Война - Селин Луи-Фердинанд (библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗

В спокойной обстановке Анжела, теперь уже безутешная вдова, выходила на улицу. Я не сразу решился к ней подойти, а она, как и раньше, ошивалась возле английского штаба. Как раз по диагонали от занавески Гиперболы, из-за которой я за ней наблюдал. Дестине поначалу вообще ничего не поняла, просто с Каскадом случилось несчастье. Это все, что она смогла для себя уяснить. Она искренне плакала, вспоминая о нем, совершенно не врубаясь, что именно произошло. Жила она по-прежнему с Анжелой в одной комнате над кафе, поскольку так уж вышло, что та изначально у нее поселилась. И потом, она, конечно же, сильно уставала, ей ведь приходилось разносить выпивку и аперитивы цистернами, потому что она, Дестине, одна должна была обслуживать все тридцать пять столов в Гиперболе, до десяти часов вечера с шести часов пятнадцати минут утра, таков был ее график. Да еще и Анжела, которая, как я позже узнал, была просто невероятной развратницей, повадилась ее сосать, если та по возвращении домой ее там заставала, вынуждая кончать по два-три раза. То, что Дестине валилась с ног от усталости, ее особенно заводило, так как Анжелу больше всего вдохновляла именно сложность задачи заставить ее получить удовольствие. Вот такое безумие.

Наверное, это было не слишком правильно с моей стороны подходить к Анжеле после случившегося, но она, заметив, что я приближаюсь, совсем не удивилась. Чтобы поговорить, мы отправились в другое кафе. Я не решался ее упрекать. А она даже меня подзадоривала. Мне бы хотелось, конечно, услышать от нее какое-нибудь объяснение. Однако она вообще не затрагивала эту тему в разговоре. В конце концов я перестал думать о Каскаде и подсел к ней поближе, чтобы немного ее потискать. Она не возражала. С моей рукой это было непросто, я едва сдерживался от крика, стоило мне ее слегка напрячь, а мое ухо наполнялось шумом и готово было лопнуть от прилива крови к моей физиономии. И тем не менее у меня вставал, это было главное. Мои раны кровоточили, но я все равно представлял себе ее напрягшийся в ожидании зад. Жизнь снова ко мне возвращалась. Милая Анжела. У нее были совершенно черные бархатные глаза, полные томной нежности, совсем как в песне Каскада, которую он уже больше никогда не споет. Только она одна была мне на свете нужна[31]. И она, кстати, оплачивала все бухло. Я больше не хотел просить деньги у моих родителей. Одна только мысль об этом вызывала у меня отвращение.

— Ты прав, — подбадривала она меня.

Я видел, как она уходит вдаль по Большой площади. Она шествовала между отправленными сюда на отдых батальонами как спустившаяся с небес богиня радости и счастья. Ее изящно вихлявшая задница являла собой полный контраст с неподвижно распластавшимися вокруг ста тысячами килограммами вонючих тел двадцати тысяч до смерти измотанных мужчин. Кое-где на площади стоял такой смрад, что, проходя там, она невольно ускоряла шаг. После чего она приостанавливалась, чтобы припудриться, она обожала это делать и не упустила возможность застыть в кокетливой позе возле штаба генерала В. У. Перселла. Около одиннадцати генерал В. У. Перселл обычно выезжал в своем запряженном двумя гнедыми кобылами желто-фиолетовом кабриолете проверить траншеи. Он сам управлял лошадьми и не считал это зазорным. Это был светский человек. За ним на значительном расстоянии следовали два офицера верхом, майор-ирландец В.К.К. Олистикл и лейтенант Перси О'Хейри, всегда весь такой изнеженный, нервный, совсем как юная барышня.

У Анжелы был один трюк — снять английского офицера, именно брита и непременно из высшего общества, такие обычно особенно трясутся, как бы их не застукали во время траха. Я узнал об этом уже на следующий день или чуть позже. Я не просил ее разрешить мне поучаствовать. Дело было довольно деликатное. Она сама мне предложила.

— Слушай, — сказала она, — здорово все-таки, что у тебя есть медаль, это как раз то, что нужно. Знаешь, о чем я вчера вечером подумала, когда лежала в постели с Дестине... Нет?.. Меня вдруг осенило, что у тебя очень убедительно получится, если ты поднимешь скандал... ты мог бы изобразить моего мужа... Я проделывала такое в Париже с «Додиком-рукожопом», все прошло на ура, лучше не бывает.

