Красное море - Шадловский Леонид (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Но ты ведь входишь в комиссию? Твой голос решающий? Ты можешь отказать Бенино. И проголосовать за наш проект. Получишь свои сорок процентов.
— Натан, не слишком ли много ты на себя берёшь? — Бакланов поставил бокал на камин и вытер вспотевшее лицо платком. — Во-первых, я не господь бог, во-вторых, право решающей подписи не только у меня. Я не могу идти против всей комиссии.
— Ты что, падла, — глаза Натана сощурились и блеснули. — Я тебе мало плачу?! Хочешь снова вернуться в свою страховую компанию? Так я устрою. Или ты надеешься остаться на новый срок? Так я и срок могу устроить, только в другом месте.
— Здесь Израиль, а не Россия, Натан, — глухо сказал Бакланов. — Не забывай об этом.
— Ты мне угрожаешь?!
— Ша, пацаны, — поднял руку Дядя Борух. — Брэк. Я уверен, Моше сделает все правильно.
Сказано было спокойно, тихо, но все присутствующие знали, какая угроза кроется за этим показным спокойствием. Бакланов переглянулся с Шацем. Депутат пожал плечами, давая понять, что он ничем помочь не может. На самом деле, в глубине души Юрий радовался, что он не один оказался в этом дерьме. Такова уж гнусная человеческая сущность. А вот Бакланову было не до смеха. Он прекрасно понимал, что с ним будет, если хоть одна полицейская душа узнает о его связях с криминалом. Моше взяли за горло пару лет назад, когда он только-только получил должность заместителя мэра. Взяли спокойно, без угроз и ломания шейных позвонков. Ему просто сделали предложение, от которого он не смог отказаться. Хотя мог бы. Но не сделал этого. Хотел подзаработать. Вот и получил. А как все хорошо начиналось.
Моше вспомнил, как к нему в офис (он тогда был хозяином страховой компании) пришёл Аркадий Пирсон. Высокий, красивый, обаятельный, представился канадским бизнесменом, торгующим золотом и серебром. По словам Пирсона, торговый оборот его фирмы составлял десятки миллионов долларов. Ещё тогда Бакланов заподозрил неладное, но уж очень хотелось поверить, что у него наконец-то появился шанс сказочно разбогатеть. Они подписали договор о сотрудничестве. Моше сам засунул голову в петлю и затянул узел. Конечно, потом он пожалел об этом. От имени его компании Пирсон заключал различные контракты, и поначалу дела шли очень хорошо.
— Не боись, Мишка, — смеялся Аркадий, — мы с тобой русские, горой друг за друга должны быть, скоро миллионы крутить будешь!
А в один прекрасный день он исчез. Вместе с документами, контрактами, договорами и деньгами. На счёту страховой компании Бакланова остался такой минус, что он понял: в бизнес ему дорога закрыта. И слава пошла такая, что больше с ним дело иметь никто не хотел. Но… всё, что ни делается, всё к лучшему. Если бы не это банкротство, не этот обман, он бы не пошёл в политику. А политика, и это давно известно, большие деньги плюс авторитет. Моше использовал все свои знакомства, чтоб замять скандал с фальшивыми чеками, которые от его имени направо и налево раздавал этот жулик, это дерьмо, Аркаша Пирсон. Организовал в газетах статьи в свою защиту, в которых, проплаченные им журналисты, выставляли Моше, как страдальца, как борца за «русскую» улицу, пострадавшего от рук наглых мошенников. Даже Щаранский выступил в его защиту. После чего политическая карьера Моше Бакланова была предрешена. Но когда два года назад в его кабинет, в кабинет заместителя мэра, пришёл Натан и напомнил ему о его связях с Пирсоном, Моше стало плохо. Натан, однако, успокоил, сказав, что никто ничего не узнает, если он будет оказывать ему мелкие услуги. Услуги действительно не требовали больших усилий, да и криминалом не особенно пахло. Нужно было всего-навсего пробивать кое-какие документы. Бюрократическая система — она везде одинакова, а Натан ждать не хотел. Да и оплачивались эти мелкие услуги по высшему разряду. Моше понимал, что его покупают, но отказываться было уже поздно, теперь он полностью зависел от Натана. И вот сейчас пришло время расплачиваться по счетам.
