Актриса - Минчин Александр (электронная книга .txt) 📗
— У вас… вчера… — она подбирала слова, словно рассыпавшиеся бусы, бусинки.
— Все в порядке. Ложная тревога.
— Никаких выделений? Не болит?
Я отрицательно покачал головой.
— Слава Богу. Я очень переживала.
Она не сказала, я «чувствовала себя виноватой».
— Через пару минут я подам завтрак, я не думала, что встанете так рано, и не успела приготовиться.
Я не сказал, что ночью вставал три раза и стоял в позе краба над унитазом. «Раком».
Зазвонил телефон. Я машинально снял трубку.
— Сыночек, я достала тебе все, что ты просил: международное купе, мягкий вагон, экспресс «Лисс». Вот только с гостиницей пока проблема, в «Загрантуристе» мест нет. Ну, в худшем случае снимешь на месте, может, какой-нибудь домик.
— Спасибо, мамуля, большое.
— Ты сегодня появишься? Тебе же завтра уезжать!
— Обязательно. Немного позже.
— Спасибо, ваше величество.
Я повесил трубку.
— Мы едем завтра на море. Поезд уходит в два часа дня.
Глаза ее радостно зажглись.
— Все-таки я бы хотела, чтобы вы сдали анализы.
— Может, я заеду в посольство, у них есть американский врач.
— Сегодня в двенадцать дня — второй тур в училище. Вы меня просили узнать.
— Мы можем на него пойти?
— С вами — на край света.
— Всё шутите?
— Абсолютно серьезно. У вас сегодня нет встреч?
— Есть. В издательстве с забавным названием «Столичный рабочий».
— Они публикуют очень хорошие книги.
— Когда-то это было «крестьянское» издательство.
— За последние два года здесь все поменяло свой цвет.
Она отдает мне свою машину, и гонка начинается. В одиннадцать я в издательстве. В двенадцать встречаюсь с ней в училище. На прослушивании сидят совершенно другие люди, с гонором, которые отбирают для третьего тура. На котором уже будет сама ведущая курс. Белоруский одет приличней, но читает хуже, неуверенней, — видимо, напряжение начинает давить и на него. Его не хотят пропускать на третий тур. И если бы не настойчивая просьба Таи, которая чувствует мой давящий локоть и толкающее колено и рассказывает, как замечательно он читал на первом туре и сейчас просто волнуется. Его — после долгих раздумий — пропускают.
По лестнице я спускаюсь с ним и говорю:
— На третьем туре я уже буду в Америке. И вам придется выдать все, что вы умеете. Прослушивать будет сама профессор, набирающая мастерскую.
— А как сегодня?
— Очень плохо, — честно говорю я. — Расслабьтесь, забудьте, что приемная комиссия, не смотрите на них и победите!
— И тем не менее сегодня… — Он хочет сказать, что прошел.
Я перебиваю его:
— Удачи вам. — И вылетаю к машине.
Тая стоит со знакомыми актерами. Может, кто-нибудь из них?..
Она подходит и берет меня за руку.
— Вы не забыли, вам нужно в посольство?
«Нет, — говорю я про себя, — наверно, просто…»
В два пятнадцать я в посольстве — врач принимает в другом здании только до трех.
В три я в валютном магазине — закупаю провизию для путешествия.
В четыре — встреча с балериной, которой нужно передать фотографии в Нью-Йорк знаменитому балетному танцору. После спектакля я должен забрать Таю у театра.
Заехал я позже и в модный литературный журнал «Флаг». Известный многим заместитель главного редактора по прозе принял меня торопливо и через десять минут пообещал разобраться сразу с четырьмя моими книгами. После чего я откланялся, чтобы не переутомлять человека. По-моему, ему не нужны были ни я (да и кто я такой), ни мои книги, ни весь этот «литературный процесс». Через несколько дней, когда я вернулся, он сообщил, что для их журнала ничего не подходит. Как за пять дней он разобрался с четырьмя книгами, для меня до сих пор загадка. Наверно, как Корди…
Тая ждала меня у театра, одетая в белое платье.
— Как завершился театральный сезон?
— Никак. Обычно, — безразлично сказала она.
Мы заехали к ней. Выпили поздний чай.
Она вопросительно посмотрела на меня.
— Я не был у доктора, мне нечего вам сказать.
— Разденьтесь.
— Зачем? — спросил от неожиданности я.
