Элеанор Ригби - Коупленд Дуглас (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
— Одобряю.
И так мы вместе смотрели вечерний выпуск новостей. Приятно делать что-то скучное не в одиночестве, а с кем-то. Обычно я избегаю новостей: закат мне тяжело дается — в это время суток сильнее чувствуется одиночество. Порой, если я в хорошей форме, включаю шестичасовой выпуск, но и тогда все затмевают мысли о собственной участи; я почти не слежу за происходящим, а когда рассказывают о какой-нибудь собаке, попавшей в полынью, — так вообще выть хочется. При совсем поганом настроении я съедаю тарелку разогретых в микроволновке булочек с корицей и выезжаю покататься. Когда я в таком состоянии веду машину, так и подмывает посостязаться с лихачами. Я готова в сильнейший ливень мчаться за каким-нибудь автомобилем, чтобы, поравнявшись с ним, крикнуть водителю «Как не стыдно!» за то, что он выбросил окурок в окно у «Глубокой бухты». Не знаю, чего я этим пытаюсь добиться, да только меня так и подмывает.
Посредине выпуска, сразу после рекламы, показали репортаж о животноводческом комплексе. Я — человек плотоядный, но, как и многих в наши дни, от мяса порой начинает воротить.
— Ты что фыркаешь?
— Мясо.
— Все, понял.
Мое отношение к мясу замешано на неприязни к собственному телу: мы — узники плоти. Мне всегда казалось, что обычные, нормальные люди рады своим телам, в то время как одинокие жаждут поскорее покинуть бренные тюрьмы. Одинокие вообще желают позабыть о том, что они сделаны из плоти и крови. Наверное, нам легче поверить в переселение душ — просто не хочется проживать отпущенное в твердом убеждении, что лучше этих мясных темниц не видать. Одинокие стремятся к смерти, но и с жизнью распрощаться не спешат — как же иначе узнать, что там еще уготовано судьбой, кому в следующем году вручат «Оскар»? А правильнее сказать, одиноким, как и остальным людям, хочется встретить того единственного, с которым перестанешь волноваться из-за заточения в мясокостное вместилище души. О Боже, я начала говорить, как тюремный надзиратель.
Зазвонил телефон, однако мы с Джереми не стали дергаться. Вероятно, мать или Лесли.
Семья… Мой образ жизни повергает родных в недоумение. Сомневаюсь, что Лесли или Уильям хоть раз оставались без пары. Мать? После смерти отца она так и не вышла замуж. То и дело с кем-нибудь встречается, но ее уж слишком отвлекают микронужды внуков и слюнтяйские подружки, которым постоянно надо вправлять мозги. Вряд ли мамуля когда-нибудь чувствует себя одинокой. Хотя, с другой стороны, кто бы мог подумать, что она молится в кладовке?
У Лесли есть муж Майк — «мужчина-грудничок» и дети. Боюсь, если сестрица однажды перестанет гнать свой «внедорожник» под сто миль в час и спокойно поразмыслит о жизни, результаты ее не порадуют. Посмотрите на меня: я — классическая озлобленная старая дева; но кто знает, все ли у счастливых парочек так гладко, как кажется со стороны?
— Джереми, я не могу больше скрываться.
— Сколько времени?
— Полседьмого.
— Тогда перезвони, но помни: у тебя на руках все козыри.
Когда телефон снова ожил, я сняла трубку. Это был Кен, консультант по сну. Он сообщил, что Джереми наутро выходить к девяти тридцати. Только я успела дать отбой, проявился Уильям.
— Лиззи, это я. Только что из Европы, прилетел повидаться с новым племяшом.
— Ты сейчас где?
— В такси. В пяти кварталах от твоего дома. Спустись и открой мне. Мать сказала, у тебя домофон неисправен.
Уильям работает в компании под названием «Иммунодинамика». Названьице занудное и вроде бы не обещает ничего интересного. Но это лишь на первый взгляд. Брат колесит по миру и, подкупая правительственных служащих, получает доступ к базам данных на старейших граждан страны. Если вам еще не исполнилось сто десять, не тратьте попусту его время. Той возрастной категории, которой занимается Уильям, даже название не придумано. Стодесятилетние с гаком? По словам Уильяма, старые клюшки солидарны в одном: отсчитайте им штуку зелененьких и, пожалуйста, получите пробирку насыщенной долгоиграющими ДНК кровью.
