День между пятницей и воскресеньем - Лейк Ирина (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT, .FB2) 📗
— Жил с мамой, — тихо сказал он. — Мама… Мамы нет, схоронили, сердце у нее было… А потом с бабушкой, — добавил он уже громче. — Но бабушки тоже нет у меня теперь. — Тут он хотел добавить, что у нее сердца как раз не было, но не стал.
Он согрелся, ему стало хорошо и спокойно. Федор оказался болтливым, он предупредил, что радио в машине сломалось и Николай попался ему очень кстати — для разговоров, чтобы не заснуть ночью в дороге.
— Вон там у меня термос, чаю себе плесни, если хочешь. И мешок с пряниками, ага, вон там. Мятные пряники! Ты бери-бери, не тушуйся, Коля-Николай.
В жизни он не ел таких вкусных пряников. Мятных. Обжигался чаем и улыбался байкам Федора, даже не вникая, про что тот рассказывает. Какая разница. В тесной прокуренной кабине Николай впервые за много лет вдруг наконец почувствовал себя дома: его никто не ругал — хоть он и испугался, когда понял, что съел почти все пряники, но Федор только рассмеялся: «Вот это аппетит!» — никто ни в чем не упрекал и ни о чем не расспрашивал, а куда ехать — Коле было все равно. Главное — ехать. Он сам не заметил, как заснул, и снилось ему, что он маленький, что он спит, а рядом мама, целует его и гладит по волосам, и он боится проснуться.
Он проснулся, когда машина остановилась. На улице уже рассвело.
— Ну что ж ты за попутчик, Николай, — хохотнул Федор. — Никаких от тебя ни песен, ни рассказов. Только пряники мои слопал. Хорошо хоть, храпел как паровоз, спать мне не давал, за это спасибо.
— Я? Храпел? — Ничего не понимая, он протирал глаза.
— А то! Еще как! Ну, приехали мы, дружище! Вон хутор-то, через поле добежишь, и там. А мне тут на бетонку сворачивать. Бывай, Николай! И тетке своей скажи троюро́дной, пусть обувку тебе справит.
Он понятия не имел, что это за хутор, но пошел через поле, как показал ему водитель Федор. На самом краю за солидным забором стоял большой дом. Коля был уже недалеко, когда ворота открылись, и две девушки выгнали на улицу стаю гусей, а за ними двух коров.
— Здрасьте! — махнул он им.
Девицы сначала насупились, с прищуром осмотрели его с головы до ног, одна из них, та, что повыше, с волосами, заплетенными в длинные косы, хмыкнула, глянув на его босые истертые ноги, а потом обе одновременно сказали:
— Доброго утречка.
— Меня Николай зовут, — сказал он.
— А у нас животина сейчас разбежится, — фыркнула девица помладше, в зеленой косынке, и махнула хворостиной. — Чего хотел, Николай? Или просто так по дворам ходишь здоровкаешься?
— Я б хотел… Мне бы в работники наняться, — выпалил он.
Была — не была, терять ему было нечего.
— Ишь ты, в работники, — снова хмыкнула свысока та, что с косами.
— Да, — кивнул он. — Вам работники не нужны?
— Рая! Майя! — раздался со двора громкий мужской голос. — Чего застряли? Телок гоните скорей, я ж вам сказал.
— Батя, да тут вот, в работники пришел наниматься, — крикнула высокая.
— Так ваше дело животина, а не работники.
Из ворот вышел сурового вида высокий мужик в потертых штанах и синей застиранной рубахе, однако Николай быстро смекнул, что живет эта семья явно в достатке. Дом побелен, во дворе чисто, дверь летней кухни приоткрыта, утренний ветер гонял белоснежную занавеску. На окне красная герань, а в будке пес — мордатый, явно породистый.
— Доброго утра! — поздоровался Николай. — Вам работники не нужны случайно?
— Хороший работник никогда лишним не будет, — с прищуром сказал мужик. — Да идите вы уже! — прикрикнул он на девиц, которые все разглядывали незнакомца. — Тем более что у нас тут, вишь, девок полон двор, а толку мало. Сам-то откуда будешь? Что умеешь?
— Я все умею, — быстро сказал он. — Я много где работал.
— А тощий чего такой?
— Это просто… порода такая, — выкрутился Коля.
— А ноги чего босые? Тоже порода? — Мужик прожигал его взглядом.
— Ноги… нет. Собирался в спешке.
