Свидание вслепую - Косински Ежи (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Другой иммигрант из Европы, знаменитый поэт, пригласил Левантера на прием по случаю помолвки своего сына, выпускника Йельского университета. Невеста сына, с которой они вместе учились, была из семьи банкиров, и среди двухсот приглашенных почти все были «местные», как называл их поэт, — то есть родственники и друзья семьи невесты из Новой Англии.
Во время приема гости восхищались старинной, заряжающейся с дула пушкой размером с конторский стол, которая возвышалась в центре гостиной на пьедестале. Наступил момент, когда поэт пригласил гостей подойти к пушке поближе и с заглушающей его акцент проникновенностью принялся объяснять, что эта пушка была отлита во второй половине семнадцатого века с единственной целью: отмечать выстрелом каждую помолвку в его роду. В последний раз ее использовали, когда женился сам поэт, а было это в канун Второй мировой войны, и эта пушка — единственное фамильное достояние, оставшееся у него после войны. Лишь недавно ему с женой удалось организовать доставку этой реликвии из Европы. И теперь, с гордостью сказал он, старая пушка выстрелит в ознаменование свадьбы моего сына — впервые на американской земле. Когда любопытные гости выстроились в кружок вокруг пушки, поэт заверил их, что зарядил ее холостым зарядом. Потом разместил свою жену, невесту, жениха и родителей невесты позади пушки. Приглашенный свадебный фотограф устанавливал треногу с фотоаппаратом.
Единственный прожектор высвечивал сияющее, направленное над головами гостей, жерло пушки. Оркестр исполнил государственный гимн, а потом — гимн родины поэта. Поэт с женой обнялись и разрыдались. Многих гостей впечатлила торжественность и глубина чувств, но большинство нетерпеливо переминались, дожидаясь окончания церемонии, чтобы продолжить вечеринку. Оркестр смолк. Дрожащей рукой поэт зажег длинную деревянную спичку, другой рукой обнял новобрачных и поднес спичку к фитилю. Все замолчали.
Произошла внезапная вспышка. От мощного разрыва комната дрогнула, пушка подскочила, и из ее жерла поплыл густой дым.
И в ту же минуту в другом конце комнаты закричала женщина:
— Боже! Я умираю! — Все спокойно обернулись в сторону этого крика, очевидно считая его составной частью славянского ритуала. Белокурая матрона начала сползать по стене, потом рухнула на пол. Она была залита кровью, ее платье разметалось, обнажив полоски кожи, свисающие с бедер. Гости в смятении сгрудились вокруг нее. Женщина была без сознания.
Склонившись над пострадавшей, Левантер понял, что ее рана носит поверхностный характер, так как вызвана шариками ваты и лоскутами хлопчатобумажной ткани, которые поэт использовал в качестве холостого заряда.
Но поэт, увидев кровь, впал в панику и бросился к телефону вызывать «скорую помощь». Левантер пошел за ним следом и объяснил, что, поскольку было использовано огнестрельное оружие, необходимо вызвать и полицию. Дрожащими пальцами поэт крутил телефонный диск, набирая номер полиции.
Оператор тут же ответил и спросил имя и адрес.
Страшно нервничая и коверкая слова, поэт ответил наконец с дрожью в голосе. Оператор спросил, что случилось.
Поэт с запинкой пробормотал:
— Женщину подстрелили.
Левантер услышал, как оператор спросил:
— Как подстрелили?
— Пушкой, — ответил поэт еле слышно.
— Чем? — переспросил оператор.
— Пушкой, — ответил поэт.
— Повторите, пожалуйста, по буквам, — сказал оператор, очевидно не веря своим ушам.
— П-У-Ш-К-О-Й.
— Пушкой? — спросил оператор.
— Пушкой, — подтвердил поэт.
— Сколько еще человек ранено или убито? — спросил оператор деловито.
— Только одна женщина ранена, — простонал поэт.
— Какой ущерб нанесен собственности?
— Никакого, — вздохнул поэт.
— Какого рода пушка?
— Старинная.
— Это музей? — спросил оператор.
— Нет, частный дом.
— Пушка в частном доме?
— Да. Фамильная пушка, — промямлил поэт.
— Кто стрелял из пушки? — спросил оператор.
— Я! — ответил поэт, понизив голос.
— Ваша профессия?
