Ты не виноват - Нивен Дженнифер (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Мама пробует крохотный кусочек курицы и поднимает вверх большие пальцы, потом переводит взгляд на меня:
– Ну, расскажи нам побольше о своем проекте.
– Мы должны путешествовать по Индиане, как будто тут есть на что смотреть. И делать это надо парами, поэтому я работаю вместе с одноклассником.
Отец смотрит на мать поверх очков, потом на меня:
– Ты знаешь, а я ведь по географии был отличником. Если тебе понадобится помощь в выполнении этого проекта…
Мы с мамой одновременно прерываем его, начиная расхваливать его стряпню и требуя добавки. Он поднимается из-за стола довольный, забыв о школе и географии, а мама беззвучно, одними губами проговаривает: «Тема закрыта».
Папа постоянно пытается помочь мне справиться со школьными заданиями. Вся беда заключается в том, что он потом так увлекается моими проектами, что сам полностью их и заканчивает.
Отец возвращается с кухни со словами:
– Значит, этот проект…
А в это же время мама обращается ко мне:
– Значит, этот мальчик…
Если не считать того, что теперь родители стремятся контролировать каждый мой шаг, в остальном они остались прежними. А вот я изменилась полностью.
– Пап, я вот что хотела спросить, – начинаю я со ртом, полностью набитым курятиной, – где ты взял рецепт этого блюда? Кто его придумал и как это происходило?
Если папа и любит что-то больше, чем школьные проекты, так это разговаривать о происхождении всевозможных вещей, в том числе и блюд. Всю оставшуюся часть ужина он рассказывает нам о Древней Италии и о том, что итальянцы любят готовить простые блюда. Ну а это означает лишь то, что про мой проект и мальчика начисто забыто.
В комнате я захожу на страничку Финча в «Фейсбуке». Я все еще остаюсь в одиночестве в списке его друзей. Неожиданно я получаю новое послание.
«Я чувствую себя так, словно прошел через стенку шкафа и очутился в Нарнии».
Я тут же принимаюсь изучать цитаты из «Нарнии». Подходящей оказалась следующая: «Наконец я дома! Вот моя настоящая страна! Я живу здесь. Вот какая земля была целью моей жизни, хотя до нынешнего дня мне было все это неведомо… Двигайся дальше, еще дальше!»
Но вместо того, чтобы перепечатать ее и отослать, я встаю со своего места и зачеркиваю сегодняшний день на календаре. Я смотрю на фразу «Окончание школы» в июне, думая при этом о горе Хузир, о голубых глазах Финча и о том, что я сегодня почувствовала. Как и все остальное, что не длится вечно, сегодняшний день прошел, но он был очень хорошим. Пожалуй, лучшим за много месяцев.
Финч
Вечер того дня, который изменил всю мою жизнь
Мама смотрит на меня, сидя за столом во время ужина. Декка, как всегда, поглощает пищу как маленькая и очень проголодавшаяся лошадка. Я, в кои-то времена, тоже решил сразу приступить к еде.
– Декка, что нового ты узнала сегодня? – интересуется мама.
Прежде чем сестренка успевает ответить, слово беру я:
– Вообще-то я хотел бы начать первым.
Декка перестает есть и удивленно таращится на меня, рот ее по-прежнему набит едой. Мама нервно улыбается, крепче сжимает свой стакан и придвигает тарелку поближе к себе, как будто сейчас я встану и начну швыряться посудой.
– Конечно, Теодор. Расскажи и ты, чему научился.
– Я узнал, что в мире существует добро. Если, конечно, тщательно искать его. Я понял, что не каждый человек разочаровывает, включая и меня самого, и что холмик высотой триста восемьдесят три метра дает ощущения куда острее, чем колокольня, если только рядом с тобой стоит именно тот человек, который тебе нужен.
Мама скромно выжидает и, когда я замолкаю, начинает понимающе кивать:
– Это здорово. В самом деле, это очень хорошо, Теодор. Правда, он интересно рассказывает, Декка?
Мы убираем со стола, и мать при этом выглядит немного расстроенной и какой-то задумчивой, впрочем, как и всегда. Только задумываться ей приходится все чаще, потому что она никак не может понять, что ей делать с моими сестрами и мной.
