Она так долго снилась мне... - Коэн Тьерри (список книг txt) 📗
— Можно задать вам вопрос?
Он положил книги, которые держал в руке, снял очки и сосредоточенно сдвинул брови, всем своим видом показывая, что готов разрешить любую проблему в классификации или оценке произведения.
— Несколько необычный вопрос, — уточнил я, внезапно смутившись.
— Необычный? — с интересом переспросил он.
— Он не имеет отношения к магазину. Это личный вопрос.
Он помрачнел, он вновь надел очки, взял в руку книги и сделал вид, что собирается вновь погрузиться в работу.
— Я знал, что рано или поздно ты меня об этом спросишь, — произнес он упавшим голосом.
Я решил, что нашел наконец разгадку своей тайны.
— Я рассказал тебе то ли слишком много, то ли недостаточно, — вздохнув, начал он. — Мое одиночество, жизнь без жены и семьи, маленькие странности, темное прошлое… и этот номер, вытатуированный на руке… Каждый человек в конце концов задает мне этот вопрос. Но я не люблю об этом рассказывать, видишь ли, и вот…
— Но я собирался поговорить вовсе не об этом! — перебил я его. Признаться, меня удивила его тирада.
Он встал, вновь снял очки и уставился на меня.
— Правда?
— Правда.
— Понимаешь, я, конечно, ворчу, как не ворчать, но с тобой я готов об этом поговорить, — смущенно признался он. — У писателя хватит такта и ума выслушать все с пониманием. Не то чтобы понять, это никому не удастся. Но хотя бы выслушать.
— Спасибо, мне очень приятно, но речь сейчас вовсе не о вашем прошлом.
Он нахмурился.
— Что, мое прошлое тебя не интересует?
— Ну что вы! — ответил я, удивляясь странному обороту нашего разговора. — Конечно же, интересует, но я никогда в жизни не решился бы расспрашивать вас об этом.
— М-м-м… ну хорошо. Так о чем ты хотел спросить?
Я объяснил ему ситуацию. Он с интересом выслушал меня, вертя головой, как недоверчивый воробышек.
— И теперь ты задаешься вопросом: не я ли послал тебе эти деньги? — спросил он.
— Я рассматриваю разные варианты.
— Должен ли я подумать, что ты считаешь меня сумасшедшим или твои подозрения — знак определенного уважения?
— То есть это не вы.
— Я никогда ничего не делаю анонимно, молодой человек! — воскликнул он. — Анонимность, как правило, имеет нехорошую подоплеку: преступление, замаскированное тщеславие или глупость.
— Я просто на мгновение предположил, что вы хотели мне помочь… так, чтобы не обидеть.
— Если мне надо тебе помочь, я сделаю это открыто и сумею проявить достаточно такта и искренности, чтобы не смутить тебя!
— Я понял, простите.
Он на мгновение задумался:
— По-моему, тут какая-то ошибка. И тогда эти деньги нельзя трогать.
С этими словами он развернулся и исчез в недрах магазина, оставив меня в полном недоумении. Появился он, впрочем, тотчас же. В руках у него был конверт. Он решительно протянул его мне.
— Вот деньги. Не благодари, я вычту их из твоего жалованья… потом. Таким образом ты убережешься от искушения снять деньги с того счета.
Я хотел отказаться, но его тон был непререкаем. Кроме того, что греха таить, деньги были мне нужны, и вообще это был не более чем аванс.
— Не думайте, что я рассказал вам эту историю, чтобы выманить у вас аванс, — не удержался я.
— Я знаю. Ты достаточно тонкая и цельная личность, не в твоем духе прибегать к таким выкрутасам.
— Но я возьму, потому что они мне и правда нужны.
— В добрый час! — обрадовался он.
— Спасибо, мсье Гилель, вы такой…
— Ладно, ладно, давай, тебе еще сегодня поработать надо, — перебил он меня, взмахнув руками.
— Мсье Гилель?
— Что еще?
— А что вы хотели мне рассказать о себе?
— Ну уж не сегодня! Не следует давать одновременно дружбу и деньги одному и тому же человеку, говаривала моя мама, а уж она пустого не сказала бы. Дружеские отношения — вопрос чувств, денежные отношения — вопрос власти. Это уже я придумал. Может, это и не так верно, но тоже красиво звучит. Все, давай уже, иди, поговорили, и довольно.
