Ящик водки. Том 1 - Кох Альфред Рейнгольдович (список книг TXT) 📗
Ну, чисто по-человечески это легко понять. Ну на кой ляд нужны вот эти раскиданные по всей стране боевики, которые только что перерезали полстраны? Нам совершенно плевать, во имя каких идеалов и в силу каких обстоятельств это творилось, но доверие к этой публике невозможно. Это то же самое, как ожидать лояльности и многолетнего добросовестного труда от чеченских боевиков, если они завтра сдадут часть оружия и запишутся в колхозы…
Застой дошел до крайности. Жизнь застыла. Люди охотно пили водку, запоем читали и живо интересовались параллельной культурой.
В принципе персонажи книги так могли бы обозначить ситуацию: «Есть две новости, одна плохая, другая хорошая. Советской власти на наш век хватит, но зато она такая вялая, что не мешает жить».
Бутылка третья 1984
— Итак, Алик, 1984 год. Так, кстати, называлась книжка нашего коллеги Оруэлла. И фактически этот парень всё угадал — потому что 84-й год был последним полным годом Совка, а в 85-м все поехало, посыпалось.
— Да… 84-й — это как раз апофеоз застоя! Помер Андропов. В феврале, обнимая аппарат «искусственная почка». Была такая легенда, что щелоковская жена (Щелоков — это был такой министр МВД) напросилась к нему на прием…
— …и подсыпала ему в чай соли тяжелых металлов? От них как раз почки отваливаются!
— Какие соли, какой чай! Она его из пистолета завалила! Прям в почку попала. Андропов же ее мужа посадил. Вот она и отомстила.
— Ты серьезно?
— Нет, конечно! Однако Андропов, как я понимаю, при всем при том был неглупый мужик. Мне кажется, он думал, что хоть пятерочку еще протянет. Иначе б не брался за дело. Если б он понимал, что обречен, то сам бы не пошел в генсеки, какого-нибудь преемника нашел бы. А так ввязался и начал решительно действовать — и корейский лайнер, и пятое-десятое… Но потом кряк — и сдулся. Я думаю, там у них что-то произошло…
— Он-то думал, что построит властную вертикаль.
— Да, думал, что построит, а оно вишь как вышло! Помнишь, в первой главе мы вспоминали про то, что…
— …человек внезапно смертен.
— Да, неожиданно… Так вот, по-моему, что-то у них там случилось… И срок его правления был резко и быстро сокращен.
— Так, так… Кто у нас руководил заговором? Чубайс.
— Это же шутка!
— А, да, точно, шутка, как же это я забыл… Так он, получается, разрабатывал операцию как чекист, но неправильно просчитал — и все провалилось.
— Неподрассчитал. Обосрался чисто.
— А что же у нас еще происходило в 84-м?
— 1984-й… Я начал писать диссертацию. Ходил в Дом архитектора до самого окончания аспирантуры. Я защищался по развитию городов, а там были очень хорошие семинары по моей теме. Как известно, Питер — это памятник архитектуры. Целиком. Особенно его исторический центр. И была полемика между прогрессистами и традиционалистами. Главный вопрос такой: можно ли в историческом центре строить современное здание. Со стороны прогрессистов, к коим я и себя относил, был очень интересный аргумент…
— …что если ничего не делать, не менять, не ремонтировать, то все рассыплется.
— Да, конечно, но это утилитарный аргумент! А в более широкой формулировке так: исторический центр Санкт-Петербурга на 70 процентов формировался из доходных жилых домов. А исторический центр любого современного города на 70 процентов состоит из офисных зданий. Соответственно, структура фондов не соответствует потребностям современного города. Так что доходные дома надо заменять офисными зданиями. Это раз. То есть все сносить и все заново строить. Ну, пускай даже с сохранением старых фасадов, это не имеет значения. Но они ж не давали ломать вообще! В том смысле, что надо сохранить перекрытия, инженерные сооружения и проч. Даже заклепки старые не давали трогать. Второе. Старые помещичьи квартиры, куда люди зимой приезжали из своих поместий, предполагали наличие единственного туалета на весь этаж. Потому что барыне и соответственно барину горшок приносили прямо к кровати. В современной жизни, когда не у каждого квартиросъемщика имеется прислуга, такой подход никуда не годится. Один сортир на этаж — этого мало. Значит, нужны новые стояки, новые фановые трубы… Дальше. Перекрытия деревянные нужно менять на железобетонные. Лифтов не было, а они нужны… Инженерия, телефония, Интернет — и это все тоже нужно, пусть даже в старых фасадах. В общем, куда ни кинь, а таки дом нужно ломать и снова строить.
