Рассказы - Лимонов Эдуард Вениаминович (читать книги регистрация TXT) 📗
От нечего делать девушки вдруг пригласили меня на обед. В квартиру румына, бродящего в Гималаях. Вместе с собой я взял на обед французского юношу Тьерри, моего приятеля, прилетевшего со мной в Нью-Йорк на одном самолете. Ему негде было жить, посему я договорился с Лелей, что она возьмет Тьерри к себе на некоторое время, пока они друг другу не остопиздят…
И вот мы сидели и предавались дружескому трепу на фоне зеленых растений гималайского румына, каковые занимали два обширных окна и взбирались на антресоль, ту самую, где стоит кровать и несколько утр тому назад Элиз протягивала мне презерватив.
Как многие женщины ее возраста, Леля – алкоголик. По мере того как понижался уровень калифорнийского «Шабли» в галлоновой бутыли зеленого стекла, Леля становилась все более придирчивой и снова и снова повторяла Тьерри условия его пребывания в ее квартире. Почему-то Леля особенно упирала на то, что француз должен будет тщательно мыться всякий раз, когда он будет ложиться в ее постель…
Рассеянно прислушиваясь к теперь уже пьяному голосу Лели, я невнимательно разговаривал с Элиз, мы ожидали китайскую еду, заказанную по телефону в ближайшем ресторане. Чувствовал я себя прекрасно, за день успел написать восемь страниц книги, и сидел, попивая вино с женщинами, которые меня по-своему любили и уважали, как бы с членами моей семьи, и посему мне было спокойно и хорошо, как, возможно, человеку бывает спокойно и хорошо, если он сидит меж любимых сестер. Тьерри при желании мог сойти за младшего брата… Улыбающийся деливери-китаец принес еду, и девушки настояли на том, что платят за еду они. Я согласился и только вручил китайцу доллар за услуги. Сунув мой доллар в карман, китаец, медленно пятясь к двери, с видимым удовольствием обозревал полупьяных девушек и нашу компанию. Я думаю, он счастлив был бы остаться некоторое время с нами и вскарабкался бы, не снимая белого фартука, на одну из девушек.
Поедая скрывающиеся среди мореных овощей свинину и курицу, обильно смазывая все это сой-соусом, сопровождая рисом и опять и опять белым вином и пивом в случае Тьерри, мы наконец поглотили все изделия китайской кухни и отвалились от стола, переваривая. И тут, под звуки музыки румына, девушки предложили мне пойти к соотечественнику Алексу, с которым, каждая по отдельности и обе вместе, они дружат. Ничего удивительного в дружбе двух русских девушек с русским художником не было. Я даже не сомневался, что каждая по отдельности или обе вместе подружки Леля и Элиз выспались с художником, если это вообще возможно. Однако я их не осуждал, я давно понял, что женщины принадлежат всем мужчинам, миру, и было бы неразумно и эгоистично стараться сохранить их только для себя.
Я подумал: «Если это вообще возможно», – имея в виду, что, несмотря на годы знакомства, в сексуальном плане Алекс, мягко говоря «неопределенен» для меня. Да, он женат, и у него остались в Париже художница-жена – старше его, и художница же, талантливая семнадцатилетняя дочка. Да, сам Алекс, облаченный в кожаные садистские одежды, я уверен, производит на непосвященного человека впечатление твердого, волевого, сильного и грубого мужчины Алекса. На его картины, рисунки и литографии – есть картины, рисунки и литографии человека, запутавшегося среди полов, человека неопределенного пола. Сладковатая непристойность исходит от его работ…
«Нет, – сказал я. – Вы идите, а я поеду домой. Я не хочу видеть Алекса в хуевом состоянии. Победоносный вундеркинд Алекс, всеобщий любимец, счастливчик и барин, я уверен, не научился спокойно переносить жизненные неудачи и временные трудности. Судя по его голосу, девочки, а я говорил с ним пару дней назад по телефону, он в жуткой депрессии. Я не пойду».
«Ну, Лимонов, – сказали они, – не порть нам вечер…»
«Ну, девочки, – сказал я, – не портьте мне вечер. Я пришел к вам на обед, я хочу, чтобы вы меня развлекали. Развлекайте меня. Алекса я знаю лучше, чем вы, общение с ним не развлечение, но достаточно тяжелая работа».
«Ну, Лимонов!» – взмолились они, и Элиз, зайдя сзади за стул, на котором я сидел, обняла меня и стала целовать в шею.
