Свадьба палочек - Кэрролл Джонатан (первая книга .txt) 📗
В воскресенье мы взяли напрокат машину и вместе с Франсес отправились в Крейнс-Вью. Впервые за многие месяцы она покинула пределы своей квартиры. Этот выход в большой мир одновременно волновал и пугал ее. Почти все время она держала меня за руку и от возбуждения не умолкала ни на минуту.
Франсес и Хью понравились друг другу с первого взгляда. Ее жизнь, люди, которых она знала, очаровали его. А самым большим ее удовольствием было рассказывать о пережитом тем, кто ее с интересом слушал. Между ними то и дело возникали споры, но Франсес любила словесные перепалки. Несмотря на почтенный возраст, в душе ее горело яркое пламя интереса к жизни, которое нуждалось в топливе. Хью сразу это почувствовал и, к моему недоумению, с первой же встречи стал с ней спорить. Лицо ее приняло выражение совершенного блаженства. В самый разгар стычки Франсес хлопнула ладонью по своему тощему, как птичья лапка, колену и воскликнула:
– Не скажи этого вы, кто-нибудь другой сказал бы непременно. Вот в чем разница между умным и великим.
Хью досадливо крякнул и заявил, что будет молиться святому Гилдасу, который защищает людей от собачьих укусов.
Когда мы собрались уходить, она отвела меня в сторону и сказала:
– Он совсем не такой, каким ты его описывала, Миранда. Гораздо лучше и намного несноснее!
После этого мы стали заходить к ней вдвоем. Отправляясь за покупками для нас, Хью обязательно прихватывал множество «Динь-донов», «Пинвилс», «Твинкиз» и прочей сладкой дребедени для Франсес. Когда я сказала ей, что это Хью закупает ее любимые лакомства, на глаза ее навернулись слезы. Но плакат навсегда завоевал ее сердце.
Увидев его впервые, я оторопело спросила, где он сумел этакое раздобыть. Хью в ответ буркнул лишь, что ему повезло. Позднее его помощница Кортни рассказала, как он дал задание всем своим европейским партнерам и как те несколько месяцев искали требуемое, пока не обнаружили один экземпляр во Вроцлаве. Это был большой цветной плакат театра Ронахер в Вене, датированный 1922 годом и оповещавший о представлении Чудовищного Шумды, «всемирно известного» чревовещателя, в которого была без памяти влюблена Франсес Хэтч. На афише он был изображен стоящим со скрещенными руками – огромный, уверенный и загадочный, одетый в смокинг и длинную мантию. Красивые черты, напомаженные черные волосы зачесаны назад, козлиная бородка придает лицу нечто зловещее. Увидев плакат, Франсес прижала ладони к щекам и воскликнула:
– Эта его бородка! По утрам он первым делом смачивал ее туалетной водой, а потом уже – все остальное. От нее исходил самый изумительный в мире запах.
Когда мы в тот день выехали из Нью-Йорка, она опять о нем заговорила.
– Шумда непостижимым образом подарил мне Крейнс-Вью. Не в буквальном смысле. Мы расстались задолго до того, как я впервые сюда приехала. Но здесь жил Тин-далл, а он был большим поклонником Шумды.
Я обернулась и взглянула на нее на заднем сиденье в шубке, знававшей лучшие времена, и шерстяном берете цвета спелого помидора.
– Тиндалл, нефтяной магнат?
Франсес кивнула.
– Да. Мы с ним познакомились в Бухаресте в двадцатых. Тогда он был всего лишь одним из поклонников Шумды. Долгие годы мы поддерживали отношения. В начале пятидесятых он пригласил меня на уикенд в Крейнс-Вью. Я влюбилась в городок и с удовольствием стала туда ездить. Идеальное место для побега из Нью-Йорка, а Лайонел всегда был рад меня видеть… В прошлом году там произошло убийство…
Франсес замолчала. Обернувшись, я увидела, что она спит. Это был один из немногих бесспорных признаков ее глубокой старости: я не знала никого, кто засыпал бы так быстро.
Мы долго ехали в приятной тишине. Я смотрела в окно, как городской пейзаж сменяется пригородным, а потом почти сельским. Хью положил ладонь мне на колено и нежно сказал:
– Я люблю тебя. Ты знаешь об этом? Я взглянула на него и сказала:
– На свете нет никого счастливее, чем я сейчас, в эту минуту. Никого.
