Снежный великан - Креллер Сьюзан (книги бесплатно .txt, .fb2) 📗

Силы небесные, нет!

Когда он в одних носках вышел на террасу, его ступни завопили и грудь заныла. Холод был просто чудовищный: целое скопище остро наточенных ножей, брошенных в него умелой рукой, накрывшие волны полярного моря, ледяные руки, которые скользили по бокам, словно хотели снять мерки.

Адриан ускорил шаг, чтобы поскорее прошмыгнуть на соседскую кухню; он решительно ступал по глубоким следам, ведущим туда и обратно, — среди них не было только следов Стеллы; он пересек террасу и оказался перед хорошо знакомой дверью — нажать на ручку и открыть.

Он так часто делал это.

Почти всю свою сознательную жизнь.

Нажать на ручку, открыть дверь.

И он не сразу понял, почему дверь не поддалась: возможно, она примерзла, или даже перекосилась, или ее заклинило. Впервые он понял все после того, как несколько раз надавил на нее, — и пальцы ног, пальцы рук, сердце завопили. Все было очевидно, прозрачно как лед, и не стоило горячиться, чтобы понять истину, оказавшуюся такой ясной, что она чуть не сбила его с ног. Стелла Мараун.

Она заперла кухонную дверь.

Их дома, сиамские близнецы, теперь разъединены.

Адриан мог бы постучать в дверь или позвать кого-нибудь, вот только он не хотел беспокоить миссис, которая, наверное, уже давно спала; черт побери — ночь была настоящей холодильной камерой. В доме было темно, и кухня показалась Адриану незнакомой — так бывает всегда, если заглядывать в комнаты через оконное стекло.

Что он мог сделать, если не хотел поднимать шум? Ничего, только молча ждать. Да, теперь он знал: нужно ждать до тех пор, пока Стелла не выйдет на кухню. Адриан побрел к качелям, с которых на зиму убрали мягкие подушки, и сел на голые скрипучие доски. «Кай, — устало подумал он, — Герда, Снежная королева — куда вы подевались?» Заблудившаяся в метели Герда вытерпела холод, а ведь она, как и Адриан, была босой — значит, и он все выдержит: и мокрые носки, и мороз под ногами.

Но теперь ледяные ножи вонзались в него со всех сторон — его тело сжалось, все заныло: пальцы на ногах, пальцы на руках, щеки. И все же Адриан сидел и ждал — только не сдаваться (три вдоха, а потом еще тысяча). Дышать так тяжело, дышать так холодно — но нужно терпеть и дрожать, дрожать всем телом, посинев от холода снаружи и внутри. А еще зажечь спичечку, одну-единственную маленькую спичечку — и тогда все закончится.

Адриан помнил, как это было: миссис читала им сказку о девочке со спичками, которая ежилась у входной двери и замерзала, замерзала, замерзала. Эта история приводила детей в отчаяние, им снились кошмары, особенно Стелле.

При мысли о безжизненном тельце малютки Адриана пронзило холодное, невыносимое чувство жалости, но потом оно ушло. И он подумал, что все-таки надо попробовать подняться на ноги: вста-а-а-ать — ничего не вышло, вста-а-а-ать — опять не получилось.

Пытаться еще раз было бессмысленно, промокшие ноги не слушались Адриана. Интересно, доводилось ли этому Tallest Man переживать нечто подобное, сидел ли он, огромный, с осипшим голосом, на качелях не в состоянии встать? В трясущейся от холода голове Адриана зазвучали строки из песни: «Well he'll walk in the city forever, — пел самый высокий человек на земле, — oh, walk in a time to be gone / We// there's no real goodbye if you mean it / So hey, guess I`m forever alone»[7].

По крайней мере, в одном Адриан был уверен: пока мерзнешь — не растешь.

И почему он раньше не додумался до этого? Адриан дрожал, и горел от холода, и стучал зубами, и все еще не мог встать — но жить, жить он хотел. Только бы больше не расти, не быть самим собой — лишь дрожать от холода, и мерзнуть, и ждать. Да-да, ждать Стеллу, Стеллу Мараун, чтобы наконец поговорить с ней в эту тихую ночь, бесконечную и отнюдь не святую.

Смертельно заболеть, подумал он; легкие Адриана ужасно ныли, разрываясь от холода — Адриан Тайс прощается с женщинами, — он все еще не мог встать — да и как бы он это сделал? Если за все эти годы он не добился даже того, чтобы Стелла Мараун обратила на него внимание. А ведь он постоянно был прямо перед ее глазами.

