Возвращение домой.Том 1 - Пилчер (Пильчер) Розамунд (версия книг .TXT) 📗
— Джудит, иди сюда, мне нужна помощь.
— Я занята, — доносится голос Джудит из-за двери ее спальни.
— Чем ты занимаешься?
— Собираю свои книги.
— Все? Ты возьмешь с собой к тете Луизе свои детские книжки?
— Нет, их я укладываю в отдельную коробку. Их можно сдать на хранение вместе с твоими вещами.
— Но тебе никогда больше не понадобятся твои детские книжки!
— Почему это не понадобятся? Я буду хранить их для своих детей.
У Молли, не знавшей, смеяться ей или плакать, не хватило решимости спорить. Да и в любом случае коробкой больше, коробкой меньше — особой разницы не будет.
— А… Ну, тогда ладно, — ответила она и поставила в своем бесконечном списке галочку напротив пункта «хоккейные бутсы».
— Я нашла место для Филлис. По крайней мере, надеюсь на это. Она идет на собеседование послезавтра.
— Где это?
— В Порткеррисе. Неплохо, правда? Она будет ближе к дому.
— И у кого?
— У миссис Бессингтон.
— Кто это такая?
— Ах, Джудит, да ты ее знаешь. Мы иногда встречали ее, когда ездили за покупками в город. Она всегда останавливалась поговорить. У нее белый скотчтерьер, и она ходит с корзинкой. Живет на вершине холма.
— Она такая старая…
—Ну… скажем, в годах. Зато необычайно живая. Служанка, которая работала у нее двадцать лет, наконец решила уйти. Она собирается поселиться у своего брата и вести хозяйство в его доме. Ну, и я предложила ей Филлис.
— А миссис Бессингтон держит кухарку?
— Нет, Филлис будет и за кухарку, и за горничную.
— Ага, это уже лучше. Она призналась мне, что хотела бы хозяйничать в доме одна. Ей не хочется быть на побегушках у какой-нибудь суки кухарки.
— Джудит, ты не должна употреблять такие выражения!
— Я просто повторяю то, что сказала Филлис.
— Ну, и она тоже не должна была…
— А по моему мнению, «сука» — нормальное слово. И означает всего-навсего собаку-девочку. Нет в нем ничего грубого.
Последние дни пролетели с устрашающей быстротой. Комнаты Ривервью-Хауса, к тому времени полностью лишившись фотографий, картин и декоративных безделушек, приобрели свой первоначальный, безликий вид, словно давно уже были покинуты своими обитателями. Гостиная без горшков с цветами и милых мелочей, дорогих хозяевам, являла собой унылое, безотрадное зрелище, все углы, казалось, были заставлены коробками и ящиками. В то время как Джудит и Филлис героически сражались на трудовом фронте, Молли большую часть времени висела на телефоне — звонила в разные конторы и договаривалась насчет транспортировки вещей, насчет паспортов, хлопотала о сдаче имущества на хранение, о железнодорожных билетах, а также беседовала со своим адвокатом, с управляющим банка, с Луизой, с Бидди и, наконец, со своей матерью.
Последний звонок был самым тяжелым: миссис Эванс последнее время слышала все хуже, кроме того, она не доверяла телефону, подозревая телефонисток в том, что они подслушивают чужие разговоры. Поэтому от Молли потребовалось серьезное напряжение голосовых связок и нервов, прежде чем настал долгожданный момент истины и до миссис Эванс дошла суть дела.
— О чем шла речь? — спросила Джудит, явившаяся к матери под самый конец переговоров.
— Ох, она невыносима. Но, кажется, мне удалось все утрясти. После того как я оставлю тебя в «Святой Урсуле», мы с Джесс проведем последнюю ночь у Луизы. Она пообещала — очень мило с ее стороны! — отвезти нас на вокзал на своей машине. А потом мы поживем недельку у бабушки с дедушкой.
— Но, мама, разве это так уж необходимо?
— Я чувствую, что обязана сделать для них хотя бы эту малость. Они уже такие старенькие, и одному Богу известно, когда я увижу их снова.
— Ты хочешь сказать, они могут умереть?
Ну, я имела в виду не совсем это. — Молли задумалась. — Хотя, конечно, могут… — признала она и закончила: — Но я и думать об этом боюсь.
— Да, понимаю. Но я все-таки думаю, что ты слишком безжалостна к себе… Ты не видела случайно мои резиновые сапоги?
