Мистер Ми - Круми Эндрю (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
— Вот и хорошо, — отозвалась она и пошла помешать в котелке.
Ферран успел внимательно осмотреть комнату еще до того, как за ним захлопнулась дверь.
— Где мы будем спать? — спросил он.
— Как где — вот здесь, — указал крестьянин на большую кровать.
— А где же спите вы и ваши дети?
— И мы здесь, сударь, — ответил крестьянин, указывая на ту же кровать.
Ферран и Минар поглядели друг на друга, на крестьянина, его жену и четверых детей.
— А в лесу действительно водится волк? — спросил Ферран.
— Здоровенный! — с восторгом воскликнул ребенок. — На прошлой неделе он съел лошадь и полдерева.
— Что до меня, — сострил Минар, — я, кажется, сейчас тоже мог бы съесть лошадь. Ну а дерево мне ни к чему. — Он подошел к очагу и заглянул в большой котелок, хотя покрытая пузырями поверхность похлебки не давала истинного представления о его вместимости. Жена крестьянина помешивала варево, глядя на Минара.
— Видимо, очень вкусная похлебка, — сказал ей Минар, — но, может быть, ей хватит кипеть, а то мы втянем все содержимое котелка носами еще до того, как оно достигнет наших ртов.
Хозяйка поставила котелок на длинный стол, за которым разместились все обедающие: хозяин сел на одном конце стола, хозяйка на другом, все четверо детей втиснулись на скамейку с одной длинной стороны, а Феррану и Минару предложили такую же скамью с другой стороны. Дети уселись по росту, и гости поняли почему: после того, как хозяйка наполнила их собственные тарелки, похлебки явно осталось недостаточно на всех. Мальчик, который говорил про волка, устроился поближе к котелку, а остальные выстроились, так сказать, в очередь согласно его или ее физической силе; в результате следующий мальчик получил приличную порцию, а двум маленьким девочкам, сидящим на конце стола, досталась одна тарелка на двоих.
Ферран пожалел их и, перегнувшись через стол, добавил им похлебки из собственной тарелки. Этот жест не вызвал комментариев: за столом слышались только чавканье и хлюпанье. Вообще за весь обед никто не произнес ни слова, не считая того, что Минар вдруг расплакался.
— Извините, пожалуйста, — сказал Ферран. — Моего друга только что постигла тяжелая утрата.
Крестьянин сочувственно кивнул.
— А много было лет его бабушке?
— Восемьдесят один год, — быстро ответил Ферран, решивший, что им лучше поддакивать крестьянину, как бы тот ни истолковывал слова Минара.
Крестьянин опустил тарелку, выпив из нее последние остатки похлебки, и сказал:
— Вроде я ее не знал. — Потом спросил жену: — У нас тут, кажись, никто не умирал, а?
— Она жила не здесь, — объяснил Ферран, похлопывая по спине Минара, который опустил голову на деревянный стол и безутешно рьщал под любопытными взглядами детей.
— А, — отозвался крестьянин. — Но король прислал вас сообщить о ее смерти, так?
Ферран утомленно кивнул:
— Не совсем король, но, в общем, вы правы. Затем Минар поднял голову и, вытирая ладонью слезы, объявил крестьянину:
— Я хочу найти родителей девятнадцатилетней портнихи из Монморанси, которую звали Жаклин. — Внезапно он издал звук еще более странный, чем все его рыдания. Дело в том, что Ферран изо всех сил стукнул его под столом по ноге.
— Жаклин? — Крестьянин подумал, слизывая последний кусочек со своей тарелки. — Уж не дочь ли это Корне, мастера по дереву, который живет на краю поместья?
— Да, кажется, так.
Минар получил еще один удар по ноге и злобно глянул на Феррана.
— Она дружила с вашей бабушкой? — спросил крестьянин.
— Нет, — перебил его Ферран. — Это просто еще одно имя, которое он вычитал в книге.
Крестьянин совсем опешил, и за столом опять воцарилась тишина. Минар с увлечением черпал ложкой похлебку, и вскоре на нем сосредоточились взгляды всех остальных, поскольку его порция была самой большой и он закончил есть последним.
— У вас удивительно вкусная голубятина, — сказал он, опустошив тарелку.
— Это была не голубятина, — возразила жена.
