Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Джим, а почему бы тебе не сводить меня сегодня в армянский ресторан? — спросила Бетти. — Мне нравится шашлык.
— Не могу, — ответил он сердитым тоном сквозь мыльную пену на лице. — У меня сегодня очень плотный график.
— Но ты ведь можешь отложить свои дела?
— Что?
— Какими бы они ни были.
— У меня сегодня очень важное дело, моя дорогая, заседание совета директоров.
— Ой, опять ты о своей железной дороге. Какая тоска! Ненавижу бизнесменов. Они такие скучные.
Таггерт не ответил.
Бетти посмотрела на него с лукавством и уже более оживленным тоном произнесла, растягивая слова:
— А Джон Бенсон говорил, что позиции твои на этой железной дороге не слишком прочны, потому что все дела ведет твоя сестра.
— Значит, так прямо и сказал?
— По-моему, твоя сестрица — жуткая особа. Я считаю, что это ужасно, когда женщина изображает из себя сразу смазчика вагонов и руководителя фирмы. Это настолько неженственно! За кого она себя принимает, скажи на милость?
Таггерт остановился на пороге. Припав виском к косяку двери, он пристально посмотрел на Бетти Поуп. На лице его играла легкая улыбка, саркастичная и уверенная. Кое-что общее, подумал он, у нас есть.
— Возможно, тебя заинтересует, моя дорогая, — проговорил он, — что сегодня я как раз устраиваю подкоп под собственную сестрицу.
— Ну да? — спросила она уже с интересом. — В самом деле?
— И поэтому предстоящее заседание имеет такое значение для меня.
— Ты намереваешься выставить ее из дела?
— Нет. Это не нужно и не целесообразно. Я просто хочу поставить ее на место. Мне представился случай, которого я давно ждал.
— У тебя есть что-то против нее? Пахнет скандалом?
— Нет, нет. Ты не понимаешь меня. Просто дело в том, что она зашла слишком далеко и должна схлопотать за это. Ни с кем не посоветовавшись, она учинила непростительную выходку. Нанесла серьезное оскорбление нашим мексиканским соседям. Когда об этом узнают все члены правления, им придется принять несколько новых правил, которые моей сестрице как руководительнице производственного отдела не удастся так легко обойти.
— Ты умница, Джим, — сказала она.
— А теперь я, наконец, оденусь. — В голосе Таггерта прозвучала довольная нотка. Повернувшись к раковине умывальника, он произнес бодрым тоном: — Так что мне, может быть, удастся вывезти тебя в ресторан, чтобы угостить шашлыком.
Зазвонил телефон.
Таггерт поднял трубку. Телефонистка сообщила, что его вызывают из Мехико-Сити.
Донесшийся из трубки голос принадлежал защитнику его политических интересов в Мексике.
— Джим, я ничего не мог сделать! — пробулькал он. — Ничего вообще!.. Нас не предупредили, клянусь Богом, никто не подозревал, никто не предвидел ничего подобного, я сделал все, что мог, тебе не в чем обвинить меня, Джим, все обрушилось на нас как гром с ясного неба! Декрет вышел сегодня утром, буквально пять минут назад, без всякого предуведомления! Правительство Мексиканской Народной Республики национализировало рудники и железную дорогу Сан-Себастьян.
* * *
— …посему я могу заверить джентльменов, членов правления в том, что повода для паники нет. Утреннее событие, бесспорно, следует признать прискорбным, но я могу сказать с полной уверенностью, основанной на имеющихся у меня сведениях о внешней политике Вашингтона, что наше правительство сумеет добиться взаимовыгодного договора с правительством Мексики и что мы получим полную и справедливую компенсацию за нашу собственность.