— Я хочу вам поцеловать, где болит.
……………………………………………
— Вам нужно собираться, — выходя из душа, говорю я.
— У нас это проще, чем у вас, — шутит она.
К маме я успеваю ровно в полночь. «Бег жизни». Есть такая пьеса? Или название?
— Ты совсем похудел, что ж ты так мотаешься?
— Завтра начинается отдых.
— Надеюсь, до отхода поезда тебе никуда не надо на встречи?
— В четыре места, — негромко говорю я. — А чем ты занимаешься?
— Пытаюсь дозвониться в Лисс, чтобы сделать тебе номер в отеле.
Я достаю ей банки апельсинового сока и любимые крекеры.
— Ой, сыночек, спасибо большое.
— Это тебе спасибо.
Ночью я сплю поверхностно. Я не могу понять, то ли у меня действительно режет, то ли мне это кажется.
С утра я еду на кладбище. И на полчаса отключаюсь от всего мира.
От сует, забот, бега, проблем. Наверно, это моя пристань в мире… Рядом с папой. Поскорей бы…
В одиннадцать у меня переговоры с Артамоном по поводу тиража, авторских экземпляров, бумаги для фотографий.
— Алексей, у тебя нет сигаретки случайно?
Я достаю блок «Мальборо» и дарю ему.
— Это мне? Огромное, большое спасибо!
— Артамон, только сделайте все, как надо.
— По высшему разряду, я знаю. Это первый ребенок. — Он улыбается.
Я несусь за чемоданом к маме.
В двенадцать тридцать я встречаюсь у гостиницы на имперском проспекте со своим старым институтским товарищем, который дает мне красный паспорт. Теперь я «имярек». Так как с американским паспортом в Лиссе, кроме «Загрантуриста», меня никуда не пустят. (Потом оказалось, что и в «Загрантурист» меня не пустили.)
В час я залетаю за Таей. По пути на вокзал мы захватываем ее подругу. Я высаживаю Таю с торбами на вокзале и еду ставить машину в какой-то гараж. Так как подруга машину водить не умеет. Тогда зачем ей машина?! Я еду по тротуарам, чтобы успеть. Пробки дичайшие.
Без десяти два я появляюсь на вокзале и вместе с Таей, баулами, сумками бегу по переходам к нужной платформе.
Поезд подают не на ту. Мы бежим с Таей опять. Без двух минут два я подсаживаю ее за попу, перехватывая взгляды целого перрона. (А когда-то Каренина сходила… но не на этот перрон. На другой.)
И слышу голос проводницы:
— Еще чуть-чуть, и мы бы уехали без вас!
Поезд трогается.
Я очень удивлен этому моменту, что у них что-то трогается и делается по расписанию. И говорю:
— Я готов теперь снова принять душ. Надеюсь, в купе есть вода.
Тая смотрит на меня с непониманием и произносит:
— Алексей, вы загоняли себя.
Златозубая проводница показывает нам купе в середине, отворяя дверь. Я смотрю и не верю!
— А где вторая половина? — спрашиваю я проводницу.
— Чего? — не понимает она.
— Купе, — объясняю я.
Я поворачиваюсь к Тае:
— А где же душ?
Она смеется так громко, что у нее брызгают слезы.
— Вы откуда, молодой человек?
— Из Нью-Йорка.
— A-а, ну тогда все понятно.
Тая продолжает, заливаясь, смеяться и не может остановиться. Потом ласково смотрит на меня.
— Алешенька, где вы такое видели — купе с душем?
— В кино с Джеймсом Бондом, где он путешествует со своей дамой. Из Швейцарии в Италию.
И вдруг я сам начинаю смеяться. Давлюсь гомерическим хохотом, захлебываюсь, безостановочно хохочу. И не могу остановиться.
Она смеется вместе со мной. Мы хохочем, хлопая друг друга по рукам, локтям, плечам. Я задыхаюсь от смеха.
Проводница извиняется и говорит, что в поезде нет специального слуги, чтобы принести наш багаж из тамбура. А я-то ожидал!..
Мы хохочем еще пуще.
Вот слуг у них я как раз не ожидал: их распустили всех в семнадцатом году. Ах, какой год был, загляденье! Вырезали весь цвет нации, всю культуру и литературу. И стали строить светлое будущее. (Кто был ничем, тот-таки стал всем.)