«Забудьте об этом», – попросил я и заговорил с Тьерри о чем-то. Может быть, мы с ним стали вспоминать, как меня арестовали таможенники в аэропорту Кеннеди, и как мы с ним потерялись тогда, и как он нашел меня только через объявление в «Вилледж Войс»…
Две пизды зашептались и забегали по квартире. Леля взобралась наверх на антресоль, а Элиз, взяв в руки большую ржавую лейку, почему-то стала поливать цветы и растения. Я невнимательно следил за их действиями, но, переговариваясь с Тьерри, который очень устал и хотел спать, все же увидел, что Элиз полезла с лейкой в окно. За окном был довольно широкий карниз, и на нем также стояли кадки с растениями. Туловище Элиз вышло в окно и скрылось, затем утянулась рука с лейкой, и наконец одна за другой утянулись осторожно ее загорелые ноги.
Я вспомнил про презерватив и засмеялся. Тьерри удивленно посмотрел на меня из страны сна. Ему было 24, это был его первый визит в Нью-Йорк, он был беден, и вот уже неделю он каждую ночь спал в другой постели… «Ой!» – вскрикнула за окном Элиз, и вслед за коротким «Ой!» последовал тупой звук чего-то очень тяжелого, свалившегося с нашего третьего этажа на асфальт. Слава Богу, это была не Элиз, потому что она спешно показалась в окне: «Я свалила горшок с пальмой!»
«Пизда! – сказал я. – И, конечно, прохожему старичку на голову?» – За музыкой, харкающей звуками из четырех колонок румына, ничего не было слышно снизу, кроме полицейских сирен на Бродвее.
«Кажется, нет», – с неуверенной надеждой объявила Элиз и умчалась из квартиры. Я привычно ощупал свои карманы на случай, если вдруг придет полиция. Нет, ничего инкриминирующего в карманах не было. Пару джойнтов я переместил из бумажника в горшок с неизвестной мне породы буйным тропическим растением, сунул джойнты между корней.
Побегав некоторое время между улицей и апартментом, дамы наконец вернулись, запыхавшиеся и довольные, с веником и большой железной кастрюлей, служившей горшком покойной румынской пальме.
Мы еще выпили вина, уже из другого галлона. Тьерри стоило больших усилий держать глаза открытыми, он с нетерпением ожидал конца вечера, но не мог уйти без квартирной хозяйки Лели.
«Пошли, пошли, Лимонов, Алекс нас ждет! – вдруг опять завела старую песню Леля, подойдя ко мне сзади, как раньше Элиз, и целуя меня в голову. – Я звонила ему полчаса назад и договорилась, что мы придем около часу ночи. Он очень хочет тебя видеть».
«Эй! – возмутился я. – Но я не хочу его видеть. И что за манера устраивать для меня свидания? Если бы я хотел, я бы позвонил ему сам. Но я не хочу! Вы, девочки, знаете Алекса без году неделя, я же познакомился с ним в Москве сто лет назад. Если он пьет, расшился, а он пьет, то приятного в общении с ним мало… Да и трезвый он мне давно неинтересен. В лучшем случае в тысячный раз расскажет о подвигах своего отца-кавалериста…»
«Но ведь он твой друг…» – недоумевающе воскликнули девушки.
«Вот именно поэтому я его и не хочу видеть. Потому, что я слишком хорошо его знаю…»
«Ему сейчас тяжело, – сказали жалостливые русские женщины. – Ему будет приятно, что ты о нем не забыл…»
«Ему было тяжело очень часто. И я всегда появлялся рядом с ним по первому его требованию. Он звонил мне в три часа ночи и просил приехать… потому что он, если я не приеду, убьет свою любовницу в номере отеля „Эссекс Хауз“, здесь, в Нью-Йорке… или он покончит с собой в ресторане „Этуаль де Моску“ в Париже, или…»
«Пошли, Лимонов… – взмолились они опять. – Какой бы он ни был, но он же твой друг. Друзей не бросают в беде!»
И я пошел с ними, хотя столько уже раз в моей жизни я позже очень жалел, что покорялся чужой воле и не слушался всегда сильного и трезвого во мне инстинкта самосохранения, который говорил мне: «Не иди!»
По дороге обнаружилось, что Леля совершенно пьяна, а Тьерри еле двигает ногами. «Дай парню ключи, пусть он идет спать! – приказал я Леле. – Гуд бай, Тьерри!» – сказал я ему.