Что он делает с этой кровью? Ее отправляют — может быть, провозят контрабандой — к месту назначения в наполненных льдом сумках-холодильниках. Образцы изымают и крутят в центрифуге или каком-нибудь ином приспособлении. Таким образом медики надеются выяснить, чем же обусловлена необычайная живучесть этих стариков. Смысл в том, чтобы размножить искомый ген и придать ему удобоваримый вид, в виде кусочка сыра или болонской колбасы, а затем подпитывать им те слабые места в нашей генной системе, какие требуется. Уильям говорит, что в каждой семье есть несколько «ахиллесовых пят»: слабые сердца, раковая грудь, простата, вялая печень, болезнь Альцгеймера — добавьте то, чем страдаете сами. Стоит только залатать дыры, и можно жить, пока не надоест. Откровенно говоря, я этих восторгов не разделяю — наше существование и без того достаточно скучно и отвратительно; а с другой стороны, я не восьмидесятишестилетний основатель компании, входящей в перечень «Форчун-500», с подагрическими пальцами ноги и раком почки.
— С минуты на минуту подъедет Уильям.
— Вернулся из Европы?
— Ага. Как самочувствие?
— Спорим на полтинник, он у меня купит матрас?
— Уильям? Ну-ну. Удачи.
Когда я спускалась по лестнице, у меня было такое чувство, будто мы с Джереми превратились в парочку цирковых клоунов. В дверь уже стучался мой брат.
— Уильям, выглядишь неважно.
— Ты тоже. Как только узнал, сразу помчался.
— Не стоило беспокоиться.
— Лиззи, мне просто приятно.
Войдя в квартиру, я без лишних предисловий представила друг другу дядюшку с племянником, и Джереми пожал Уильяму руку, не вставая с кушетки. Братец прищурился, точно желая сказать: «А сопляк-то грубиян, даже подняться ему недосуг».
— Уильям, у Джереми рассеянный склероз.
— Ах ты, вот черт! Лиззи, есть что выпить?
— Анисовый ликер. Не представляю, какой он на вкус. Стоит у меня еще со времен администрации Рейгана.
— Рискну. — Уильям обернулся к племяннику. — Да уж, самый настоящий племянник.
— Точно, настоящий.
— Дай-ка я хоть посмотрю на тебя как следует.
— Уильям, это не кокер-спаниель…
Но Джереми не возражал:
— Пусть.
Уселся прямо.
Уильям, как водится среди мужчин, все выискивал свои черты на лице моего сына. Я вошла в комнату с ликером и бокалом, и брат проговорил горделиво:
— Есть в нем что-то мое, правда?
— Ну просто вылитый.
— А-а, вот и ликерчик. Что ж, на безрыбье, как говорится…
Он повернулся к Джереми и поднял бокал:
— За знакомство. Жаль, со здоровьем тебе не подфартило. — Хлопнул стопочку. — Черт, какая гадость. Еще плесни, будь добра.
Джереми, то ли в шутку, то ли всерьез, поинтересовался, какой фильм крутили в самолете.
— Знаешь, что-то про зомби. Там еще машины постоянно врезались. В конце концов разбитные девицы с грудями, как арбузы, спасли планету.
— Я почти все время чувствую себя как зомби.
— А что делать…
— Хорошо хоть можно поспать всласть.
— Неудивительно.
— Да, крепкий здоровый сон важнее всего.
Джереми безжалостно атаковал ничего не подозревающую жертву. Я решила применить обходной маневр.
— Кстати, а кто-нибудь знает, откуда вообще берутся зомби?
— В каком смысле?
— Они ведут себя как нормальные люди, пока их не укусит ходячий мертвец. Почему после укуса они не умирают, а тоже превращаются в зомби?
Сын пояснил:
— Когда человек превращается в зомби, у него исчезает душа. Больше для него нет ни ада, ни рая — совсем ничего, поэтому они такие злые. У них из жизни пропало самое главное, и безвозвратно.
Уильям взболтал ликер, оставшийся на донышке.
— Да уж, весело.
Джереми проговорил:
— В детстве родители использовали слово «зомби» в переносном смысле, когда говорили о ярых гуманистах.
Я сочла нужным пояснить:
— Джереми несколько раз попадал в религиозные семьи.
— Несколько раз? — Уильям решил сменить тему. — А где мать? Где Лесли?