Мы не будили Франсес, пока не увидели на дороге указатель, обозначавший первый съезд на Крейнс-Вью. По правде говоря, нам вообще не пришлось ее будить. За милю до поворота мы оба едва не подпрыгнули от неожиданности, когда она скомандовала:
– Следующий – направо!
Я повернула на себя зеркало заднего вида, чтобы ее увидеть.
– Как вам удалось так вовремя проснуться? Она зевнула, прикрыв рот ладонью.
– Лайонел Тиндалл просто голову из-за меня терял. Он был страшней войны, но это бы еще полбеды. Я в этом смысле тоже не подарок. Но я совершила ошибку – переспала с ним несколько раз. Он плохо понимал, что делает. Зато я прекрасно это понимала, и он из-за этого становился невменяемым. Этот тип не чувствовал разницы между своей головой и своей головкой. Теперь опять направо, Хью. Ну вот. Мы почти приехали.
Мы подъезжали к городу, и Франсес говорила не умолкая. Я не знала, чего ожидать, но то, что я увидела, точно соответствовало моим фантазиям. Что-то в этом роде я нарисовала в своем воображении еще прежде. Крейнс-Вью был милым, маленьким городком. Магазины, находившиеся в центре, торговали самым необходимым: едой, одеждой, посудой, газетами. Была также и пара специализированных магазинчиков. Город расположился на холмах, с вершин которых порой можно было заметить поблескивающие внизу воды Гудзона. Проезжая по улицам в тот первый день, я не переставая думала: да, прелестное местечко, типичный провинциальный городишко 50-х годов. Но в нем не было ничего примечательного. Интересно, почему он так понравился Франсес. Крейнс-Вью являл собой все, что не было свойственно самой Франсес: покой, неторопливость, предсказуемость.
– Остановитесь здесь! Мы тут позавтракаем. У них лучшая пицца в стране.
Хью резко затормозил и свернул к парковочной площадке у невзрачной пиццерии. Мы вышли из машины и направились ко входу следом за Франсес. Едва переступив порог, я учуяла восхитительный аромат поджаренного чеснока. Парочка местных жеребцов, которые стояли, облокотясь на стойку, быстро, но внимательно осмотрели нас. Мы заказали себе по ломтю пиццы; когда их подали, оказалось, что размером они с граммофонную пластинку. Франсес обсыпала весь свой кусок острым молотым перцем. Мы взяли из холодильника лимонад и уселись за столик с поцарапанной столешницей.
Пока мы ели, в пиццерию вошел красивый мужчина в дорогом двубортном костюме. Увидев нас, он остановился, и лицо его осветила широкая радостная улыбка.
– Франсес! Какими судьбами?
– Фрэнни!
Он подошел к нашему столу, и они обнялись.
– Я так рад вас видеть! Почему вы не позвонили? Я бы устроил обед в вашу честь.
– Хотела увидеть, какое у тебя будет лицо, когда ты убедишься, что я еще жива. Фрэнни, это мои друзья Миранда и Хью. А это Фрэнни Маккейб, начальник полиции. Я с ним знакома уже двадцать пять лет. Как поживаешь, начальник?
– Прекрасно! Я теперь снова женатый человек. Мы с Магдой наконец-то решились, хотя мне и пришлось силком тащить ее к алтарю.
– Я за тебя рада. Магда Маккейб, говоришь? Звучит что надо. Слушай, мы сейчас доедим пиццу и отправимся в мой дом. Там все в порядке?
Скрестив руки, он с тяжелым вздохом возвел глаза к потолку.
– Франсес, разве мы с вами обо всем не договорились? Я же присматриваю за вашим домом! Сколько раз можно повторять? Неплохо бы краску подновить, но это вам и без меня известно. А насчет остального можете не беспокоиться. Собираетесь туда переехать насовсем?
– Я – нет, а они может быть. Поэтому мы и приехали. Маккейб придвинул стул и подсел к нашему столику.
– Дом славный, но если собираетесь там жить, надо сделать кое-какой ремонт. Покрасить все заново, проверить, отчего в подвале так сыро. Могу вам порекомендовать ребят, которые все сделают на совесть и не запросят лишнего.
Франсес покончила со своей пиццей и протерла руки.
– Фрэнни в Крейнс-Вью – король. Он всех здесь знает. Они тут все ему либо родня, либо орудовали в его шайке. Он в свое время был трудным подростком, на учете у полиции. Тогда-то мы и познакомились: когда ему было пятнадцать, он проник ко мне в дом, но я оказалась там. – Она повернулась к Фрэнни. – Почему бы тебе не составить нам компанию?