Я очень доволен проведенным днем, но одновременно переживаю за маму. Отец, уходя, не только разбил ей сердце, но еще и уничтожил ее чувство женской гордости и собственного достоинства. Поэтому я говорю ей:
– Мамочка, давай я сегодня сам помою посуду? А ты просто побездельничай.
С тех пор как отец окончательно ушел из семьи, мама окончила курсы риелторов и приобрела соответствующую лицензию. А так как рынок недвижимости у нас не очень-то процветает, она подрабатывает в книжном магазине. Вот почему мама всегда выглядит уставшей.
Она морщится так, что мне становится страшно – а вдруг она сейчас разрыдается? Но она тут же собирается с духом, целует меня в щеку и говорит «спасибо» так жалобно, что я сам готов расплакаться. Однако мне сейчас слишком хорошо, чтобы думать о слезах.
И тут она добавляет:
– Как ты меня сейчас назвал? Мамочка?
Я надеваю кроссовки как раз в тот момент, когда небеса разверзаются и начинает хлестать дождь. Но так как сегодня достаточно холодно, то это не обычный дождь, к которому мы привыкли, а дождь со снегом. Я решаю заменить пробежку ванной. У меня это получается не очень хорошо, потому что я вдвое длиннее нашей ванны. Но так как она уже наполнена водой, отступать некуда, к тому же мне нужно кое-что проверить. Я раздеваюсь и залезаю в ванну, разбрызгивая немало воды. Она покрывает пол маленькими лужицами, трепещущими, как рыбки на пляже, выброшенные из моря. Ногами я упираюсь в стену, а сам погружаюсь в воду с открытыми глазами. Я вижу душ, свои ступни, черную занавеску и потолок. Потом я закрываю глаза и пытаюсь представить себе, что нахожусь в озере.
Вода успокаивает. Я отдыхаю. Я в безопасности. Отсюда я уже никуда не денусь. Все вокруг замедляет свой темп – и шум, и даже ход моих мыслей. Интересно, а смог бы я вот так заснуть, здесь, на дне ванны, если бы мне захотелось спать, правда, спать как раз совершенно не хочется. Я позволяю себе просто существовать. Я наблюдаю, как возникают слова, словно я сижу за компьютером.
В марте 1941 года, после трех серьезных нервных срывов, Вирджиния Вулф написала записку своему мужу и отправилась к ближайшей реке. Она запаслась крупным камнем, который сунула себе в карман, и погрузилась в воду. «Дражайший, – писала она, – я совершенно ясно чувствую, что снова схожу с ума. Я чувствую, что мы уже больше не переживем очередные тяжелые времена. Поэтому я поступаю так, и это, как мне кажется, будет самым лучшим выходом».
Сколько это длилось? Минуты четыре? Пять? Или дольше? Мои легкие начинают гореть. «Успокойся, – приказываю я себе. – Расслабься. Самое страшное – это паника».
«Ты всегда делал все, что мог бы сделать другой на твоем месте. Но если бы кто-то мог спасти меня, это был бы только ты».
Шесть минут? Семь? Мне удавалось задержать дыхание самое большее на шесть с половиной минут. Мировой рекорд составляет двадцать две минуты и двадцать две секунды и принадлежит немецкому спортсмену, который как раз и занимается тем, что тренируется задерживать дыхание. Он уверяет, что тут все дело в контроле над собой и выносливости, но мне кажется, что важное значение еще имеет и объем легких. У него, например, объем легких на двадцать процентов больше, чем у среднестатистического ныряльщика. Интересно, что такого ценного может быть в задержке дыхания, если на этом можно еще и зарабатывать?
Я открываю глаза и сажусь в ванне, заново набирая в легкие воздуха и стараясь поскорее отдышаться. Я рад, что меня сейчас никто не видит, потому что я отплевываюсь, задыхаюсь и откашливаюсь, успев все же наглотаться воды. Я не испытываю радости от того, что выжил. Внутри только пустота, мокрые волосы прилипают к лицу, а легкие продолжают требовать воздуха.
Вайолет
148 дней до окончания школы
Четверг, урок географии США
