Театр тающих теней. Конец эпохи - Афанасьева Елена (читать книги без регистрации TXT, FB2) 📗

Мать знает, что племянник зятя не от мира сего, потеряться может в любом месте, а уж в такой толпе за ним глаз да глаз нужен, больше, чем за девочками, которые перепуганно не разжимают руки и жмутся ближе к Анне.

Матери, может, до племянника мужа большого дела нет, но в подкладку и его пальто зашита часть драгоценностей, которые между собой распределили все, кроме девочек и Анны – ей Ирочку нести, не до тяжестей. Теперь мать за всеми следит особо пристально.

Пробраться к трапу, ведущему на корабль, удается не сразу. Толпа напирает. Девочки испуганы, даже плакать боятся. Мать впереди, у нее все договоренности, знает, к кому обращаться у трапа, чтобы пустили. За ней Саввинька, чтобы не потерялся. За ним старшая Олюшка идет сама, всё время оборачиваясь на отца и мать. За ней Анна с Иринкой на руках. Последним идет муж, взявший на руки Машу. Каждый держит другого за руку или полу́ пальто. И до ужаса боится эту связь оборвать.

– Не бойся, Олюшка! – Анна перекидывает Иру с одной руки на другую, пробует смахнуть выбившуюся челку у старшей дочери с лица. – Почти дошли. Сейчас поднимемся на борт, и всё закончится.

– Живот болит, – жалуется Оля. – В уборную надо.

– Подожди совсем немного. Сейчас поднимемся на корабль, в каютах есть уборные.

Девочка испуганно жмется, шепчет:

– Очень надо.

На живот Олюшка со вчерашнего вечера жалуется. В другое время позвали бы девочке доктора и уложили в кровать. А теперь ни доктора, ни завтрака хорошего – вчерашнюю булку с чаем дожевали, как животу не болеть.

– Терпеть придется!

Мать Анны строга. Даже на любимую внучку кидает испепеляющий взгляд.

Почти пробились. Толпа вжимает их в трап, пока мать требует позвать к ней капитана Корпса, с которым договорено по поводу княгини Истоминой и ее семьи.

– Не могу терпеть, мамочка! Не могу…

Скрюченная приступом боли Оля почти садится на корточки, если в такой толпе вообще можно присесть, не приведи господь, сейчас ее задавят.

– Позор может случиться, мамушка!

Глаза такие, что не помочь девочке невозможно.

– Мы быстро с Олюшкой отойдем!

Анна хочет отдать Ирочку на руки мужу, но тот не может Машу с рук спустить, девочка обхватила отца ручками за шею и прячет личико у него на груди. На одной руке у него Маша, в другой чемодан с детскими вещами, Иришку никак не взять.

– Куда отойдете? Уборные в порту не работают – революция! Раньше думать нужно было, в имении! Теперь терпи! – Мать непреклонна и даже зла.

Анна смотрит на мужа, муж молчит. Олюшка, вцепившись в ее ногу, опускается всё ниже. Иришка жмется к ней, как Маша к отцу.

– Мы отойдем! – Тон, которого Анна сама от себя не ожидает. Почти равный материнскому, не терпящий возражений. – Олюшка, осторожнее. Поднимайся и пойдем. Выбраться и вернуться обратно как можно скорее надобно. Ближе ко мне, держись крепче, иначе задавят.

Анна протягивает Иринку матери, но та младшую внучку на руки брать не намерена, а машет английскому капитану, которому мичман показывает на нее.

– Давайте я Ирочку подержу.

Саввинька, Анна уже и забыла, что здесь еще Савва, протягивает руки, берет у нее Иринку, неловко придавив девочке руку. Удержит ли он дочку?

– Держись меня, Олюшка! Пробьемся.

Откуда вдруг эта уверенность в ней, что они пробьются? Толпа напирает. Вот-вот выдавит всех, стоящих в первых рядах, прямо в море.

Анна берет за руку Олю. Но повернуться не успевает, как истошный ор Иринки останавливает ее. Не удержит девочку Саввинька, уронит! Машинально забирает младшую дочку обратно из рук племянника, прижимает к себе одной рукой, в другой крепко зажав Олюшкину ладошку.

– Мы быстро. Держись за меня!

Оля бледнее мела, уже упала бы, было бы куда падать.

– Держись меня! За юбку! За ногу! Как угодно, только держись!

