Город не принимает - Пицык Катя (лучшие книги читать онлайн .TXT, .FB2) 📗
– Кто эти старухи?
Дышалось трудно. Полы пальто засосало в прощелины человеческого фарша. Но я все-таки отозвалась:
– Как это кто? Ветераны войны, труда… коренные жительницы.
Троллейбус остановился. Несколько человек вышли. Но партия готовящихся войти казалась большей по размеру. Опять пожилые женщины, затрудненные винтажными авоськами. Они карабкались в салон, как козы в крутую гору. Казалось, тугая внутренняя среда непроницаема. Но стоило какому-то сильному человеку надавить на бабушек сзади, и вся группа врубилась внутрь. Двери закрылись. Троллейбус тронулся. Я очень осторожно пыталась вывернуться в естественное положение относительно оси позвоночника. Хотелось хотя бы чуть-чуть высвободить легкие от стеснения ребер. Было даже немного страшно. Троллейбус остановился. Монолитная начинка его на мгновение накренилась. Двери открылись, и раздался вопль:
– Блядь! – крик поразил. Все мои внутренности опрокинулись вниз, к тому же кричал не кто-нибудь, а наш индеец. – Еще одна блокадница, и нам пиздец!
До самого дома Регины мы делали вид, что не знаем этого человека. Только на лестнице мы позволили себе отсмеяться до изнеможения.
– Ну ты баран, – сказал Олег, хлопая индейца по плечу. – У вас в Москве все такие?
В новогоднем шарике отражалась молекула спального микрорайона, подожженная электрическим светом. Праздник разгорался на славу. Но около двух ночи Регина вошла в кухню с озабоченным видом. Прикрыла за собой дверь. И шепотом сообщила о пропаже кольца. Золотого. Подарок родителей на шестнадцатилетие. Девочки стали искать, заглядывать под столы и стулья, перешептываться. Посвященные в драму закрывались в ванной, совещались приватно. Протрезвевшие ледяные лица замелькали по квартире.
– Чё за терки у вас? – спросила девочек Шилоткач, откладывая гитару. – Случилось чё?
– Все нормально, – ответили ей скорбно.
В какой-то момент индеец встал из-за стола и прошел в коридор. Увидев, что он ищет в завалах шуб свой дубовый плащ, я выбежала следом:
– Куда вы?
– Пойду посмотреть город, – ответил он, тепло улыбаясь. – А то не знаю, когда еще доведется здесь побывать. Хочется увидеть бессмертную архитектуру, город-музей, Растрелли.
– Так здесь же нет Растрелли, вы в Озерках, это метро… далеко от центра, пешком не дойдете… там мороз.
– Ничего.
Он поклонился и шагнул за порог.
– Куда москвич свалил? – спросил Юра.
– Он понял, что его подозревают в краже кольца. И ушел.
– Кольца?! Какого кольца?! Блин, два ночи… О чем думают, блин, люди… Он что, совсем свалил? В смысле вообще?
Юра бросился на лестничную клетку. Лифт не шел. В подъезде происходило брожение. Соседи пели. Кто-то долго загружался в лифт площадкой выше. Двери съезжались и разъезжались вхолостую. Где-то разбилась бутылка. В пролет потекло шампанское. Даже в намертво разорванной струе продолжали агонизировать газы. Слышался женский плач. Пахло печеной бараниной.
– Безнадежно, – сказал Юра. И вдруг его осенило: – Слушай, пойдем на этот… общий балкон, черт, туда…
Дверные пружины скрипнули изрядно. Мороз обжег нас с головы до пят. Мы встали к бетонному борту. Внизу хлопнула парадная дверь. Парень вышел из подъезда и направился через двор, в сторону незастроенной пустоши.
– Эй! – крикнул Юра. – Саша!!! Вернись!
В черном воздухе расплывались фиолетово-розовые пятна света – долгое послевкусие от ожогов неба петардами. Индеец даже не обернулся. Он уверенно шагал поклоняться зодчеству в морозную ночь.
Золото нашлось: лежало под кружкой. Весь фокус был в слишком вогнутом дне. Кольцо поместилось без проблем. Никому и в голову не пришло поднять кружку и посмотреть! В полшестого утра Регина плакала на кухне. Черная тушь плыла по мокрым румяным щекам. Белые волосы потускнели, пряди слегка иссалились.
– Я не хотела никого обидеть.