Из дома Бакланов вышел вместе с Юрием Шацем.
— Нет, ну ты подумай, какой подлец! — возмущался депутат. — Считает, что мы, как шавки, будем поднимать лапки. Не дождётся!
Моше посмотрел на Юрия и процедил сквозь зубы:
— Заткнись!
— Миша, ты чего? — удивился Шац.
— Мы оба с тобой повязаны. По рукам и ногам. Так что будешь делать все, что тебе приказывают. И дёрнул меня черт связаться с ними!
— Что ты так переживаешь? Ничего особенного они от тебя не требуют. Перепишешь итоги конкурса, да и все. Никто и копаться не станет. Бенино, как я понимаю, ещё не в курсе, что его проект выиграл? Ну и не дёргайся.
Моше презрительно посмотрел на депутата, но промолчал. Вообщем-то, он прав. Другого выхода все равно не было. Они разошлись по своим машинам. Шац поехал в Иерусалим, где у него была шикарная вилла, с огромным приусадебным участком, купленная, кстати, на те самые деньги, которые платили ему «авторитеты». Зарплата у израильского депутата дай Бог каждому, но даже на неё не приобретёшь виллу, стоимостью в два миллиона долларов.
А в доме у Натана разговор продолжался. Натан не собирался долго задерживаться в Израиле. Поэтому из сложившейся ситуации намеревался выжать все, что возможно.
— Значит, мы договорились, Дядя Борух?
— Я сказал. Ты знаешь, в нашем мире такими вещами не шутят, словами не бросаются.
Борух поднялся и пошёл к выходу. За ним потянулись остальные.
— Женя, подожди, у меня к тебе дело есть, — крикнул Натан Чёрному.
Евгений оглянулся, пожал плечами и сел в кресло, в котором до этого сидел Дядя Борух.
9. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
(Ленинград. Начало 90-х).
Ленинград 89-го года вряд ли мог напоминать Петербург начала 20-го века. Но что-то общее напрашивалось. Толпы народа на Невском с плакатами и без, демонстрации, оружие из-под полы, бандюганы всех мастей, вылезшие на свет божий, и не боящиеся больше ни черта, ни дьявола, ни милиции, ни прокуратуры… Спекулянты, ставшие кооператорами, актёры, переквалифицировавшиеся в стриптизеров, крестьяне, превратившиеся в «челноков», пенсионеры, которые с приходом перестройки, поверили в бога на земле…
Мир перевернулся. Найти своё место в этом поставленном с ног на голову бардаке, было, ох, как непросто. Натану повезло. Благодаря Ольге и собственным талантам, он быстро вписался в общество «Милосердие». И быстро понял, чем, собственно, это общество, призванное помогать сирым и убогим, занимается.
Жил он теперь с Ольгой и её детьми, которые, как ни странно, приняли его на «ура». Может, потому, что Натан не пил, в отличие от их родного отца, не распускал руки в пьяном угаре, не издевался над их мамой, и никогда не повышал голос. Называли они его по имени, делились своими маленькими тайнами, даже на родительские собрания в школу теперь ходил он. Ему нравилось чувствовать себя отцом, хотя, по большому счёту, Натан годился им разве что в «очень старшие братья», он любил жену, несмотря на разницу в возрасте. Для него этой разницы не существовало. Как и для неё, впрочем. Было только ощущение непреходящего счастья.
Председатель общества «Милосердие», Вадим Лукошников, молодой, 30-летний парень, всегда «с иголочки» одетый, вечно озабоченный какими-то проблемами, поручил Натану заниматься полиграфической деятельностью общества. Плакаты, листовки, брошюрки, разъясняющие пенсионерам, какое замечательное у них «милосердие», газетки, раздающиеся бесплатно на каждом перекрёстке и ратующие за демократию… Уже через месяц Натан понял, что вся эта суета только прикрытие «настоящих» дел организации. Но пока ещё он не мог толком разобраться во всех хитросплетениях. Конспирация в «обществе» была не хуже, чем в какой-нибудь «секретке».
«Авторитеты» пока его не трогали, на стрелки не вызывали, будто забыли о его существовании. О пропавшем общаке тоже никто не вспоминал. Но Натан чувствовал, что такая спокойная жизнь долго не продлится.