Его бросало то в жар, то в холод; он не мог плакать и все сидел — как раньше, когда не хотелось уходить от Стеллы и миссис (какими же теплыми были те времена и как же сильно они пахли какао!).

Его зубы все еще выбивали дробь, но уже медленнее, тело дрожало, но не так сильно. Однако он не чувствовал разницы — только теплое дыхание и запах леденцов от кашля (когда-то оно было так близко, что могло бы согреть); и где-то на подсознании Адриан понял: он должен встать, сейчас — потом будет слишком поздно, потом все замерзнет. Ослабев, он так и не сдвинулся с места, а тишина, царившая вокруг, стала еще тише и будто отдалилась. Как долго он сидел на качелях часы, минуты, как…

Здесь кто-то был.

Адриан почувствовал что-то тяжелое на своих плечах: кто-то накинул на них одеяло — и вдруг стало светлее. Адриан увидел снег, сверкавший словно тысячи маленьких бритвенных лезвий, он чувствовал их по всей коже, не спасало даже одеяло. (Вставай, вставай!) Наконец-то ему удалось подняться — кто-то настойчиво шептал ему прямо в ухо «Вставай!» и «Пожалуйста!» и, обхватив его за плечи словно ребенка, осторожно тянул вверх вместе с одеялом.

Этот человек.

Он поддерживал его и шепотом заставлял шагать по снегу в покрывшихся льдом носках — сначала один скрипучий шаг, потом еще один (как же ужасно болят пальцы на ногах, но дальше, надо идти еще дальше, мы справимся!). Внезапно Адриан начал падать, но так и не упал: кто-то крепко держал его двумя руками, а потом без слов осторожно втолкнул в размытую перед глазами кухню и сразу же вслед за этим в гостиную. Он помог Адриану лечь на диван и закутал его во все одеяла, имевшиеся в доме, — их было бесчисленное множество. И Адриан невольно подумал о дурацких картинках на упаковках продуктов: десять кружочков ветчины на одном-единственном ломтике ржаного хлеба.

Много, много одеял.

Хотя в этом не было ничего удивительного. Отец Адриана всегда во всем перебарщивал.

ГЛАВА 15

Адриан лежал на диване под тяжелыми шерстяными одеялами, но все равно мерз; кроме холода, он ничего больше не чувствовал — «Битва титанов. Метр девяносто против рождественского мороза». Он слышал и видел все, что происходило вокруг, но это никак не относилось к его миру: молчаливый отец, тщетно пытавшийся растереть ему руки, мать, которая откуда-то появилась в гостиной и сразу же начала плакать, постоянно восклицая «Нет!» и «Что случилось?» — и снова отец, впервые в жизни рявкнувший на нее:

— Прекрати! Завари чай и насыпь в него побольше сахара, парню нужен сладкий горячий чай, а пока вода закипает, позвони доктору — и все, больше ничего не нужно! Прежде всего сейчас не надо задавать ему никаких вопросов, понятно?

Как в тумане Адриан увидел, что мать сразу перестала плакать, а отец принялся молча растирать ему ступни, которые все еще пылали, словно в них вонзались сотни острых лезвий; Адриану показалось, будто вся кровь в нем замерзла, и в какой-то момент он отключился.

Он снова пришел в себя, когда отец слегка потряс его за плечо, чтобы напоить из ложечки приторно-сладким чаем. Горячий напиток разъедал холодное тело Адриана, но никак не мог согреть его — он по-прежнему мерз под грудой теплых одеял и чувствовал огромную усталость.

Позднее, когда он снова закрыл глаза, он услышал голос врача, измерившего ему давление и пульс: «Ванну позже, сейчас ни в коем случае!», «Ноги не растирать!», «Наблюдать!». Медленно, очень медленно становилось теплее — и он снова заснул, и снова проснулся, и…

— Который час? Уже утро?

Потом он услышал, как отец сказал:

— Пойдем. Крепче держись за меня! Я помогу тебе.

Адриан позволил ему поднять себя и отвести в ванную комнату мимо потерявшей дар речи матери. А потом произошло самое неприятное, что он вообще мог себе представить, — он бы никогда этого не допустил, если бы не был таким слабым, никогда в жизни! Но он был просто не в силах сопротивляться. Изможденный, с затуманенным сознанием, он наблюдал за тем, как отец раздевал его: сначала стянул свитер, потом джинсы и наконец трусы — и вот Адриан остался в чем мать родила, абсолютно голый.