Пинбол-1973 - Мураками Харуки (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Близняшки вытащили из шкафа газовую плитку, развели огонь. Минут через пятнадцать дрожь улеглась, я перевел дух, подогрел и выпил банку лукового супа.
— Теперь нормально, — сказал я.
— Правда? — спросила одна.
— Еще холодный, — нахмурилась другая, не отпуская моего запястья.
— Сейчас согреюсь.
Мы нырнули в постель и отгадали последние два слова в кроссворде. Одно было «форель», другое — «тротуар». Я быстро согрелся, и друг за дружкой мы провалились в глубокий сон.
Мне приснился Троцкий и четыре северных оленя. На всех четырех оленях были шерстяные носки. Ужасно холодный сон.
23
Крыса больше не встречался со своей женщиной. Даже перестал смотреть на свет из ее окон. Более того — к ее окнам он вообще теперь не приходил. В темноте его души повисел белый дымок, как над задутой свечой, — и бесследно растаял. Наступило Черное Безмолвие. Что остается, когда слой за слоем сдерешь с себя всю внешнюю оболочку? Этого Крыса не знал. Гордость?.. Лежа на кровати, он часто рассматривал собственные руки. Да, наверное, без гордости человек и жить бы не смог... Но одна гордость — это как-то мрачно. Слишком уж мрачно...
Расстаться с ней было несложно. Просто в одну из пятниц он ей не позвонил. Наверное, она ждала его звонка до глубокой ночи. Думать об этом было тяжело. Рука сама несколько раз тянулась к аппарату — но Крыса сдерживался. Надев наушники и врубив полную громкость, он крутил одну пластинку за другой. Он понимал: женщина не станет ни звонить, ни приходить. Просто ничьих звонков ему слышать не хотелось.
Наверное, она прождала до двенадцати. Потом умылась, почистила зубы и легла. Подумала: он позвонит завтра утром. Выключила свет и уснула. В субботу утром звонка опять не было. Она открыла окно, приготовила завтрак, полила цветы. И ждала до середины дня — а потом уж точно перестала. Причесалась перед зеркалом, потренировала улыбку. И наконец решила: так тому и быть.
Все это время Крыса сидел в комнате с наглухо зашторенными окнами и пялился на стрелки настенных часов. Воздух в комнате неподвижно застыл. Несколько раз приходила дремота. Стрелки часов уже не несли никакого смысла, это были просто вертящиеся светотени. Тело медленно теряло тяжесть, теряло восприимчивость, теряло само себя. Сколько времени я уже так просидел? — думал Крыса. Белая стена напротив зыбко колыхалась с каждым его вздохом. Пространство вокруг угрожающе сгущалось. Почувствовав, что дальше уже не вытерпеть, Крыса встал и отправился в душ. Не выходя из одурения, побрился. Потом вытерся, достал из холодильника апельсиновый сок, выпил. Надел новую пижаму, лег в постель. Подумал: теперь все кончилось. И крепко заснул. Необыкновенно крепко.
24
— Решил уехать из города, — сказал Крыса Джею.
Было шесть вечера, бар только что открылся. Стойка навощена, в пепельницах ни единого окурка. Ряды начищенных бутылок этикетками вперед, треугольники новых бумажных салфеток, солонка и бутылочка табаско на маленьком подносе. Джей смешивал соусы в трех специальных мисках, и в воздухе плавали брызги чесночного тумана.
Фраза прозвучала за постриганием ногтей над пепельницей.
— Уехать?.. Куда уехать?
— Не знаю... В другой город... Не очень большой...
Джей взял воронку, перелил все три соуса в три бутылочки, поставил их в холодильник и вытер руки полотенцем.
— И что ты там будешь делать?
— Работать.
Крыса достриг ногти на левой руке и разглядывал пальцы.
— А здесь что, нельзя?
— Нельзя... Пива хочу.
— Угощаю.
— Благодарю.
Крыса медленно налил пива в охлажденный стакан, одним глотком отпил половину.
— И не спрашиваешь, почему здесь нельзя?
— Мне кажется, я понимаю.
Крыса прищелкнул языком.
— В том-то и дело, Джей. Здесь каждый все про тебя понимает — уже не надо ни вопросов, ни ответов. И никто отсюда ни ногой. Даже не хочется говорить, но... По-моему, я здесь сильно подзадержался.
— Ну, может быть, — помолчав, сказал Джей.
Крыса сделал еще глоток и начал состригать ногти на правой руке.
— Я ведь много думал. В конце концов, везде то же самое, это наверняка. Но я все равно уеду. Даже если там то же самое.
