И солнце взойдет. Он - Оськина Варвара (книги бесплатно без .TXT, .FB2) 📗
– Сэр, пожалуйста, выслушайте меня. Вы неправильно поняли… Умаление прав на извинения одной из сторон для неё унизительно. Помните? Это ваши слова. Я всего лишь хотела…
Она резко оборвала себя, потому что Ланг стремительно наклонился, отчего его бледное лицо оказалось слишком близко, и процедил:
– До свидания, мисс Роше.
А в следующий миг он рванул створку, вынудив пошатнувшуюся Рене инстинктивно схватиться за край откоса, в один шаг очутился на лестнице и резко захлопнул за собой дверь. Причём сделал это с такой силой, что грохот разнёсся по всему коридору, зазвенев в стёклах перегородок и кабинетов.
Рене шарахнулась в сторону всего лишь на мгновение позже удара закрытой двери. Но этого, конечно, никто не заметил, как не обратил внимание на её безумный взгляд и выступившую на лбу испарину проходивший мимо персонал. А она сама не понимала, как сумела не заорать. Почему вообще устояла на ногах, а не рухнула на пол у чёртовой двери с воем и воплями. Больно было так, что перед глазами на несколько секунд всё пошло цветной рябью, и к горлу подкатила тошнота. Открыть глаза было страшно, но Рене всё равно медленно подняла левую руку и боязливо уставилась на ободранные пальцы, прежде чем инстинктивно прижала к груди пострадавшую кисть. На прижатых дверной створкой фалангах уже собиралась кровь, но Рене беспокоило вовсе не это. Осторожно, боясь сделать слишком резкое движение, она согнула и разогнула горевшие огнём пальцы, а затем перевела безумный от боли взгляд на равнодушную светло-серую дверь. Боже…
Руки хирурга – предмет его гордости. Незаменимый инструмент. Смысл жизни. Можно разбить окуляры, остаться с одной ногой или вовсе без них. Но нельзя оперировать без идеально послушных рук. И теперь Рене могла только надеяться, что к половине шестого утра её едва не перебитые пальцы будут способны удержать хотя бы пинцет. Господи, ну до чего же неудачная вышла случайность!
Глава 4
Остаток дня Рене провела, бегая по этажам и «наслаждаясь» прелестями учебной бюрократии. Она знакомилась с новыми коллегами, составляла в голове примерную карту местности и с тревогой ждала вечера, когда придётся вернуться домой и напрямую столкнуться с последствиями. Прижатые дверью пальцы болели. Да что там! Они пульсировали и ныли в такт сердцебиению всякий раз, стоило подняться несколько пролётов по лестнице или влететь в закрывавшийся лифт. А любая попытка ими пошевелить вызывала горькое желание разреветься.
Вернувшись в кабинет Лиллиан Энгтан после неудавшегося разговора, Рене до конца интервью старательно прятала руку в складках плаща. Она знала, что пачкает его кровью, но отчаянно не хотела вопросов или (не приведи господи!) очередного конфликта. На сегодня хватило для всех унижений, и снова подставлять доктора Ланга под гнев главного врача было бы слишком жестоко. Однако по тому, как неловко Рене подхватила протянутую толстую папку, стало понятно, что притворщица из неё вышла аховая. Но Энгтан промолчала, только нахмурилась сильнее и отпустила с миром покорять дороги бумажной волокиты.
Во время этих вынужденных скитаний между отделениями Рене выяснила, что общая хирургия располагалась на восемнадцатом этаже, под самой крышей огромного длинного корпуса, а операционные, согласно стандартному плану больниц, на полуподземных уровнях. Это поначалу заставило недоумённо моргнуть, потом медленно прикинуть, сколько минут займёт путь наверх или вниз, а затем Рене длинно выдохнула. Похоже, бегать придётся много. А уж о ночных дежурствах и говорить нечего.
Там же в отделении, на самом верхнем этаже, Рене несколько раз сталкивалась с доктором Дюссо, который шёл будто бы по пятам: в коридоры, в кабинеты, ординаторскую… до лифтов, к чёрной лестнице и даже в небольшую лабораторию, куда её попросили занести по пути чьи-то отчёты. Впрочем, это своеобразное преследование натолкнуло Рене на странные мысли. Чем дольше она смотрела на доктора Дюссо, тем больше лучший друг доктора Ланга выглядел, как… сам доктор Ланг.
