Москва, я не люблю тебя - Минаев Сергей Сергеевич (библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
— Море, море — мир безбре-е-е-ежный!
Затрещал прикрепленный к панели мобильник:
— «СеваУно», — обозначилось на дисплее.
— Нет! — крякнул Кирилл. — Пошел ты в жопу. Не сегодня, — и прибавил громкости у Антонова. Мобильник продолжал верещать. Кирилл посмотрел на часы, оценил мерцающие огни Москвы, прикинул, что утром, оно, конечно, легче, чем вечером, а у Севы и переночевать можно, да от него и на Ленинградку выскакивать намного ближе, сбавил скорость и рванул с панели мобильник.
— Алло!
— Ола, Амиго! Кеталь? Кетамин? Кетанов?
— Дебил, сколько тебя учить, не шути такие шутки по телефону?!
— Да ладно, расслабься! Не хочешь увидеться со старым школьным другом?
— Я тебя и так каждую неделю вижу.
— Такого ты точно не ню… не видел. Ну чё, как?
— Ладно. Через час на нашем месте, мне заехать переодеться нужно.
— Согласились. Отбой.
«Как же ты не вовремя», — подумал Кирилл. Лучи подсветки рекламного щита прошли через лобовое стекло и отразились на хромированных замках кейса, создав иллюзию дискобола.
— Или вовремя? — Кирилл улыбнулся и полез за сигаретой. — Только сначала за паспортом…
СКРОМНОЕ ОБАЯНИЕ ХЭНАНЬ
У стен монастыря опять большой переполох —
По мелкой речке к ним приплыл четырнадцатирукий бог.
Монахи с матом машут кольями, бегут его спасти,
А бог глядит, что дело плохо, и кричит «пусти-пусти!»
Вова. Новый Арбат, Ресторан «Купол». Двадцать один час пятнадцать минут
Сижу в «Куполе» на Новом Арбате. Обстановка напряженная. На семерых гостей примерно двенадцать охранников. Хотя я могу ошибаться. На охранников тут похожи все. И официанты, и гардеробщики, и собственно гости. Стоят, сидят, слоняются и постоянно буравят окружающих свинцовым взглядом. Ощущение такое, будто ты в рентгеновской машине, просвеченный до костного мозга. Я даже воды боюсь попросить — вдруг это не метрдотель, а старший группы?
Решаю умирать от жажды, пока не придет Рашпиль. В него-то точно стрелять из-за стакана воды побоятся. Краем глаза отмечаю пару известных чиновников, троих депутатов от КПРФ, еще кого-то из тех, что живут в телевизоре. Интересно, зачем Рашпиль назначил мне встречу именно здесь? Он вроде человек не публичный. Может, уверовал на склоне лет? Название-то вы со ко духовное, практически православное. «Купол»… и вместе с тем, что-то есть от цирка. И в имени, и в атмосфере. А хотя, в Париже есть такая кафешка знаменитая. Там еще с двадцатых годов прошлого века богема тусовалась…
Отмечаю движение у гардероба. Ленивым шагом, будто мусор идут выбрасывать, в зал проходят трое поджарых молодцев, оглядывают столы, персонал. Один возвращается к выходу, двое других остаются подпирать колонны.
Наконец заходит Рашпиль, весьма странно одетый. Лаковые туфли, подобные тем, что носят под смокинг, черные брюки и черный пиджак без лацканов, отделанный желтыми кистями. Что-то подобное я видел на фотографии то ли Мао, то ли барона Унгерна. Весь этот наряд резко контрастирует с простецким лицом Рашпиля.
Здороваемся. Рашпиль садится, отдает свой телефон охраннику, жестом показывает, что мне следует сделать то же самое.
— Слушают? — интересуюсь я.
— Да кто ж их знает, Вова! — Рашпиль лезет во внутренний карман пиджака, достает платок, сморкается. — Может, слушают, а может, и нет. Они же теперь на нанотехнологиях помешаны. Интернет, блоги, сайты, этот… как его? Который у каждого теперь…
— Твиттер, — подсказываю я.
— Во-во. Твитырь. Они теперь в нем и жрут, и срут, и модернизацией занимаются. Зайдешь в этот ваш интернет, а там… ебать. Заводы строятся, космические корабли взлетают, мосты, дороги, машины новые. Террористов стреляют, коррупционеров сажают. Ну, все только на фотографиях, конечно.
— Вы, Алексей Михайлович, какой-то политизированный стали. В курсе дискурса, так сказать.