К переднему входу Ривервью-Хауса подъехала запряженная лошадью телега возчика с вокзала, и на нее был погружен письменный стол Джудит и другие ее пожитки, которым предстояло отправиться к тете Луизе. Понадобилось некоторое время, чтобы надежно закрепить вещи веревками, и вскоре воз медленно двинулся в дорогу, в трехмильное путешествие до Уиндириджа. Джудит смотрела, как телега удаляется, подпрыгивая на ухабах. Потом приехал владелец деревенской бензоколонки и сделал предложение насчет продажи «остина». Не ахти какое предложение, но ведь и машина была не ахти какая. На следующий день он явился за покупкой, вручил чек на весьма скромную сумму и угнал машину. Поглядев на нее в последний раз, Джудит испытала такое чувство, будто прощается со своим старым псом, которого ветеринар увозит в лечебницу, чтобы усыпить.
— Как же ты собираешься отвезти меня в «Святую Урсулу», у нас ведь нет теперь машины?
— Мы вызовем такси. Все равно твой сундук не влез бы в «остин». А потом, после того как ты благополучно устроишься на месте, такси отвезет нас с Джесс обратно.
— Вообще-то, я не хочу, чтобы Джесс ехала с нами.
— О, Джудит! Почему?
— Она будет только мешать. Заплачет или еще что-нибудь. Если она заплачет, то и ты не выдержишь, а тогда и я тоже…
— Ты никогда не плачешь.
— Да, но это не значит, что я не умею. Проститься с ней я могу и здесь, когда буду прощаться с Филлис.
— По-моему, это будет не очень справедливо по отношению к ней.
— А я думаю, это будет нормально. В любом случае она вряд ли заметит мой отъезд.
Однако Джесс заметила. Она была неглупым ребенком и с большой тревогой наблюдала за тем, как разрушается уютная обстановка жилища. Все на глазах менялось. Исчезали знакомые предметы, в холле и в столовой появились упаковочные ящики, а ее мать была слишком занята и не уделяла ей обычного внимания. Кукольный дом, выкрашенная в красный цвет игрушечная лошадка, собачка на колесиках, еще вчера стоявшие на своих местах, сегодня бесследно пропали. Ей оставили одного только Голли, и, не вынимая пальца изо рта, она повсюду таскала его за собой, волоча за ногу.
Она не могла понять, что происходит с ее маленьким мирком, но одно знала твердо: все это ей не нравится.
В последний день, когда столовая уже стояла пустая, они обедали на кухне; сидя за выскобленным столом, ели тушеное мясо и запеченную в тесте ежевику с обитых по краям тарелок из той посуды, что сдавалась вместе с Ривервью-Хаусом. Крепко держа Голли, Джесс позволила матери покормить ее с ложечки — ей снова хотелось стать маминой любимой крошкой, — а после пудинга получила крошечный пакетик разноцветных леденцов. Пока Филлис убирала со стола, она раздумывала о том, с каких леденцов начать, и едва заметила, как мама с Джудит исчезли наверху.
Но вскоре Джесс увидела из окна, как в воротах показался незнакомый черный автомобиль, он медленно проехал по гравию и встал у переднего входа. С набитым ртом и раздувшимися щеками она пошла сообщить новость Филлис.
— Там машина!
Филлис стряхнула воду с покрасневших рук и потянулась к посудному полотенцу, чтобы вытереть их.
— Это, должно быть, такси…
Джесс пошла за ней в холл, и они впустили в дом приехавшего на машине человека. На голове у него была форменная фуражка, как у почтальона.
— У вас есть багаж?
— Да, все это.
Багаж был сложен у лестницы. Обитый медью баул, чемоданы и сумки, хоккейная клюшка, новый несессер Джудит. Шофер ходил туда и обратно, перетаскивая вещи к машине, где складывал их в открытый багажник, крепко привязывая веревками, чтобы по дороге ничего не вывалилось.
Куда он все это забирает? Джесс изумленно наблюдала за происходящим. Таксист улыбнулся ей и спросил, как ее зовут, но она не улыбнулась в ответ и не собиралась открывать ему свое имя.
А потом спустились мама и Джудит, и это было хуже всего, потому что мама была в пальто и шляпе, а сестра в зеленом костюме, которого Джесс никогда прежде не видела, с воротничком и галстуком, совсем как у мужчины, и коричневых туфлях на шнурках; все это выглядело некрасивым, жестким и неудобным, а Джудит смотрелась так странно, так чуждо, что бедная Джесс от неожиданности пришла в ужас и, не в силах сдержаться, залилась истерическим плачем.