Она с удивлением поняла это, когда наткнулась взглядом на такую же чёрную рубашку, тёмные брюки и даже небрежно закатанные рукава. Всё в нём – от походки до манеры жестикулировать в точности повторяло привычки главы хирургии, но только не производило и доли того впечатления, какое оставлял после себя доктор Ланг. Уж это она почувствовала собственной кожей, потому что каждый раз, стоило им пересечься, Дюссо провожал её тем самым перебродившим взглядом. Это вызывало желание поскорее сбежать, а шрам взрывался такой острой болью, что, кажется, покраснел.
Разумеется, Дюссо видел покалеченные пальцы. Наверное, это стало первым, куда упал его взгляд, но он ничего не сказал. Только взглянул на часы, улыбнулся одной из медсестёр, и на том инцидент оказался исчерпан. Однако в конце дня, когда лифты для посетителей были переполнены уходившими со смены врачами, а Рене, прижатая двумя могучими ортопедами, почти висела на задней стенке кабины, произошёл самый отвратительный разговор, предметом которого стала она сама.
Они зашли в лифт двумя этажами ниже – Ланг на своём сегвее, который, видимо, всё же забрал из кабинета, и Дюссо. Между ними и Рене пролегла внушительная прослойка из человеческих тел, отчего эти двое точно её не заметили. Однако резко выделявшаяся на фоне французского говора английская речь не дали пропустить ни единого слова.
Глава хирургии был очень высок. Однако теперь, благодаря высоте сегвея, его голова и вовсе маячила где-то под потолком подобно чёрному воздушному шарику. В другой раз это показалось бы Рене презабавным, но сейчас отчего-то было не до смеха. Видимо, уже немного отёкшие пальцы напрочь отбили малейшее чувство юмора. Два врача явно продолжали начатый ранее разговор, пока Рене нервно стискивала папки с документами и мечтала очутиться где-нибудь в Гренландии.
– Твоей целью сегодня было устрашение ради абсолютного послушания, или ты действительно настолько не хочешь видеть девчонку в операционной? – раздался голос Дюссо.
– Настолько, – коротко отозвался Ланг.
– Жаль, – протянул Дюссо, а затем раздался театрально длинный вздох. – Она довольно милая. Видел бы ты, как сладко краснела на похоронах…
– Бог миловал, – процедил доктор Ланг и демонстративно достал телефон, но его друг, кажется, намёка не уловил. – Мне хватило вчерашнего.
– А что было вчера? – недоумённо поинтересовался Дюссо, но когда ответа не последовало, вернулся к очень интересной для него теме. – Нет, серьёзно. Такой симпатичный маленький ангелочек.
– Ага… – буркнул Ланг, который откровенно не слушал.
– Как думаешь, за её крылышки будет удобно подержаться в позе сзади?
– Ммм…
– Опять же, шрам маячить перед глазами не будет. От него что угодно упадёт…
– Шрам? – Впервые за всё это время глава отделения проявил хоть какой-то интерес к разговору, чем мгновенно воспользовался Дюссо.
– Только не говори, что уже забыл, – воскликнул он, но немедленно перешёл на громкий шёпот. – У неё же всё лицо порезано. Чик-чик. Плохо зашили, видимо. Мда. Такое полночи в кошмарах сниться будет. А вообще, могла бы чем-нибудь там замазать… Хэй! Ты действительно не помнишь?
– Не заметил, – отозвался главный хирург, снова потеряв всякий интерес к разговору.
Двери открылись и впустили новую порцию людей, отчего толпа перед Рене уплотнилась, а голоса двух врачей стали ближе.
– Как это можно не заметить?
– Молча.
– Интересно, что же такого она должна сделать, чтобы ты обратил на неё внимание?
Ответом стал ленивый поворот головы и недовольно сдвинутые брови. Очевидно, что доктора Ланга уже порядком утомила беседа, а потому в кабине наконец-то повисла тишина. Но ненадолго, ведь стоять и ничего не говорить больше пары секунд Дюссо, похоже, попросту не умел.
