Хранительница тайн - Мортон Кейт (первая книга TXT) 📗
– Вот и все, – объявила Долли, засовывая пилку в футляр и стряхивая с рук пыльцу. – Готово.
– Хм.
Леди Гвендолен поправила тюрбан – пепел упал с почти потухшей сигареты, о которой она успела забыть, – и окинула взглядом громаду тела, облаченного в фиолетовый шифон, и крошечные отполированные ступни, которые Долли приподняла для обозрения.
– Надеюсь, что так, – кивнула хозяйка и принялась бурчать про добрые старые времена, когда превосходных камеристок было хоть пруд пруди.
Долли изобразила улыбку и начала прибираться. Она уехала из Ковентри два с лишним года назад, но лишь недавно ее дела пошли в гору. Джимми помог ей найти комнату (в хорошем районе, не то что его собственная) и работу продавщицы в отделе готового платья. А потом началась война, и Джимми ее оставил.
– Люди хотят знать, что происходит на фронте, – объяснял он перед отъездом во Францию. Они сидели у пруда Серпентайн, Джимми запускал бумажный кораблик, Долли задумчиво курила. – Кто-то должен им рассказать.
В тот первый год в Лондоне Долли выпадало не слишком много радостей: любоваться на красиво одетых дам, спешащих мимо универмага «Джон Льюис» в сторону Бонд-стрит, да рассказывать постояльцам пансиона миссис Уайт, как кричал на нее отец, как клялся, что ноги дочери больше не будет на его пороге. Долли упивалась своим бесстрашием, в красках расписывая, как за ней закрылась калитка и как, закинув шарф за плечо, она устремилась к станции, ни разу не оглянувшись. Но позже, скорчившись на узкой кровати в тесной комнатке пансиона, Долли вспоминала, как ушла из дома, и вздрагивала.
Все изменилось после того, как она потеряла работу продавщицы в универмаге. (Глупое недоразумение, она не виновата, что откровенность теперь не в чести, к тому же короткие юбки идут не всем, кто в здравом уме станет с этим спорить?) На помощь пришел доктор Руфус, отец Кейтлин. Когда Долли упомянула о том, что случилось, он вспомнил, что его приятель ищет компаньонку для тетушки.
– Совершенно незаурядная старая дама, – сказал он за завтраком в «Савойе», куда ежемесячно водил Долли во время визитов в Лондон, пока жена и дочь отправлялись по магазинам. – Довольно эксцентричная, очень одинокая. Так и не оправилась после того, как ее любимая сестра вышла замуж. Вы хорошо ладите со стариками?
– Да, – кивнула Долли рассеянно, сосредоточившись на ощущениях после ее первого в жизни коктейля с шампанским. Голова немного кружилась, но в целом было скорее приятно. – Вроде да. Что тут сложного?
Любезного доктора Руфуса вполне удовлетворил ответ. Он написал приятелю и вызвался отвезти Долли на собеседование. Племянник хотел на время закрыть старый фамильный особняк, объяснял доктор по дороге в Кенсингтон, но тетушка решительно воспротивилась. Старая упрямица (со временем вы оцените ее стойкость и силу духа) наотрез отказалась жить в загородном поместье с семьей племянника, угрожая изменить завещание, если ее не оставят в покое.
Следующие десять месяцев, которые Долли работала у леди Гвендолен, ей не раз пришлось выслушать эту историю. Старуха, находившая особое наслаждение в смаковании обид, утверждала, что проныра-племянник обманом пытался заставить ее покинуть особняк, но она сказала, что останется «там, где я когда-то была счастлива. Здесь мы с Цыпочкой выросли. И я покину этот дом только в гробу, но и оттуда дотянусь до Перегрина, если он осмелится осуществить свой коварный замысел!» Решимость старой леди восхищала Долли, ибо только благодаря ее упрямству та попала в дом на Кемпден-гроув.
Классический особняк номер семь по Кемпден-гроув был восхитителен. Три этажа и подвал, белизна штукатурки, подчеркнутая черными решетками, палисадник перед домом и сплошное великолепие внутри: обои по рисункам Уильяма Морриса [10], величественная мебель, гордо хранящая въевшуюся пыль веков, полки, прогнувшиеся под тяжестью редкого хрусталя, серебра и фарфора. Разве можно сравнить с пансионом миссис Уайт на Риллингтон-плейс, где за половину месячного жалованья Долли снимала комнату, переделанную из чулана, и где нестерпимо воняло дешевой готовкой?
Едва переступив порог дома леди Гвендолен, Долли поняла, что пойдет на любые жертвы, лишь бы тут остаться.
