Охотник - Олдридж Джеймс (читать книги полностью TXT) 📗
Скотти настороженно молчал.
Рой колебался, все же наслаждаясь этим соревнованием.
Мэррей ждал, ровно ни о чем не думая.
Внезапный рывок ласки мгновенно вызвал выстрел. Произошло это так быстро, что все изумились, а еще более изумились они, увидев, что ласка, разорванная пулей почти пополам, свалилась в умывальный таз.
Все посмотрели на Скотти.
— Не люблю ласок, — изрек идеалист Скотти. — Всегда за кем-нибудь охотится — кровопийца. Убивает ради того, чтобы убить.
— Вот это был выстрел! — искренне восхитился Самсон удаче товарища.
Роя это почти протрезвило, а Мэррей громко захохотал.
— Не сердись, Рой, — сказал Скотти, чувствуя, что Рой недоволен. — Держи! — он снова полез в мешок и вытащил еще одну бутылку водки. — Может, эта еще вкуснее!
Рой выпил, выпил и Скотти. При этом они позабыли об остальных, потому что между Скотти и Роем был давний спор, недоступный пониманию Мэррея и Самсона. Спор был настолько серьезен и глубок, что ни одному из них не надо было сейчас говорить. Они знали мысли друг друга и без этого. Выстрел, убивший ласку, был только очередным выражением их спора, и, хотя оба были пьяны, спор они вели и сейчас.
Рой был материалист, объективный наблюдатель жизни лесов. Собственный опыт научил его, что все привычки и навыки лесных зверей (свирепые или кроткие) — это часть естественного процесса, процесса эволюции и борьбы за существование, что каждый зверь вынужден убивать, чтобы выжить, хотя бы в дальнейшем ему самому предстояло стать жертвой более сильного хищника. Для Роя это был естественный процесс, то, что надо было признать как существующее, будь оно жестоко или милосердно, трагично или смешно. Он принимал его как объективный факт и давно перестал искать в этом процессе добро или зло, потому что сам он не участвовал в нем. Рой знал, что человек стоит в стороне и над всеми прочими. Он включается в процесс только как властелин, потому что природа и все в ней враждебно человеку. Природа уничтожила бы людей, если бы они общими силами не добились победы над ней и не стали управлять ею. Рой всегда включал себя в эту общую борьбу с природой; частью ее были и постройка этой надежной хижины, и использование человеческой сноровки при ловле пушнины: мех для продажи, мясо для еды — все для того, чтобы выжить в этой битве со всей природой. Как существо общественное, способное к сочувствию и самообузданию, Рой, конечно, имел свои симпатии и антипатии и в том, что сам делал, и в том, что делали звери, но, симпатизируя одному зверю, он принимал их всех и никогда без надобности не вмешивался в их жизнь. Он любил наблюдать ее, не нарушая ее течения. Ему нравились мыши, но он с удовольствием наблюдал, как ласка выполняет свое предназначение, охотясь за мышами. Это была не жестокость, это был закон жизни. Иногда все-таки Рой вмешивался, иногда он включал себя или свое ружье в этот процесс, просто чтобы поглядеть, что ж из этого получится; но даже и тогда это было лишь развитие процесса, его проверка. В остальном Рой соблюдал строжайший нейтралитет. Иногда жестокость того, что происходило в лесу, возмущала его, но он никогда не наказывал одно животное за жестокость по отношению к другому. Это было бы тоже проявлением жестокости, его жестокости, а он не хотел быть жестоким. Он убивал медведя, если тот нападал на него, оленя — если нуждался в еде, бобра — мех которого был ему нужен; но убийство ради убийства было ему отвратительно. И не менее отвратительно для него было бы убийство по праву некоего божества, провозгласившего одних животных хорошими, других плохими, одних правыми, других виноватыми. Для Роя это было бы верхом абстрактной жестокости, и в этом-то и был корень его молчаливой распри со Скотти Малькольмом.
Скотти Малькольм был идеалист, он верил, что существует общеобязательный для всех принцип добра и зла, что добро и зло существуют на свете, просто существуют, существуют как высший закон. Для Скотти весь животный мир был ужасной средой, жестоким и преступным круговоротом: убей, чтобы не быть убитым; процессом в корне порочным, порочным в целом и во всех своих частях. Каждый раз, когда того требовало его чувство добра и зла, Скотти вмешивался в этот процесс. Он убивал сову, если видел, что она нападает на зайца; он освобождал муху из паутины и убивал паука; он убил ласку, потому что она охотилась на крошечных мышей. Он, не задумываясь, карал виновных, потому что твердо знал, что хорошо и что плохо. Он знал это, пока не сталкивался с противоречиями, которые потрясали его. Сегодня он обязан был убить ласку, потому что она напала на мышей, но ведь завтра он, может быть, вынужден будет убить лисицу, которая погонится за лаской.
Рой не уставал разоблачать это уязвимое место в его теориях, но Скотти всегда начинал толковать о жестокости оправданной и неоправданной. Он утверждал, что некоторые животные хуже других и потому их надо обуздывать. Это приводило Скотти к признанию, что некоторых животных он ненавидит и презирает, а других уважает как образец порядочности и хорошего поведения. Он наделял всех лесных зверей человеческими свойствами: жестокостью, верностью, чистоплотностью, прилежанием или намеренной подлостью. Животных, которые ем у нравились, он убивал неохотно. Тех, которых ненавидел, убивал с упоением. Он ненавидел норку, потому что норка, так же как и ласка, была самым прожорливым из маленьких хищников леса. Скунс ему нравился своим бесстрашием, медведь тем, что он простачина, енот тем, что он чистюля, бобер — как бесспорная умница; но лисицу он презирал за ее плутни, волка за безжалостность, белку за надоедливость, куницу за то, что она обкрадывала его капканы. Была у него еще теория, что самые кроткие животные леса — самые живучие и потому они переживут хищников и наследуют землю. Он утверждал, что дикобраз, который только и умеет защищаться, что свернувшись в колючий клубок, — царь лесов, потому что своей пассивной обороной он выигрывал сражение с противником. С ним не могли совладать даже прожорливость и жестокость самого закоренелого убийцы лесов — росомахи. Росомаха могла убить и пожирала дикобраза, несмотря на его иглы, но вскоре после этого она сама подыхала мучительной смертью, потому что иглы поглощенного ею дикобраза раздирали ей горло, легкие и желудок. Для Скотти в этом была поэзия справедливого возмездия и порука того, что кроткие возвеличатся и что пассивная оборона единственно правильная оборона. Он применял это и к скунсу, споря с Роем, что скунс идеал животного мира. Скунс безвреден, отважен, все в лесу сторонятся его просто потому, что боятся, как бы он не обдал их вонючей струей из хвостовой железы; скунс своеобычен и независим, живет один и не общается даже со своими родичами, он чистоплотен, привязчив, надежен, силен. Скунсу предназначено было стать идеальным образцом добра, как волку или норке — образцом зла. Все предопределено — кому суждено родиться убийцей, кому — его жертвой; и борьба между ними — это борьба зла с добром. Вера Скотти в дикобраза и скунса приводила его к заключению, что кроткие победят, пусть с его помощью.