Так и проталкиваются сквозь напирающую толпу. Перекошенные лица, саквояжи, тюки. Ноги давно оттоптали и ей, и Оле. Но находят в этом плотном людском месиве прогалины, ныряя из одной в другую. Откуда в ней это умение вывернуться, найти лазейку, увидеть, где Олюшку чуть вперед подтолкнуть, где собой прикрыть? Но неожиданно для себя самой Анна проворно пробирается сквозь толпу.

До зданий за причалом, где может быть уборная, им не дойти. Чуть толпа становится реже и свернув от толпы право, Анна находит кусты только что распустившегося кизила.

– Придется здесь, выхода нет.

Олюшка, которая только что была бледнее бледного, теперь пунцовая от стыда.

– За кустиком свои дела делать придется! Нет рядом уборной! Нижнюю юбку снимем и тебя ею оботрем. После на корабле другую наденем, она у папочки в чемодане.

Девочка смотрит, не отпуская ее руку, и ужас в ее глазах – почти у всех на виду идти в кусты или позор с ней прямо здесь случится.

– Не бойся, ничего не бойся. Я рядом с тобой. – Отдирает Олюшкину руку от своей. – Мы с тобой. Живот поболит и пройдет. Сходишь и легче станет. Сейчас станет легче. И пойдем обратно на корабль. Там вода, обмоем тебя, переоденем, всё испачканное постираем, ничего в том стыдного нет. И лекарство дадим.

Какое лекарство? Откуда? Если лекарство и брали, всё в чемоданах осталось, там дальше на пристани, коль шофер Никодим не уехал еще, не дождавшись отмашки матери. Но к авто уже никак не пробиться. На британском корабле лекарства быть должны. Не бросят же страдающую животом девочку, лекарства найдут.

Гудок как истошный крик.

– Олюшка, скорее! Пожалуйста, девочка моя, скорее. Обратно идти надобно! Как можно скорее идти.

– Не могу. – У девочки понос. – Живот… Встать не могу.

Иринка к ней жмется. Уже и грудь без молока, пустая, а девочка от испуга ищет грудь.

Гул в порту. Нарастает гул. Становится набатом.

Крики. Вопли. Снова гудок. И снова истерические вопли.

– На смерть нас бросаете!

– Пустите на борт, изверги!

– Пустите!

– Олюшка!

– Не могу, мамочка! Болит. Еще чуточек.

– Идти! Надобно идти! Обратно не пробьемся….

Сколько минут они так прячутся в кустах, посчитать никто не успевает. Но чуть у Олюшки живот отпускает, спешат обратно на пристань и видят другую картину. Пристань теперь полна военных. Помятых и пьяных, строгих, злых, размахивающих пистолетами, палящих в воздух… Кто в полной форме, кто с оторванными погонами. Откуда эта лавина нахлынула?! И как Анне с двумя девочками обратно к кораблю пробиться?

– Господа, у нас семья на борту!

Не слышит никто.

Прогалин в людской толпе не осталось. Сплошная плотная масса. Не пошевелиться, не то что вперед – не пройти.

– Пустите, господа, пустите! Здесь маленькие девочки. У нас семья на борту…

– Девочкам что! Девочек не тронут! Военных, армию нужно спасать! – перекрикивая толпу, отвечает ей кто-то, она даже не может разглядеть кто.

Нет больше тех лазеек и ручейков, которые вели их из толпы. Толпа сдавливает, жмет бока. Дурное дыхание поручика рядом, дышащего перегаром прямо в личико Иринушки. Девочка морщится и плачет. Олю задавят. Надо и старшую на руки взять. Но как?! Как двух девочек на руки взять и с ними до трапа пробиться?!

Корабль гудит. Тот самый корабль, на который, верно, уже поднялись мать, Маша, Саввинька и муж.

Гудит корабль…

Если все остались у трапа их ждать, то невозможно вообразить, как мать будет ее ругать – из-за нее все не сели на корабль, который уже отдает швартовы.

Быть такого не может… Не должно этого быть!

– Господа! Там наша семья. Стойте, господа, остановите корабль! Здесь маленькие девочки, там семья…

Крик ее тонет в тысячегулком отчаянии толпы. Где Маша?! Где муж? Где мать? И как теперь она будет ее, Анну, ругать…

Перепуганные, как у раненого олененка, глаза Оли. Девочка задрала голову вверх, смотрит на мать. Иринка притихла. Вцепилась в плечо.

– Господа! Там семья наша, семья! Пустите, господа! У нас места на корабле, места!