Так и случилось, и Долли была на седьмом небе от счастья. Все портила сама леди Гвендолен. Доктор Руфус справедливо назвал старую даму эксцентричной, однако забыл упомянуть, что ее добровольное заточение продолжается около тридцати лет. Одиночество не пошло на пользу характеру, и первые полгода Долли всерьез верила, что порой леди Гвендолен готова ее убить. Ей потребовалось время, чтобы научиться пропускать мимо ушей хозяйкины эскапады и понять, что за резкостью скрывается подлинная привязанность.
– Не хотите ознакомиться с заголовками? – спросила Долли, устраиваясь на краешке кровати.
– Пожалуй, – леди Гвендолен протяжно зевнула и скрестила маленькие влажные ладошки на животе, – я не возражаю.
Долли открыла последний выпуск «Леди», откашлялась и, придав голосу должную почтительность, пустилась в рассказ о людях, чья жизнь казалась ей вечным праздником. Раньше Долли ничего не знала об их мире. В Ковентри ей случалось видеть роскошные загородные особняки, отец порой с придыханием сообщал о заказах от лучших семейств, но истории леди Гвендолен – о вечеринках в «Кафе Рояль», о том, как они с сестрой Пенелопой (старуха называла ее Цыпочкой) жили в Блумсбери и позировали скульптору, который был влюблен в обеих, – выходили за пределы даже Доллиного неуемного воображения.
Леди Гвендолен с удобством раскинулась на атласных подушках, притворяясь рассеянной, но на самом деле ловя каждое слово. Ее любопытство не знало границ.
– Похоже, в семействе лорда и леди Хорсквит снова разлад.
– Неужели разводятся? – фыркнула старуха.
– Если читать между строк. Леди Хорсквит опять сошлась с этим художником.
– Ничуть не удивляюсь. У нее никакого понятия о сдержанности, только и знает, что потакать своим страстям! – презрительно фыркнула леди Гвендолен. (Иногда, оставаясь одна, Долли пыталась подражать ее шикарному выговору.) – Совсем как мать!
– Это кто?
Леди Гвендолен возвела глаза к лепнине на потолке.
– Кажется, Лайонел Руфус не упоминал о вашей недалекости. Я не одобряю умных женщин, но и дуру не потерплю. Вы глупы, мисс Смитэм?
– Надеюсь, что нет, леди Гвендолен.
– Хм, – фыркнула старая дама, словно еще не приняла окончательного решения на сей счет. – Мать леди Хорсквит, леди Пруденс Дайер, славилась отчаянным занудством. Только и знала, что разглагольствовать о женском избирательном праве. Цыпочка любила ее передразнивать – она умела быть забавной. Наконец леди Пруденс так всех утомила, что больше никто в обществе не хотел с ней водиться. Ты можешь быть вздорной, грубой, упрямой или безнравственной, но никогда, Долли, никогда не будь скучной. Спустя какое-то время леди Пруденс внезапно исчезла.
– Исчезла?
Леди Гвендолен взмахнула рукавом, рассыпая пепел, словно волшебный порошок.
– Уплыла в дальние страны. Индия, Танганьика, Новая Зеландия… Бог весть куда. – Старуха по-рыбьи оттопырила губы, словно что-то пережевывала: остатки ленча или застрявший между зубами лакомый кусочек чужой тайны. – Ах да, птичка на хвосте принесла, что она сошлась с аборигеном и прозябает в ужасном месте, именуемом Занзибар, – добавила леди Гвендолен с лукавой улыбкой.
– Не может быть.
– Представьте себе.
Леди Гвендолен так жадно затянулась, что глаза у нее стали словно щелки. Для женщины, тридцать лет не покидавшей своего будуара, она была на удивление хорошо осведомлена. Она знала почти всех, о ком писали на страницах «Леди», и испытывала непреодолимую потребность влиять на их судьбы. Даже Кейтлин Руфус вышла замуж с одобрения леди Гвендолен – жених был немолод и не блистал остроумием, зато обладал солидным капиталом. После свадьбы Кейтлин превратилась в худшую из зануд; она могла часами жаловаться, какой ужас наконец-то выйти замуж («Да так удачно, Долли») и обзавестись собственным домом в то самое время, когда из магазинов исчезли приличные обои. Долли хватило нескольких встреч с мужем Кейтлин, чтобы понять: она найдет другой способ проникнуть в мир красивых вещей, чем брак с мужчиной, у которого всех мыслей – как сыграть в вист или облапать горничную в темном углу.
10
Уильям Моррис (1834–1896) – английский художник-прерафаэлит. Создал мануфактуру, выпускавшую предметы декоративно-прикладного искусства, в частности, знаменитые уильям-моррисовские обои.