Забвение (СИ) - "N. Begder" (библиотека электронных книг .txt) 📗
Эмили замолкает.
Моя голова раскалывается. Я ничего не знала об этом. Лефрой никогда не говорил где его родные и что у него есть друг по имени Джейсон. И авария…
- Что за авария? – озвучиваю свой мысленный вопрос.
- Ты не знаешь? – недоверчиво спрашивает она.
В ответ я только качаю головой.
- Неудивительно, что он тебе не рассказал, он сам едва верит в случившееся.
- Что произошло? – допытываюсь я.
- Три года назад, когда Лефрою исполнилось двадцать, он купил себе мотоцикл на деньги, вырученные за его первые картины. Я как сейчас помню тот ужасный день, - Эмили сглатывает, и голос ее становится таким печальным, что и мое собственное сердце сжимается. – Двадцать первого июня мне позвонили из больницы и сообщили, что Лефрой разбился.
Все внутри обрывается во мне, и я сильнее сжимаю пальцы, что вцепились в обвивку кресла. Почему он никогда не говорил мне об этом?
- Его мотоцикл вылетел на встречку и столкнулся с грузовиком. Из-за тяжелой травмы головы впал в кому.
- Не может быть, - выдыхаю я.
Мне нечем дышать. Кровавые и страшные картинки рисует мое воображение и мое сердце сжимается.
- Врачи утверждали, что вероятность его пробуждения почти ровна нулю, так как травма была слишком тяжелой. Его мозг был сильно поврежден. – Эмили тихо зарыдала, а затем, набравшись сил, продолжила, - Он пролежал в коме ровно год и два года назад двадцать первого июня он проснулся…
Мой мозг отказывался принимать эту информацию. В голове все перемешалось, от чего давило в висках.
- Почти целый год ушел на его восстановление. И все это время он словно бредил. Мы с мамой стали отчаиваться, считая, что нервная система и его психика настолько пострадали, что он превратился в сумасшедшего. Все время он повторял твое имя и требовал найти тебя. Никто из нас, включая Джейсона, не знали тебя и думали, что он просто сходит с ума. Первые месяцы он пытался доказать всем нам, что ты реальна и что вы встречаетесь, описывая какие-то события вашей общей жизни. Дом, на окраине города, где ночью видно звездное небо. Поездка на море. Рождество у какой-то тети Элизабет. Он даже рисовал тебя, постоянно... А затем, он закрылся в себе, замкнулся и отвергал любые признаки помощи с нашей стороны. Он уехал, даже ничего не сообщив нам. Когда я попыталась связаться с ним и узнать причину его отъезда, он ответил, что все мы предатели и ты… тоже, что пытаемся обмануть его, будто тебя не существует, но он никогда не поверит в подобное. А теперь я здесь, в том доме, что он рисовал, и ты здесь, вполне реальная. По словам Джексона, дом он построил сам по памяти из сна и восстановил все так, как было в той жизни, что не было на самом деле. Это что-то вроде сказки. Его лечащий доктор предполагает, что ты и вся эта жизнь с тобой просто приснились ему, когда он пребывал в коме.
- Так не бывает, - выдыхаю я.
- Да, никто еще не мог вспомнить, что ему снилось, пока он был в коме, но в жизни всякое возможно, - пожимает плечами.
Это был просто сон? А сейчас? Сейчас мы тоже спим? Как же так?
Тупая игла засела в груди, отчего вздохнуть полной грудью было невыносимо больно. На ватных ногах поднимаюсь на второй этаж, оставив не менее ошеломленную Эмили в гостиной.
Запихиваю первую попавшуюся одежду в рюкзак. Мне нужно уехать, чтобы разобраться во всем этом и в самой себе, в своих чувствах. Я должна отправиться туда, где мне спокойно. И именно поэтому я решаю уехать в дом, где прошло мое детство, к тете Элизабет.
Глава 11.
После четырехчасового перелета и двухчасовой поездки на машине, совершенно разбитая я добираюсь до своего настоящего дома.
Полчаса уходят на восклицания со стороны тетушки о том, как она не ожидала моего приезда. Еще полчаса на выговоры о том, как я исхудала, какой у меня болезненный вид и пятнадцатиминутная нотация о моих неимоверно огромных и синих мешках под глазами. А затем мы садимся ужинать.
После ужина поднимаюсь к себе в комнату, что было моим единственным пристанищем в целом мире.