Я не стал ее перебивать.

— Итак, я раздеваюсь, ну как обычно, позволяю гаврику немного потереться об меня... И когда у него встает, становится по-настоящему твердым, я начинаю сосать... И тут в фатеру неожиданно входишь ты, без стука. Я специально оставлю дверь не запертой на ключ, чтобы все выглядело натурально. Я такая восклицаю бля! это же мой муж... И тогда англичане, ты же знаешь, какие у них становятся рожи в таких случаях... Был один, которого я обработала в Олимпии, так ему прямо плохо стало... Они сами предлагают тебе бабки, всегда именно они, тебе вообще даже делать ничего не надо, они сами все знают... Я уже проворачивала такое дельце с Додиком, и можешь мне поверить, все идет как по маслу... Нет больших дебилов, чем англичане, когда у них встает, и [несколько неразборчивых слов] амбалы... У них прям мозг отключается, когда они видят, как ты входишь. Они готовы на все, лишь бы заслужить прощение за свой проступок. Обхохочешься. И я иду на компромисс. Вслух я кричу и ужасаюсь, а в душе просто умираю со смеху. Это настоящее кино. Сам увидишь. Нет, если ты не хочешь, скажи... Но ты ни о чем не пожалеешь, и я еще не сказала, сколько тебе причитается...

— Гы! — говорю я.

Я тоже ничего не имел против равноправия в семейных отношениях. Меня уже достало сидеть без гроша, и моя башка раскалывалась от разнообразных идей, я был ими переполнен от уха до дырки в жопе, так мне не терпелось поскорее встать на ноги.

— Я мигом тебя вылечу. Трахну тебя, как тебе и не снилось... Но ты должен быть паинькой, послушным хорошим мальчиком и постараться вылизать мне киску так, чтобы мне это понравилось... Мы же теперь муж и жена. А поскольку я на два года старше тебя, я буду давать тебе указания...

В этих словах было так много интригующего, я слушал ее, и мое воображение заставляло меня чуть ли не прыгать от радости. Я уже себя не сдерживал. Чем больше пороков, тем сильнее удовольствие. Иногда мысли о балагуре Каскаде все же мелькали у меня в голове, но потом я снова глядел на нее и обо всем забывал. В настоящем была только Анжела, только ее жопа. Именно в ней было спасение. Да и вообще это был не самый подходящий момент для сожалений. Я больше не собираюсь грузить себя всей этой высокодуховной хренью. Случившееся настолько глубоко меня потрясло, что невольно помогло мне скинуть с себя тяжелый груз совести, все то, что, можно сказать, годами вбивали мне в голову, и таким образом я даже извлек из этой ситуации определенную пользу. Ах! Если приглядеться, во мне действительно ничего такого не осталось. Как же это утомительно изо дня в день таскать с собой забитый всем этим хламом череп, а еще хуже из ночи в ночь, когда в башке у тебя гудит и ты словно проваливаешься в бездну. Отныне я ничего не был должен человечеству, по крайней мере тому, в существование которого веришь, когда тебе двадцать и тебя донимают угрызения совести и прочие тараканы в голове, копошащиеся в беспорядочно сваленных в кучу вещах и идеях. Анжела прекрасно подходила, чтобы занять место моего отца, да даже и Каскада, в ней, я бы сказал, было еще что-то довоенное. Она любила оторваться, ей все время хотелось чего-то нового и необычного, границ для нее не существовало.

Ладно. Раз уж я взялся заменить Каскада, мне необходимо было с самого начала держать планку, в смысле быть гораздо более свободным от условностей. Немного поразмыслив, я решил двигаться вперед.

— Хорошо, — сказал я ей, — можешь на меня рассчитывать, я полностью в твоем распоряжении.

Она отвела меня в свою клетушку, а точнее туда, где жила Дестине, чтобы проинструктировать, как нужно действовать, ввела меня в курс дела, короче. Дверь, в которую я должен был постучать, находилась слева от кровати, посредине между туалетом и сундуком. На самом деле за ней был гардероб, из которого жутко воняло потом. Клетушка имела совершенно нищенский вид, однако это, по ее словам, скорее даже возбуждало клиентов.