Лишний в его игре - Филипенко Алена (книги читать бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
— Ну типа, — отвечает Башня.
— А мне тачку расписать можете? Полтинник дам.
— А что за тачка? — оживляется Башня. Вот это удача! Мы бы и бесплатно расписали, а тут еще и деньги предлагают!
Парень ведет нас на общий балкон. С него указывает вниз, на стоящую там пятерку. Спрашиваем, как расписать, но парню все равно. Ему надо, чтобы ярко и чтобы издалека было видно. Задачу мы поняли. Радостно рвем к тачке, на ходу придумывая надписи и рисунки.
Месим, довольные, ничего вокруг не видим от восторга. Впервые мы что-то пишем, не оглядываясь в панике. Нам разрешили! Это наше первое легальное граффити!
Уже почти все разрисовали, и вдруг за спиной раздается отборный мат. Поворачиваемся. Перед нами громадный мужик, потрясая кулаками-булыжниками, ошарашенно смотрит на разукрашенную машину.
— Гондон с манной кашей! Моя тачка! — орет он. — Сучьи выблевки, вы что, вообще страх потеряли?!
Мы испуганно переглядываемся. Что? Это… его тачка?! Ноги соображают быстрее мозга, и вот мы уже даем деру. Мужик не отстает, несется за нами с матом и пыхтением.
Мы с Жуком одновременно резко тормозим — будто наткнулись на невидимую преграду. Нас дергает назад, и мы валимся на спину. Над нами нависает злой хозяин тачки — он нас поймал.
Я испуганно оправдываюсь, что мы ни при чем, мы думали, это не его тачка… Но мужик не желает слушать, грозно тянет к нам ручищи. Ну, думаю, сейчас врежет, и в ужасе зажмуриваюсь. Но он только хватает нас за одежду и рывком поднимает на ноги. Вызывает ментов, и нас с Жуком забирают в участок.
Меня отпускают первым: мама снова приходит с корзинкой. По дороге домой она ругается, но я думаю, что дальше этого не зайдет, и абсолютно спокоен. Киваю в такт упрекам: да, да, я больше не буду. Да, да, это в последний раз. За ужином мы уже говорим совсем о другом. Но когда я на следующий день возвращаюсь из школы, меня ждет крайне неприятный сюрприз.
По дороге домой приходит одна классная идея для нового граффити. Впереди меня идет какой-то дохлик, и вот я представляю сцену из будущего: дохлик заходит в вертикальный футуристичный ящик с одной стороны, а выходит из него с другой уже качком. Решаю быстро набросать эскиз, пока образ из головы не уплыл. В комнате роюсь среди тетрадей — там я обычно держу блокноты для эскизов и трафареты — и… ничего не обнаруживаю.
В недоумении я вытаскиваю все тетради, перебираю их. Ни блокнотов, ни трафаретов. Хм, может, я убрал их под диван, к краскам? Поднимаю диван — и застываю. Под ним пусто! Ни одного баллончика, а у меня их было несчетное количество!
Я резко опускаю диван, иду к шкафу — там храню кэпы, лаки для защиты краски и многое другое. Тоже пусто. В комнате не осталось ничего связанного с граффити.
— Мам! Мам! — Я пулей вылетаю из комнаты.
Мама сегодня репетиторствует на дому, сейчас у нее окно. Я застаю ее в гостиной за швейной машинкой. Она меняет мне на джинсах сломанную молнию.
— Мам, где все мои вещи? — грозно спрашиваю я.
— Какие вещи? — Она делает вид, что не понимает, и меня это бесит.
— Мой граффити-стафф! Куда ты все дела?
— Выбросила. — Она спокойно заправляет в машинку катушку с нитками.
— Выбросила?! — Задыхаюсь от гнева. — Что значит «выбросила»?!
— То и значит.
— Это мои вещи! Ты не имеешь права их выбрасывать!
Мама откладывает шитье. Смотрит на меня как на капризного пятилетку. Говорит медленно, спокойно, будто разжевывает:
— Ярослав. Когда мы переехали, я думала, ты забудешь свои пагубные привычки, наконец возьмешься за ум. Что у тебя появятся новые друзья, новые увлечения… которые не идут вразрез с законом. Но я ошиблась. Ты снова взялся за старое. Значит, буду искоренять твои преступные наклонности радикально.