— Ясно. Куда спешил, чего хочешь? На сапоги заработать? Так можно в армию сходить, там кирзовые бесплатно выдадут.
Он замешкался, не мог признаться, сколько ему лет, боялся, что мужик потребует документы, а больше всего — что тот вернет его бабке.
— В армию еще пойду, — уверенно сказал он. — Пока без сапог обойдусь, мне надо на билет в Москву заработать.
Он сам не знал, почему у него это вырвалось, он никогда и не мечтал о Москве. Просто Москва была для него другим миром, другой планетой, а ему так хотелось сбежать как можно дальше. Дальше Москвы он ничего не знал.
— Ишь ты какой. — Мужик сложил руки на обширном животе. — В Москву ему надо. Ну, значит, вот что, москвич. Время сейчас горячее — скоро урожай пойдет, от лишних рук никто не откажется. Тем более раз говоришь, работы не боишься. Кормить-поить тебя буду, спать можешь на сеновале на чердаке, а если хорошо себя покажешь, то, как урожай соберем, масло собьем, со скотиной управимся, — может, и куплю тебе билет в Москву-то. Так что заходи.
Он неловко шагнул вперед, а мужик протянул ему широкую, как лопата, ручищу.
— Петр Василич я. — И тут же крикнул во двор: — Фая! Принимай работника. Отмыть его только надо и что-нить на ноги справить.
Из летней кухни высунулась невысокая женщина в ситцевом платье, подхваченном цветастым фартуком, на голове белая косынка. На руках у нее вертелся младенец.
— Римма! — крикнула она. — Забери-ка у меня Сашку! А ты, парень, дуй сюда, будем с тобой разбираться.
Не прошло и недели, а Коля уже влился в колхозную жизнь семейства Бровко, как рыба в бурный речной поток. Всем тут заправлял Петр Васильевич. Его застиранная синяя рубаха сильно вводила непосвященных чужаков в заблуждение. На самом деле Петр Васильевич родился не просто в рубашке, а, можно сказать, с золотой ложкой во рту, так как приходился родным братом председателю колхоза. Поэтому никто особо не считал сотки его огромного участка, не обращал внимания на количество скотины, на технику, взятую в колхозе на денек и прочно осевшую у него в хозяйстве. Сколько, чего и насколько вовремя сдал на закупы Петр Васильевич, тоже считали без особого пристрастия, так что жаловаться на жизнь ему не приходилось. Разве что в одном никак не везло отцу большого семейства: Петр Васильевич, разумеется, мечтал о сыне, наследнике. Да и вообще, что это за мужик, который не народил сыновей, — так можно и дурных слухов заработать о мужской силе, чего доброго. Жена Петра Васильевича, Фаина, исправно рожала ему, да вот беда — сплошных девок: у них уже были Раиса, Майя, Римма, Таня, Валя и Иринка, а год назад они ждали мальчика — точно мальчика, говорил всем с гордостью Петр Васильевич, на этот раз уж точно! Фая носила парня! Сашку! Петр Васильевич даже лично ездил куда-то в райцентр и привез синюю люльку. Весной, точно в срок, Фаина родила Сашку. Александру. Седьмую дочь. Обо всем этом она рассказывала Коле, когда они вместе обрывали яблоки или давили сок или когда Николай сколачивал ящики или табуретки, а Фаина рядом замешивала тесто на пироги. Вставали все до рассвета, а вечером Николай не успевал добраться до сеновала на чердаке, как мгновенно проваливался в сон от усталости. Ему не на что было жаловаться — уговор оставался уговором, а работали тут все в полную силу. Даже все пятеро старших девчонок: шили, пряли, доили, стряпали, пасли скотину, собирали в поле кукурузу, спускались в балку за травой для кроликов, таскали ведрами воду из колодца на длинных тяжелых коромыслах. Но и отец их не жадничал — частенько привозил из города новые наряды, побрякушки, угощения и сладости.
По вечерам в выходные или в праздники в колхозном клубе были танцы или крутили фильмы, иногда приезжали с концертами артисты из областной филармонии. Николай никогда не ходил на эти мероприятия, ему больше нравилось сидеть с Фаиной на кухне или в сарае и слушать ее истории, они как-то сразу прониклись друг к другу — он скучал по материнскому теплу, а она искренне жалела сироту. Ей он рассказал про себя все как есть, честно, ничего не приврав и не приукрасив.