Фиолетовые стены, розовые занавески на окнах, деревянный пол, маленькая кровать с хранителем снов у изголовья, книжный шкаф, заваленный бесконечным числом книг и дисков мультика «Губка Боб», обычный шкаф с одеждой, из которой я давно выросла и старая кресло-качалка с синими подушками.
После ухода мамы, я считала эту комнату тюрьмой, из которой я отчаянно пыталась сбежать в большой мир. И сбежала.… Но теперь, я сбегаю от мира сюда, в свою обитель, где живет моя истина, где все взаправду, где я могу спастись от жизни, что может свести с ума.
Кусаю губы и плетусь к креслу. На улице уже давно темно. Распахиваю окно и холодный, сырой воздух врывается в мою комнату. Здесь так всегда. Никогда не бывает тепло или хотя бы солнечно, даже летом. Как же я жила столько лет под плотным занавесом от солнца днем, а ночью от звездного неба, спрятанного за плотными и бесконечными тучами?
Кутаюсь в плед и усаживаюсь в кресло. Глубоко выдыхаю, и грусть толстым слоем ложится на мое изнуренное сердце. Так тихо.
Я не хочу думать о нем, но все, что я делаю – это думаю о нем. Что с ним? В порядке ли он? Что делает? Сильно ли злится на меня? Какого цвета его глаза сейчас?
- Хватит! – сама себе приказываю я.
Снова кусаю губы.
Стук в дверь.
- Входи, тетя, - отвечаю я.
Дверь скрипит и в комнату заходит тетя Элизабет. Подходит ко мне.
- Замерзнешь ведь, зачем открыла окно?
Тянется к окну, чтобы закрыть его, но я ее останавливаю.
- Оставь. Хочу проветрить комнату перед сном.
- Хорошо, если комнату, - говорит она, облокачиваясь о подоконник. – Не возлагай такие большие надежды на ветер. Он не способен проветрить то, что болит внутри, - кладет морщинистую ладонь себе на сердце.
Я сильнее сжимаю зубами нижнюю губу.
- Тетя, я…
Замолкаю. Что мне ей сказать? Как объяснить? Я ведь сама сбита с толку. Сломлена. И мне так тяжело, что сказать что-либо спокойно о нем вряд ли сумею.
- Знай, что ты не первая и не последняя, кто теряет надежду и разбивает сердце. Так бывает. Прими это, - тихо произносит она.
Я знала, что подобное бывает и сердца разбиваются сплошь и рядом, каждый день и каждую минуту, но внутри все жжет, словно я первая и меня не предупреждали, что любовь приносит и боль тоже.
- Мир не фабрика по исполнению желаний, - цитирую Джона Грина. – Да? – слабо улыбаюсь.
- Мне жаль, но да, это так, - тянется ко мне и своей нежной рукой касается моей холодной щеки.
- Я справлюсь, - отвечаю я.
Проворочавшись до полуночи, позволяю себе немного пожалеть себя и поплакать, пока дождь безустанно льет за окном. Наревевшись вдоволь, в два часа ночи поднимаюсь с кровати. В попытках отвлечь себя, сажусь за рабочий стол и разглядываю сотню разноцветных бумажек, прикрепленных мною к монитору компьютера.
- Да, сердца способны разбиваться. Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы мы умирали, когда они разбиваются, но мы не умираем, - отлипаю стикер синего цвета с этой цитатой. – Стивен Кинг.
Перечитав добрую половину стикеров с мудрыми цитатами, подхожу к окну и распахиваю его. Дождь врывается в мою теплую обитель, а я возвращаюсь в кровать и кутаюсь в одеяло. Засыпаю только в шесть утра, когда ливень превратился в мелкую морось.
Утром стало еще хуже. Раскалывалась голова, распухли глаза от ядовитых слез, а тело сводило мучительной болью. Наверное, я простыла из-за открытого окна. Поднимаюсь на локтях и замечаю, что окно закрыто, а лужа от дождя на полу насухо вытерта. Не хочу, что бы тетя видела меня в таком состоянии. Нужно постараться быть цельной хотя бы снаружи, пока внутри все рушится и разбивается вдребезги.
Привожу себя в порядок и, натянув широкую улыбку на лицо, спускаюсь в гостиную.
- Всем доброе утро! – восклицаю я.
Дядюшка с чашкой зеленого чая и газетой в руках сидит в кресле. Тетя Элизабет возится с какими-то бумажками на журнальном столике. Целую их по очереди и усаживаюсь на диван.
