Под местным наркозом - Грасс Гюнтер (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗

(Я жестикулировал. Ему доставляло удовольствие оставлять мой пузырь для текста пустым. Так препарировал он своего пациента, чтобы отделаться от него. Но я совершенно не хотел возвращаться к журчанию фонтанчика и к иллюстрированным журналам «Штерн», «Квик», «Бунте», «Нойе»… Не хотел я больше читать о том, что может вспомнить мой бывший рейхсюгендфюрер и чего он вспомнить не может. Везде – почему не в рыцарском кресле – следовало начать Великое Неповиновение. [20] Я окаменел, застыл в неподвижное «нет». Пусть вызывает полицию! – Но врач наказал пациента терпимостью и мизинцем вернул ему звук.)

Врач: Вы хотели что-то сказать?

Пациент: Страшусь вашей приемной.

Врач: Не страх ли это скорее перед собственным бегством во все новые фикции?

Пациент: Вы не понимаете меня. Возникающая у меня порой потребность низвергнуть, пусть лишь на словах, существующий порядок имеет некую предысторию…

Врач: Можете считать, что она известна: в семнадцать лет, перед самым концом войны, вы были вожаком одной из молодежных банд, которые тогда возникали везде одна за другой.

Пациент: Мы были против всех и всего!

Врач: Но сегодня, будучи сорокалетним штудиенратом…

Пациент: Мой 12-а переживает сейчас сходный процесс прояснения. Постоянный диалог с моим учеником Шербаумом не может не касаться и темы насилия…

Врач: При всей полезности профилактики предостерегаю вас…

Пациент: Поэтому прошу поверить мне, что мои ученики и я – мы видим в перевороте лишь предпосылку для большего порядка, а именно порядка педагогического. После относительно короткого этапа насилия…

Врач: Мне все-таки придется, видимо, настоять на том, чтобы вы немножко остыли в приемной.

Пациент: Нет, прошу вас!

Врач: Вы сильно усложняете мою здравоохранительную задачу.

Пациент: По сути я сторонник мирного развития, хотя верить в прогресс мне трудно.

Врач: Прогресс для вас выгоден!

Пациент: Охотно с этим соглашусь, только не прогоняйте в приемную…

Врач: Зубное протезирование проделало путь, который я назвал бы – хотя и не в вашем, покрывшемся пылью смысле слова – революционным.

Пациент: Согласен. Только не…

Врач: Ладно уж, останьтесь.

Пациент: Спасибо, доктэр…

Врач: Но звука опять не будет, а то вы снова начнете играть этим дурацким словом.

(И вот я снова сидел молча в рыцарском кресле и видел себя молча сидящим в рыцарском кресле. Я, правда, думал, что от проводниковой и местной анестезии у меня распухли язык и обе щеки и лицо стало одутловатым, но экран знал все лучше, чем я: ничего не вздулось, щеки не опухли, а язык – я показал его себе – тоже остался узким, длинным, подвижным, любопытным и нежным. Высунуть язык. То, что выделывала моя ученица Веро Леванд в семнадцать, у меня получилось и в сорок. Язык мой манил: «Приди, Линда. Приди…»)

В модном платье-костюме, в прическе с начесом, она акцентировала нужные места: «Дорогие друзья телевикторины! В нашей сегодняшней передаче „Знаем ли, помним ли?" речь пойдет о сражениях, определивших судьбы Германии, Европы, да и всего мира…»

Ее серьезный голос одним махом перепрыгнул в бодренькую тональность.

– Начну с того, что представлю наших гостей. На этот раз они пришли к нам из одной берлинской гимназии. Пугающе молодая дама – фройлейн Вероника Леванд…

На фоне аплодисментов публики другой ракурс: сидят одиннадцатые, двенадцатые и тринадцатые классы нашей гимназии; а в первых двух рядах сидят родительский совет и учительский совет.

– Итак, фройлейн Леванд, – позвольте называть вас Веро, – почему вы интересуетесь историей?

– Я нахожу, что для формирования нашего сознания история чрезвычайно важна, особенно когда дело касается нашего недавнего прошлого. Мой друг такого же мнения…

– А теперь, дорогие друзья телевикторины, я представлю вам друга Веро, юного Филиппа Шербаума, которого однокашники называют коротко «Флип». Сколько вам лет, Флип?