Стоя во главе длинного стола, Джеймс Таггерт обращался к совету директоров. Голос его, четкий и монотонный, был пропитан уверенностью в благоприятном исходе:
— Могу вас обрадовать, однако, тем, что я предвидел подобный оборот событий и предпринял все меры, чтобы защитить интересы «Таггерт Трансконтинентал». Несколько месяцев назад я дал указание производственному отделу нашей фирмы сократить число поездов на линии Сан-Себастьян до одного в день и снять с нее наши лучшие локомотивы и подвижной состав. Мексиканскому правительству удалось захватить только несколько деревянных вагонов и один дряхлый паровоз. Мое решение сохранило компании многие миллионы долларов — после точного подсчета цифры будут представлены вам. Тем не менее я полагаю, что наши пайщики вправе рассчитывать на то, что люди, несущие основную ответственность за это предприятие, примут на себя и последствия собственной халатности. Поэтому я предлагаю, чтобы мы потребовали отставки мистера Кларенса Эддингтона, нашего экономического консультанта, рекомендовавшего фирме соорудить ветку Сан-Себастьян, и мистера Жюля Мотта, нашего представителя в Мехико-Сити.
Сидевшие за столом люди внимательно слушали его. Они думали не о том, что им придется сделать, но о том, что они будут говорить тем, чьи интересы представляют. Речь Таггерта вполне удовлетворяла их.
* * *
Когда Таггерт вернулся в свой кабинет, Оррен Бойль уже дожидался его. Как только они остались в одиночестве, самообладание оставило Таггерта. Он привалился к столу, плечи его поникли, лицо обмякло и побледнело.
— Ну? — спросил он.
Бойль беспомощно развел руками.
— Я все проверил, Джим, — проговорил он. — Все сходится; д’Анкония потерял на этих рудниках пятнадцать кровных миллионов. Никакой аферы там не было, все честно, он выложил свои деньги и потерял их.
— Ну и что же он теперь намеревается делать?
— Не знаю. И никто не знает.
— Но ведь он не собирается смириться с тем, что его ограбили, так ведь? Для этого он слишком умен. Должно быть, запасся каким-нибудь фокусом.
— Надеюсь на это.
— Д’Анкония сумел разгадать несколько комбинаций самых ловких на земле аферистов. Неужели же он смирится с декретом жалкой горстки политиканов-латинос? У него должна найтись какая-то управа на них; последнее слово останется за д’Анкония, и мы должны вовремя присоединиться к нему!
— Ну, это зависит от тебя, Джим. Ты же его друг.
— Ничего себе друг! Ненавижу его до мозга костей.
Таггерт нажал кнопку — вызвал секретаря. Тот вошел неуверенной походкой, с несчастным выражением лица. Это был молодой, не слишком, впрочем, человек, и на бескровном лице его оставили свой отпечаток благородное воспитание и не менее благородная бедность.
— Вы договорились о моей встрече с Франсиско д’Анкония? — резко осведомился Таггерт.
— Нет, сэр.
— Но, черт побери, я же велел вам связаться…
— Я не сумел этого сделать, сэр. Невзирая на все старания.
— Тогда попытайтесь еще раз.
— Я имею в виду, что не сумел договориться о встрече, мистер Таггерт.
— Почему же?
— Он отклонил ваше предложение.
— Вы хотите сказать, что он отказался встретиться со мной?
— Да, сэр, именно это я и хочу сказать.
— Он не захотел принять меня?
— Да, сэр, именно так.
— Вы разговаривали с ним лично?
— Нет, сэр, я говорил с его секретарем.
— И что же он сказал вам? Что именно он сказал?
Молодой человек молчал, лицо его сделалось еще более несчастным.
— Что он сказал?
— Он сказал, что сеньор д’Анкония назвал вас скучным человеком, мистер Таггерт.
* * *
Принятое ими предложение получило название Правило против хищнической конкуренции. Проголосовав за него, члены Национального железнодорожного альянса, стараясь не смотреть друг на друга, сидели в просторном зале, в окна которого втекал блеклый свет осенних сумерек.
Национальный железнодорожный альянс представлял собой, как было объявлено, организацию, предназначенную для защиты интересов железнодорожной промышленности. Цели этой надлежало добиваться путем разработки методов сотрудничества при продвижении к общей цели; добиваться путем согласия каждого члена альянса подчинять свои личные интересы интересам всей отрасли в целом; интересы же отрасли в целом следовало определять путем общего большинства при голосовании; каждый член альянса обязывался соблюдать любое решение, принятое большинством.