— Да какой там! — отмахивается он. — Просто люди всякий стыд потеряли, про понятия я даже не говорю. Чиновники, к примеру, оборзели так, что прям бери «калаш» и клади всех поголовно. И главное — каждого есть за что. — Он наклоняется ко мне и говорит шепотом: — Скоро Царь-колокол и стул президента продадут, точно тебе говорю! Если еще не продали.
— Что-то на вас не похоже, — улыбаюсь я, — давно ли вас проблемы вороватых чиновников волнуют?
— Водки принеси, — командует он подскочившему официанту. — Будешь?
Отрицательно верчу головой.
— А, ну да. Ты же у нас эстет. Водку, как простые люди, не пьешь. Весь в отца. Значит водки, двести. Салат с крабами. Краб здесь проверенный, — кивает он в мою сторону, — два.
Официант приседает на корточки, чуть склоняет голову набок и начинает записывать.
— Суп, уха рыбная. Две воды без газа. Вов, что еще?
— Я подумаю.
— У нас исключительный дикий сибас, с легким мильфёй. — Официант мечтательно закатывает глаза.
— Ты можешь так ко мне не наклоняться?! — рявкает на него Рашпиль, официант вскакивает.
— Горячее позже закажем, — с нажимом говорю я, и мальчик отваливает.
— Не, ну что у халдеев за манеры стали, ты мне скажи? Садятся на корты, как чурки, голову тебе чуть ли не на колени кладут, как петушары. Кто их этому учит?
— Это теперь везде так, Алексей Михайлович. Создают интимную зону.
— Чё?
— Ну… обстановку доверия.
— У нас на лагере в Мордовии за такое доверие… Короче, это его путь.
— В смысле? — фраза про «его путь» в лексикон Рашпиля никогда не входила.
— Я чё начал говорить-то? — чешет он затылок.
— Страну продали, Алексей Михайлович. Подбираются к Царь-колоколу.
— В натуре, — соглашается Рашпиль. — Сегодня встречаюсь с одним хуем из мэрии. Знаешь, из таких… сто лет там сидят, уже туалетная бумага в сортире из золотой фольги, наверное. И дорого, и жопу уже не царапает, каменная потому что. Он мне говорит, родственник его где-то в Капотне, имеет мазу на нефтяном заводе. И наехали на этого родственника молодые азерботы. Как-то там его отжимают. Помоги, мол. Я звоню туда ментам, криминалу местному, навожу справки, дело не то чтобы плевое, но разруливаемое. Перезваниваю этому фраеру, говорю, что решу. Встречаемся.
— А он сам, из мэрии, родственнику помочь не может?
— Да хер его знает! Ты же в курсе, какие они там ссыкуны. Все бы чужими руками делать. В общем, описываю ему мазу, называю цену вопроса, триста косарей. Смотрю, он, гнида, затих. Смотрит на меня выжидающе. «В чем, говорю, дело-то? Работаем?» Да, говорит, но есть один нюанс.
— Какой же? — Я отпиваю воды, Рашпиль махом опрокидывает рюмку водки.
— Ты ему, говорит, родственнику моему, объявишь цену в пол-лимона. А мне, обратно, зашлешь триста.
— Чего? — Я подаюсь вперед.
— Вот и я говорю. Ты, говорю, совсем края не видишь? Я тебе объявил триста косых. А ты, сука, мало того что со своего родственника хочешь двести получить, так еще и меня на сотку продавить? Ну, говорит, как хочешь. Есть одни дагестанцы, они готовы за сто пятьдесят решить. Я тебе, по старой дружбе, полтинник накидываю. Типа тендар у меня.
— Тендер? — Я закуриваю. — А они теперь конкурс подрядчиков на все объявляют? И лес валить, и людей?
— Ты понимаешь, каков сучара?! Я так ему и говорю. Ты мне, вору, предлагаешь тебе взятку дать, пидорасина ты конченая? Совсем охуел на старости лет? Баксы зраки застят, людей не разбираешь?
— И чем закончилось столкновение двух миров?
— Отмудохал я его прямо в кабинете. Потом еще маляву пустил по своим, чтобы знали. Но я так чую, что напрасно. Раз он мне такое предложил, значит, не впервой. Говорю тебе, Вова, проебали мы страну. Разнесли Расею по гвоздю, и все. Каждый тащит и продает, что может. Работяга — болт, генерал — танк, поп — крест колокольный, мент — дубину. Ни законов нет, ни понятий. Когда это видано, чтобы чиновник государев с вора в законе откат торговал? Ладно! — Рашпиль махнул еще водки. — Говори, что там у тебя за душой?