Шербаумово «Семнадцать с половиной» потонуло в хохоте. Доверительное обращение «Флип» создано непринужденность, которую Линда тут же пустила в дело: «А у вас кто пробудил интерес к истории?»

– Это всегда было мое хобби. Но наш учитель истории, штудиенрат Штаруш…

– Учитель, значит. – А теперь другая сторона. Ее представляет в нашей телевикторине один человек. Я приветствую бывшего генерал-фельдмаршала Фердинанда Крингса.

После вежливых приветственных аплодисментов Линда отбросила генеральский титул:

– Господин Крингс, в конце войны вы командовали армейской группой «Центр»…

Так точно. Мне удалось остановить фронт на Одере. Конев, мой тогдашний противник, сказал: «Если бы не Крингс, я бы дошел до Рейна…»

– Вот мы уже в гуще сражений, и отсюда мой первый вопрос. Перенесемся мысленно на две тысячи лет назад: после какой битвы Цезарь находит письма своего противника и что он делает с ними? Итак, Филипп? Тридцать секунд…

– Имеется в виду битва при Лариссе в Фессалии. Цезарь побеждает Помпея, находит в его лагере письма и сжигает их, не читая.

– А господин Крингс, может быть, скажет, кто сообщил нам об этом благородном поступке?

Ответ бывшего генерал-фельдмаршала: «Короткое упоминание об этом есть у Сенеки», вызвал точно такие же аплодисменты, как реплика Шербаума. Линда записала очки: «А теперь к самой этой битве. Как построил Цезарь свои войска, фройлейн Леванд? Тридцать секунд…»

Моя невеста – она была в великолепном настроении – переходила с помощью умело составленных связующих слон от битвы к битве. Признаю, что каждый правильный ответ моего Филиппа наполнял меня гордостью. (Почему он здесь такой общительный, а на уроках колючий: «Какое нам дело до ваших Клаузевица-Людендорфа-Шёрнера?») Как замечательно отвечал он по существу. Меня несколько раз так и подмывало помешать доктору заполнять карточки из картотеки. Вот видите, доктэр! Мой ученик. Он побьет Крингса. От его сообщения о метеорологической обстановке во время битвы при Кёниггреце старик онемел… Но я без звука держал себя в руках, тем более что Шербаум потерял немало очков, когда моя невеста спросила о двенадцатой битве при Изонцо. Крингс детально описал каждую фазу взятия высоты 1114. Публика – даже Ирмгард Зайферт умеренно похлопала – решилась на справедливые аплодисменты. Счетчики очков запинались, оглашая предварительный результат: двадцать четыре на двадцать одно в пользу бывшего генерал-фельдмаршала.

Моя невеста начала с шутки: «Есть одно могучее животное, которое в наши дни можно увидеть только в зоопарке или в заповеднике. Но поскольку мы собрались сюда не для зоологической викторины, я назову его: речь идет о буйволе. – Так вот, какое передвижение войск проходило в марте сорок третьего под кодовым названием „Буйвол"?»

Крингс усмехнулся из глубин своего знания: «Речь идет об отводе девятой армии и половины четвертой армии из выдвинутой вперед опорной базы для наступления под Ржевом». Дополнительный вопрос Линды выдал ее сомнение: «Генерал-фельдмаршал говорил в связи с операцией „Буйвол" об опорной базе для наступления. Как определили бы Ржев вы, Филипп?»

– Самый эпитет «Ржев, угловой столб Восточного фронта» я считаю преувеличением. Ржеву, точно так же, как Демьянску, всегда грозила блокада, и если бы Цейцлер, тогдашний начальник генерального штаба…

Крингс нарушил правила игры, вскочил и частично выскочил из кадра: «Этот проклятый трус, тыловая крыса! Цейцлер, Модель – все они предатели! Разжаловать бы и на передовую! Ни в коем случае нельзя было отдавать плацдарм на Волге. Всеми имеющимися резервами я бы…»

Я восхитился изяществом, с каким моя невеста прервала агрессивные выпады генерала и утихомирила шикавшую, как то свойственно молодежи, публику.

В следующем раунде Веро Леванд доказала, что Крингс собирался маневрировать дивизиями, поредевшими до численного состава батальона или к моменту крингсовского наступления вообще отсутствовавшими: «Вы манипулируете докладами о потерях!»