Я тяжело дышу и трясу головой. Чувствую, как жжет в горле. Вскипаю:
— Ты не можешь распоряжаться моими вещами! Ты хоть представляешь, сколько они для меня значат?! Это моя жизнь, мам! А ты берешь и выбрасываешь ее в помойку!
Мама кивает и рассудительно отвечает:
— Понимаю твое недовольство. Но ты не оставляешь мне иного выбора. Я делаю это ради тебя. Чтобы ты не пошел по кривой дорожке.
— Это не для меня, а для тебя! — Всплескиваю руками. — В граффити я ударился, потому что хотел искусством заниматься, в художку пойти, но ты мне запретила! Чем тебе художка помешала, а? Там бы я уж не нарушал закон! Ведь дело не в законе, да? А просто в том, что тебе что-то в голову воткнулось, и ты так захотела!
— Да, я тогда не поддержала твою идею с художественной школой, — спокойно признает мама и возвращается к молнии и швейной машинке. — Потому что все эти краскиразукраски — пустая трата времени. А я хочу, чтобы твое время проводилось с пользой. И в будущем ты мне за это спасибо скажешь.
Мама нажимает на педаль, запуская машинку. Работает она громко, перекричать ее невозможно. Я рычу и хватаюсь за голову. Мама способна любого довести до психушки. Как с ней жить вообще? Мне с каждым днем это дается все труднее и труднее!
Я вроде не глупый, не эгоист. Я понимаю, как много делает для меня мама, я очень ее ценю и люблю. Но ощущение такое, словно мы говорим на разных языках, где значения слов прямо противоположны. «Да» на ее языке — это «нет» на моем, а «хорошо» — это «плохо». Ну и как нам понять друг друга? Я хоть пытаюсь, а она — нет! Якобы все, что она делает, из лучших побуждений. А тем временем ее «лучшие побуждения» мне катастрофически вредят! Но она упрямо не желает это признавать. Ей так проще. Разве это не эгоизм?
В эту минуту я маму просто… ненавижу. Как так можно? Ей наплевать на все мои чувства, желания, ценности. Нет, даже не наплевать — она их не видит. Что-то доказывать ей бесполезно. Я трачу нервы, а она спокойна как удав. Хоть перебей все ее дурацкие сервизы — все равно не сможешь выбить ее из колеи.
Это… Это полный Трансвааль-парк!
Я разворачиваюсь и громко топаю в свою комнату. Захлопываю дверь с такой силой, что трясутся стены. Беру чистую тетрадь и маркеры, валюсь на диван. Рисую придуманный эскиз.
Сколько времени, сил и денег я вложил в свой стафф! И в один день мама просто обесценила мой труд, да что мелочиться — всю мою жизнь. В очередной раз ткнула меня носом в то, что я в этом доме никто и права голоса не имею. Несправедливо. Я будто раб! Вот бы побыстрее стукнуло восемнадцать… там свобода.
Ну ничего, ей меня не сломать. Я начну все заново. Накоплю, куплю все новое. И больше не буду держать вещи дома, отнесу на хранение к кому-нибудь из моей крю.
Я злобно придумываю план мести маме. Устрою ей бойкот. Больше ни слова от меня не дождется! Расскажет ли она что-то или спросит — ответом ей будет могильная тишина. Представляю, как проходит одна неделя, вторая, а я все еще не разговариваю с мамой. Она все острее чувствует вину, нервничает. Расстраивается, не может спать по ночам. И в конце концов она извиняется передо мной и предлагает купить мне все то, что выбросила…
Мысли прерывает аккуратный стук. Мама входит, но скромно останавливается на пороге. Хмыкаю. Изображает, что уважение чужих границ для нее что-то значит.
Делаю вид, что не замечаю ее появления. Громко дышу, показывая все пренебрежение к ней. Что бы она сейчас ни сказала — я буду молчать.
— Тебе одежду для школы погладить на завтра?
Молчу.
— Ярослав? Так погладить или нет?
Молчу.
— Значит нет. Что ж, иди в мятом. — Мама пожимает плечами и добавляет: — Я в магазин собираюсь. Тебе что-нибудь купить?
Возникает напряженная пауза. Внутри меня идет мучительная борьба.
— Да, мороженку, — в конце концов тихо говорю я. А затем стыдливо добавляю:
— Фисташковую с шоколадной крошкой.
Губы мамы трогает едва заметная победная улыбка.
Даня