— И больше не вернешься?
— Ну, вернусь когда-нибудь. Рано или поздно. Это же не побег...
Крыса протянул руку к блюдцу с арахисом, расколол морщинистую скорлупку, бросил в пепельницу. Взял салфетку, вытер место на стойке, запотевшее от холодного стакана.
— Когда уезжаешь?
— Завтра, послезавтра, не знаю. Постараюсь в ближайшие три дня. Уже собрался.
— Не ожидал...
— Ага... Ну, тебе-то от меня одно беспокойство было...
— Всякое бывало, — кивнул Джей, протирая сухой тряпкой стаканы в буфете. — Но ведь прошлое — это прошлое, вспоминается, как сон...
— Возможно. Только боюсь, придется долго ждать, пока я тоже приду к такой мысли.
Джей подумал и усмехнулся.
— Да уж... Иногда забываешь, что у нас двадцать лет разницы.
Крыса перелил остатки пива в стакан и медленно выпил. До такой степени медленно он пил пиво впервые.
— Еще бутылку?
Крыса помотал головой.
— Нет, не надо. Я вот эту выпил как свою последнюю. Как последнюю здесь.
— Больше не придешь?
— Думаю, нет. Тяжело будет.
Джей рассмеялся.
— Но когда-нибудь увидимся еще?
— Когда увидимся, ты меня не узнаешь.
— По запаху пойму!
Крыса еще раз не спеша посмотрел на постриженные ногти. Насыпал в карман остатки арахиса, вытер салфеткой рот — и встал с табурета.
Ветер дул беззвучно, он будто скользил по просветам в темноте. Мелко тряс ветви деревьев над головой, методично срывал с них листья и бросал вниз. Упав с сухим шорохом на крышу машины и покружив по ней, листья съезжали по лобовому стеклу и скапливались у крыла.
В рощице кладбищенского парка Крыса был один. Растеряв все слова, он глядел сквозь лобовое стекло. В нескольких метрах впереди терраса обрывалась — дальше был темный воздух, море и огни ночного города. Ссутулившись, не выпуская руля и не шевелясь, Крыса безотрывно смотрел на одну точку в пространстве. Кончик незажженной сигареты, зажатой меж пальцев, рисовал в воздухе сложные, бессмысленные узоры.
После разговора с Джеем Крыса снова был в прострации. Плохо связанные друг с другом потоки сознания разбежались в разные стороны, и Крыса не знал, сойдутся ли они снова. Черная река рано или поздно фатально впадает в безбрежное море — тогда ее рукава уже не сходятся. Двадцать пять лет, прожитых только для этого... Зачем? — спрашиваешь самого себя. Не понять... Хороший вопрос, а ответа нет. На хорошие вопросы никогда не бывает ответов.
Ветер усиливался. Он уносил в далекие миры слабое тепло человеческих занятий и зажигал бесчисленные звезды в освободившейся холодной темноте. Крыса оторвал руки от руля, покатал сигарету в губах и, словно вспомнив, чиркнул зажигалкой.
Немного болела голова. И чудились чьи-то холодные пальцы, сдавившие виски. Крыса тряс головой, прогонял мысли. Это помогало.
Вынув большой дорожный атлас, он медленно переворачивал страницы. Вслух зачитывал названия городов — подряд, какие попадались. Большей частью маленькие, с незнакомыми названиями, они тянулись вдоль дорог без конца и края. После нескольких страниц на Крысу вдруг нахлынула гигантская волна усталости, скопившейся за последние дни. В крови поплыли медленные остывшие сгустки.
Хотелось уснуть.
Сон все вычистит, так казалось. Стоит только поспать...
Он закрыл глаза — и в ушах зашумели волны. Зимние волны, что бьются о волнолом, протискиваясь меж бетонных блоков тонкими струями.
Можно больше никому ничего не объяснять, подумал Крыса. Морское дно теплее любого города. Там, наверное, только покой и тишина. Все, больше ни о чем не хочу думать. Больше ни о чем...
25
Пинбольный гул разом и навсегда исчез из моей жизни. Вместе с ним ушли мысли о тупике. Конечно, это еще нельзя считать Окончательной Развязкой, достойной короля Артура и рыцарей Круглого Стола. До развязки пока далеко. Когда лошади истощены, мечи поломаны и доспехи в ржавчине, я лучше поваляюсь на лугу, сплошь заросшем кошачьей забавой, спокойно слушая ветер. А потом пойду туда, куда должен пойти — будь то дно водохранилища или холодильник птицефермы.