Все четверо детей слезли со скамейки и вышли наружу, где с хихиканьем принялись мочиться. Следом вышел их отец, затем мать, и, когда вся семья вернулась в дом, Ферран и Минар решили, что настала их очередь.
— Пошли, — сказал Ферран, взяв друга за руку, и они вышли в кромешную тьму, сомкнувшуюся вокруг, как только они закрыли за собой дверь.
— Так где ж тут можно облегчиться? — удивленно спросил Минар и тут же воскликнул: — Перестаньте, Ферран, вы мочитесь мне на ногу!
— Вы заслуживаете худшего, — отозвался его друг, направив в другую сторону струю мочи, которую ни одному из них не было видно.
— Почему это?
— Вы сказали этим людям, кто мы, а мы собирались держать это в тайне ото всех.
— Успокойтесь, — сказал Минар, поливая невидимые листья. — Я об этом думал и решил, что, если хочешь скрыть, кто ты, лучше всего взять собственную фамилию.
— Дайте мне убедительные доводы, а не то я полью вас тем, что еще осталось у меня в мочевом пузыре.
— Видите ли, какое бы имя вы ни назвали, люди все равно будут подозревать, что оно вымышленное. Если бы я назвал вас Мазарен или Мольер, крестьянин все равно заподозрил бы, что это имя вымышленное.
— Ну, пожалуй.
— Таким образом, называя свои настоящие имена, мы играем на естественной подозрительности людей и путем двойного обмана создаем у них уверенность, что нас, во всяком случае, зовут не Ферран и Минар… Ой, перестаньте!
Ферран сжалился (а может быть, у него иссяк запас мочи) и сердито сказал:
— В дальнейшем разговаривать с людьми буду я, а вы помалкивайте. Ладно, пошли спать.
Они зашли в дом, где вся семья уже переоделась в ночные рубашки и улеглась на кровати, тесно прижавшись друг к другу, чтобы оставить место гостям. Огонь в очаге потух, и в тусклом свете тлеющих углей Ферран и Минар увидели, что все лежат валетом, так что голова одного оказывается рядом с ногами другого. Сосчитать, сколько людей помещалось на кровати, можно было путем сложения и вычитания: две младшие девчушки лежали отдельно на одеяле, и, таким образом, Феррану и Минару предстояло провести ночь с четырьмя соседями на одной постели.
Они разделись до рубашек, Минар встряхнул брюки и повесил их сушиться, а затем оба забрались на кровать, которая во всем, исключая размеры, напоминала лошадиную торбу. Она была огромной, но все же недостаточно огромной, и Ферран пожелал крестьянину, лежавшему где-то в тесном переплетении тел, чтобы его семейство больше не разрасталось. Ферран также подумал, что было бы крайне нежелательно, чтобы муж именно сегодня ночью вздумал произвести действия, которые могут повести к подобному росту: в постели находилось столько разных тел и в таких странных позах, что ему ничего не стоило нечаянно ошибиться адресом.
Минар втиснулся между Ферраном и кем-то, у кого были или четыре ноги, или очень странная голова и отвратительный запах изо рта, и повернулся на правый бок, чтобы быть лицом к своему другу; но он не был привычен к тому, чтобы спать в таком положении, и опасался, что у него от сердца отхлынет вся кровь и что к утру он будет мертв. Он слышал, что такое может случиться, если человек не перевернется несколько раз за ночь. Он попробовал перевернуться, но у него ничего не вышло — он чувствовал себя как абрикос в желе.
Семейство крестьянина как будто уже спало: со всех сторон раздавались всхрапывания, порыгивания и почесывание вшивых голов. Минар не осмеливался ничего сказать своему товарищу, опасаясь еще одного удара локтем или чего-нибудь похуже. Он попытался с каждым вдохом немного увеличиваться в объеме, надеясь таким образом создать вокруг себя немного свободного пространства, где можно было бы ворочаться и таким образом открыть крови путь к сердцу.
Когда наступило утро, он был все еще жив и обнаружил, что Ферран перебрался на пол и лежал, положив голову на их узел.
— Пошли отсюда, — прошептал Ферран.
Через ставни, закрывавшие маленькое окошко, и щели в двери просачивались лучи солнца, но Минар инстинктивно знал, как всякий человек, который не любит без крайней необходимости вылезать утром из постели, что час еще слишком ранний. Ферран встал, потянулся и повторил, что им пора идти, но Минар закрыл глаза. Тогда Ферран принялся его расталкивать.