— Значит, тайна так и не раскрыта, — сказала Хлоя.
— Вот именно.
— Ну ладно, на данный момент ты сделал все что мог и правильно решил поступить с этими деньгами. Значит, забудем на время об этой истории и посмотрим в корень проблемы, — предложила Хлоя. — Ты обязательно должен найти способ заплатить долги, Иона.
— Я понимаю.
— И что ты намерен делать?
— Искать другую работу.
— Свершилось чудо! Он становится разумным! Ты прав, тебе нужна другая работа, более серьезная, лучше оплачиваемая и на полный день.
— Нет, я хотел сказать, вторую работу на полставки… Я не хочу уходить из книжного.
— Ну что это за работа! Какие перспективы? У тебя что, нет честолюбия?
— Слово «честолюбие» придумали люди, у которых нет воображения, чтобы чувствовать себя выше тех, у кого оно есть.
— Это кто сказал? — удивленно спросила она.
— Это я сказал.
— Ну, в конце концов… может, это и неплохо, что ты перестал писать книжки, — усмехнулась она.
— Честолюбие — пустышка, обман зрения, — взвился я. — Нам внушают, что счастье неразрывно связано с обладанием все более и более модными вещами. Нас хотят отдалить от нашей настоящей человеческой природы, чтобы отучить нас думать, чтобы помешать нам бунтовать против всех несправедливостей, которые вершит общество. Вот из нас и делают всего-навсего потребителей, способных только гнаться за мечтами о вещах.
— Ишь ты как он завелся, — заметил Жош, обращаясь к Хлое.
Она притихла, потрясенная моим красноречием.
— Честолюбие погубит мир, — вещал я.
— Ну, ты уже закончил? — наконец поинтересовалась Хлоя. — Словно на выступление какого-нибудь политика-левака сходила.
— Я хорошо чувствую себя в том магазине, — сказал я уже более спокойно. — Мой начальник — замечательный старик. Мне близка его система ценностей, мне нравятся его безумные идеи, его идеалистические представления о мире, та тайна, которой он окутывает свое трудное и горестное прошлое. Ему наплевать на деньги, на правила, на логику. Он нашел смысл жизни. И он как раз честолюбив, представь себе! Он старается, чтобы каждый его читатель в один прекрасный день нашел книгу, которая сделает его счастливым. Вот это, я понимаю, честолюбие. Он не станет от этого богаче, не получит ни славы, ни власти. Но зато он становится счастливым… И я тоже однажды стану счастливым.
В глубине души я понимал, что Хлоя права: по логике мне стоило бы подыскать более высокооплачиваемую работу на полный рабочий день. Магазин сыграл роль своеобразной декомпрессионной камеры между зыбким миром фантазий, в котором я парил так долго, и объективной реальностью. Я был теперь готов на любые усилия, чтобы выбраться из тупика, в который сам себя загнал, согласен на любую, самую неприятную деятельность, лишь бы успокоить воющих под моей дверью гиен.
Однако я не мог заставить себя оставить мсье Гилеля, магазин и его чудаковатых клиентов для стоящей работы на полный рабочий день. Моя жизнь теперь была неразрывно связана с духом этого места. Когда я просыпался, одна только перспектива нескольких часов работы в магазине развеивала все черные мысли. Мне нравилось жить среди книг, следить за их фабулой и историями их авторов, нравилось разговаривать с посетителями. К тому же между мной и мсье Гилелем установились особенные отношения, сотканные из привязанности и уважения, с налетом некоего тайного сообщничества. Мне нравился его ласковый теплый взгляд, которым он встречал меня, его литературные рассуждения, его бредни по поводу соперничества с книжным гипермаркетом, его интерес к книгам и к людям, которые к нам приходят. Наш магазинчик, казалось мне, составлял некое пространство вне окружающего мира, вне превратностей судьбы, бед и обид — и всех таящихся в нем богатств вполне хватало, чтобы придать смысл моей жизни.
Но помимо профессиональных интересов и личной симпатии к мсье Гилелю, было еще нечто, привлекающее меня в «Книжный дом». Какое-то необъяснимое чувство, смутное ощущение, что нечто очень важное в моей жизни свершится именно там. Место это обладало для меня неизъяснимой прелестью, здесь, я чувствовал, присутствует тайная магия, которая в один прекрасный день приведет меня к истине.
