассажиры «Веры» растянулись цепочкой вдоль борта, но не слишком близко к сходням, чтобы не получилось беспорядка и давки. Как-никак все они — немцы, все заодно, только трое американцев остались поодаль, немного на отшибе. Опять, как в начале пути, с ними почти не встречались глазами, словно не узнавали, не говорили им больше ни слова. Опять на них смотрели как на чужаков, хотя и не так подозрительно и враждебно, как вначале. Просто это было блаженное равнодушие ко всему, кроме счастливой минуты, когда возвращаешься к обычной жизни. Все вскинули головы, всматриваясь в город, в его кровли, все глаза увлажнились, взгляды смягчились от избытка чувств… сильно бились сердца, все внутри дрожало от призрачной радости; непостижимый восторг охватил их, будто они приближались к сияющему алтарю: ведь они готовились вновь ступить на священную землю фатерланда.
День был хмурый, холодный, падал редкий снег. Каждая семья сошлась теснее, особо от остальных; высокий золотоволосый Иоганн стоял подле умирающего дяди, а тот поник в кресле на колесах и лишь изредка открывал глаза и поглядывал по сторонам; маленький Ганс Баумгартнер в своем оранжевом кожаном костюмчике теперь уже не обливался потом, а дрожал от холода; Эльза в белом шерстяном пальто, в белом берете, натянутом на уши так, что не видно было волос, прижимала к себе дорожную сумочку и терпеливо повторяла «Да, мама» или «Нет, мама» на каждый вопрос, который задавала ей мать, иногда по два раза кряду.