— Поэт.
— Поэт? Чем вы занимаетесь?
— Пишу стихи.
— Мы вышлем «скорую помощь», — объявил оператор.
Только при встречах с Ромаркиным Левантер чувствовал, что языку и наследию прошлого остается место и в его новой жизни. Общие воспоминания словно подтверждали необходимость осуществленного ими разрыва со связывающим их прошлым.
Всякий раз во время приезда Левантера в Париж старые друзья проводили бесконечные часы за беседами. Однажды они просидели весь вечер в кафе, а когда оно стало закрываться, отправились в соседний ночной клуб, который только что начал работать. Было занято всего несколько столов, и в баре почти никого еще не было. Официанты озабоченно сновали вокруг, проверяя состояние скатертей и наличие приборов. Парочка проституток прохаживалась взад-вперед между туалетом и небольшим холлом, не сводя глаз со входа. Четверо музыкантов, явно не желая играть для столь немногочисленных посетителей, сгрудились вокруг рояля и лениво настраивали инструменты, дирижер занимался установкой прожекторов.
Левантер попросил посадить их за тихий столик, и они с Ромаркиным прошли через весь бар в дальний угол зала.
Когда официант принес шампанское, включенное в цену за входной билет, Левантер и Ромаркин поудобнее расположились в креслах.
— Как тебе кажется, Лев, — начал Ромаркин, — люди на Западе — хорошие или не очень? Они лучше наших?
Ночной клуб начал заполняться. Шумная компания заняла пять первых столов. Оркестр заиграл, две пары затанцевали.
— Мне кажется, что люди везде хорошие, — ответил Левантер. — Они становятся плохими только тогда, когда попадают на наживку маленькой власти, которой наделяет их государство, политическая партия, профсоюз, компания или богатый приятель. Они забывают, что их власть — всего-навсего как временный маскарад смерти.
К их столику подошла проститутка, приметившая Левантера и Ромаркина, как только они вошли. Она была одета в обтягивающую, подчеркивающую грудь кофточку. Проститутка присела рядом и улыбнулась Ромаркину.
Тэт ответил на ее улыбку, и официант немедленно принес ей бокал и наполнил шампанским. Женщина подняла бокал за обоих мужчин и быстро его осушила.
Левантер решил не обращать на нее внимания, наклонился к Ромаркину и продолжил беседу по-русски. Проститутка слушала несколько секунд, потом прервала:
— Какой красивый язык! Что это за язык? — спросила она по-французски.
— Эскимосский, — ответил Левантер и снова повернулся к Ромаркину, надеясь, что она поймет, что ее услуги их не интересуют.
Женщина рассмеялась.
— Эскимосский? Да ну вас, вы меня дурите! Кто вы?
Левантер напустил на себя сердитый вид:
— Ваш смех и ваше отношение, мадемуазель, нас оскорбляют, — сказал он. — Мы эскимосы и гордимся этим.
Женщина продолжала хихикать.
— Но, мсье, эскимосы выглядят вот так, — сказала она, оттягивая уголки глаз к вискам и прищуриваясь, — как замороженные китайцы! А вы…— Она смолкла на миг, словно роясь в памяти, — вы, наверное, итальянцы или греки. Но только не эскимосы.
— Мадемуазель, — резко сказал Левантер, — мы, эскимосы, — гордый народ и являемся «замороженными китайцами» ничуть не в большей степени, чем французы — «маринованными итальянцами», а шведы — «мумифицированными немцами». — В последней попытке избавиться от нее, не прибегая к оскорблениям, Левантер заговорил с ней доверительным тоном: — Видите ли, мы с другом находимся здесь для того, чтобы заручиться поддержкой вашего правительства в нашей революционной борьбе за освобождение от американского и канадского колониализма. Только что мы встречались с вашим министром иностранных дел.
Проститутка перестала смеяться. Левантер продолжал:
— А теперь, мадемуазель, мы хотели бы вернуться к обсуждению наших дел наедине!
Женщина вспыхнула.
— Простите, пожалуйста, мсье, — извинилась она, — я ничего не знаю об эскимосах, потому что не слишком образованна. Но я ничего не имею против эскимосов или кого-то там еще. У меня работа такая. Так что мне не до предрассудков. — Она встала и быстро удалилась, даже не поправив юбку.