— Ты хочешь сказать, что Лужков был прав, развалив всю московскую старину и заставив город новоделом?
— Конечно, прав. Безусловно! Он сделал это — и город живет! А не как Питер — город-музей… Ну, развалится этот музей, и все. Как Венеция… Ее через семьдесят лет никто не увидит, потому что она уйдет под землю. В смысле под воду… Но это только инженерная аргументация. А есть же еще аргументы архитектурного плана. Прогрессисты говорят так: «Вот если б вы, товарищи традиционалисты, жили сто пятьдесят лет назад, когда на месте Исаакия стояла совершенно другая церковь — вы бы не дали ее снести! Кстати, очень красивая была церковь, но небольшая, а до нее еще одна. Как же, как же, памятник архитектуры! Какой-нибудь там восемнадцатый век! И не получил бы Петербург Исаакиевского собора… Если бы вы, граждане традиционалисты, в свое время вышли со своими принципами на Невский проспект, то этот проспект не получил бы Дома Елисеева, Зингеровского дома книги…»
— И на хера тогда вообще вырубили леса и осушили болота, как можно было губить природу и строить там Питер!
— Совершенно верно! Где та грань, на которой развитие города должно остановиться, чтоб дальше его нужно было только сохранять? Я не очень понимаю… Если вы хотите, чтоб город жил и в нем было население, то это одна концепция. Но тогда он должен постоянно развиваться, в нем должно что-то происходить, строиться новые здания — пускай ошибочно! Какой-нибудь Корбюзье или Гауди все равно должны что-то строить… Понимаешь, да? А если это город-музей — то тогда надо, как в Венеции, где основное население живет на материке и приезжает на работу на лодочке, чтоб повозить туристов по каналам… Только миллионеры имеют квартиры в самой Венеции.
Они там неделю бамбук покурят — и сваливают на год…
— А зачем ты участвовал в таких абстрактных дискуссиях? Ты же вроде серьезный, даже прагматичный человек.
— Ну, это имело непосредственное отношение к теме моей диссертации. Я занимался разработкой математического аппарата по привязке промышленных объектов к конкретным пятнам застройки. И все эти концептуальные вещи были для меня очень важны. Что такое город, чем город от деревни отличается. Деревня, очень большая деревня, огромная деревня — ну вот чем она от города отличается?
— Способом производства?
— Ну перестань. А п.г.т. (поселок городского типа) тогда что?
— Хер его знает…
— То-то. В чем разница между Москвой и Питером? Да в том, что в Питере победила охранительная тенденция, а в Москве — девелоперская.
— А больше ведь и нет городов в России.
— Готов согласиться, что остальное — это поселки городского типа. Ну, может, Самару, Нижний и Казань, в которых есть исторический центр, условно можно отнести к городам.
— Ага, условно-досрочно. Да, ты возвышенные задачи решал. А я в 84-м возглавил в газете отдел сельской молодежи. Сделал головокружительную карьеру! Оклад мне подняли со 125 до 145. Значит, 145 долларов — то есть, что это я, какие доллары? Рублей было 145! Ну, и еще гонорара сколько-то выпиливал, всего выходило сотни две.
— Ну и у меня приблизительно то же. Аспирантская зарплата, дворницкое жалованье, и родители еще помогали. А как у вас в Калуге было со жратвой?
— Мойва, сыр плавленый, яйца. Так же всё.
— Ну да, стандартный набор провинции. А вот в Питере позже жрачка стала пропадать, в 84-м еще было все хорошо.
— Из Калуги в Москву ходила колбасная электричка — чтоб не соврать, три часа она шла.
— Как от Женевы до Куршевеля.
— Или как от Москвы до Парижа.