Оставшиеся гости спали по комнатам вповалку. Я сносила на кухню грязную посуду.
– Перестань, ты никого не обидела, а этот парень… он вообще, если б не мы, остался бы на улице без копейки денег.
Она не унималась.
– А если утром найдут его обмороженный труп? Где-нибудь неподалеку… Господи, как иногда мы бываем слепы! – Она вытерла лицо куском туалетной бумаги. – Мы думаем о себе хорошо. Мы думаем, что поступаем нравственно, по вере. Но ведь ты понимаешь…
Я сбрасывала в мусорное ведро объедки с тарелок. Высморкавшись, Регина подняла на меня красное, натертое лицо:
– Таня, ты понимаешь, что тот, в кого мы верим, может быть, вовсе не Бог.
– А кто?
– Дьявол.
– В смысле?
– Дьявол хитер, циничен, безжалостен, он приходит к нам в образе Божием, выдает себя за Господа и соблазняет нас поклоняться ему, толкает нас совершать то, что… под видом добрых дел, понимаешь?
Она схватила меня за руки, возбужденно. Все говорило о внезапно пережитом ею прозрении:
– Так можно проверить! Проверить, в кого ты веришь на самом деле, понимаешь?
Я помотала головой в знак отрицания.
– Когда ты делаешь что-то хорошо… делаешь правильно… но, когда при этом ты становишься лучше, чем другие, когда из-за того, что ты что-то делаешь правильно, другие в чем-то виноваты или… ты их презираешь… тогда, значит, тебя подтолкнул сатана. То, что правильно, – не то, что хорошо; хорошо и правильно – не одно и то же.
– Тебе надо поспать, – сказала я. – У тебя нервный срыв, из-за усталости. Ты целый день готовила, сутки на ногах, вон уже светает. Ты когда поспишь и проснешься потом, тебе покажется все, что сейчас ты чувствуешь, незначительным.
Она прижалась головой к моему животу и снова заплакала.
– Это все из-за елки… Все из-за елки. Надо было покупать елку на улице. Я бы дала деньги.
Снег сошел, обнажив горелые петарды и зелень шампанских бутылок, брошенных по зиме. Запахло гнилой листвой. Древесиной, отходящей с мороза. Мякотью земли. В середине апреля мы с Долининым случайно столкнулись во дворе.
– Мое почтение, Татьяна. А что это вы здесь делаете?
Я показала на дом, в котором снимала квартиру Ульяна, объяснила, что часто гощу здесь, иногда ночую.
– Так, может, по-соседски заглянете вечером? Посмотрите, как я живу. Кроме того… однажды мне не удалось проявить себя, как… быть хозяином. Надеюсь, вы позволите мне реабилитироваться? Так сказать, дадите шанс… возможность доказать гостеприимство.
Я наскоро согласилась. Не помню, по какой причине. Из любопытства? Возможно, просто потому, что Долинин был красивым парнем. Вечером он отворил дверь, провел в гостиную (по совместительству – личный кабинет). Мама была дома. Но не казала носа – по словам Олега, смотрела сериал в своей комнате. (На деле чувствовалось, что он запретил ей высовываться.) Горели свечи. Коробка конфет была открыта. Не начата! Свидание? Разговор как-то не клеился. Язычки пламени отражались в полированной «стенке». За стеклом поблескивал хрусталь. Даже не поблескивал, а намекал на себя: грани фужеров играли светом едва-едва, не дыша, то ли из страха перед хозяином, то ли с отвычки за давностью употребления в деле. В дополнение к хрусталю на стеклянной полке лежала искусственная белая роза. Олег предложил посмотреть фильм. Кассета оказалась заблаговременно вставленной в магнитофон. «Легенды осени». Я села на пол, расстелив юбку по китайскому акриловому ковру. Олег жил на первом этаже. В открытую форточку было слышно, как под окнами ходят люди. Лед на дороге хрустел. Припарковывались машины. Пахло весной. Герои фильма увязали в любви. Я скучала и жалела, что пришла. За полчаса до окончания легенд мы занялись сексом. Тело Олега оказалось прекрасным. Но почему-то, кроме прекрасного тела и громкого цветового пятна (пурпурного стеганого одеяла), в этом сексе ничего больше не состоялось. Когда кончилось пиво, Олег предложил прогуляться к ларьку. Мы оделись. На улице было еще светло. Я шла в расстегнутом пальто. Прихлебывала «Балтику» из горла.
