Замечательные женщины - Пим Барбара (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗

– «Эвелин Брэндон все еще преподает античную литературу в школе Святого Марка в Феликс-Стоуве», – с удовлетворение прочла вслух Дора. – А ведь она была такая талантливая. Столько премий завоевала в Джиртоне, все думали, что она далеко пойдет.

– Да, – согласилась я, – но опять же все мы далеко ушли, верно? Я хочу сказать, далеко от тех дней, когда считались талантливыми и тому подобное.

– Ну, думаю, мы с тобой не слишком изменились.

– Во всяком случае, у нас больше нет стрижек «под фокстрот» и сборок сзади на талии. Несколько удручает, правда, мысль о том, что мы помним ту моду. Быть молодой в те годы кажется так неромантично.

– Но, Милдред, нам тогда было всего двенадцать или тринадцать. Смотри, тут и про тебя есть… «Мисс Лэтбери все еще работает на полставки в Обществе попечения о престарелых дамах», – прочла она вслух. – Звучит не многим лучше, чем про Эвелин Брэндон.

– Да, конечно, именно этим я занимаюсь, – согласилась я, но почему-то фраза показалась совсем пустой, ведь она передавала лишь крошечную часть моей жизни. – Кое-кто пишет о себе подробнее, поэтому их жизнь представляется более насыщенной.

– Точно. А вот тут про Мейзи Уинтерботэм, помнишь ее? Рыжая в очках? Она вышла замуж за миссионера или вроде того. Миссис Эрроусмит (Уинтерботэм) сообщает из Калабара в Нигерии, что ее муж открывает новую миссию на реке Имо. «Мой третий ребенок (Джереми Пол) родился там, а потому, учитывая также, что Кристофер и Фиона недавно научились ходить, забот у меня хватает. По счастью, для них я нашла чудесную африканскую няню. Я столкнулась с мисс Коунс в Лагосе, но сразу же уехала сюда». – Дора захихикала. – От Коунс кто угодно сразу подальше уедет. Смотри, мы почти на месте!

Сердце у меня упало, когда я узнала привычный ландшафт. Я почти вообразила себя школьницей, приехавшей дождливым сентябрьским вечером на осенний семестр, и даже почувствовала антисептический запах недавно отдраенных раздевалок…

– Смотри, Элен Эгглтон и Мейвис Буш! – крикнула Дора, высовываясь в окно, пока поезд подходил к платформе.

Казалось, этим поездом приехали большинство выпускниц, поскольку на платформу разом выплеснулась волна дам всех возрастов. У меня перед глазами словно бы ожили напечатанные в журнале заметки… «Миссис Буш подвизается на ниве Нравственного воспомоществования в Пимлико… Э.Б. Эгглтон – старшая преподавательница домоводства в школе Святой Моники в Эрн-Хилле…» И вдруг они во плоти – почти такие же, какими ты их помнишь. Тут были и женщины старше нас, которые, возможно, уже обзавелись внуками, и моложе, чьи модные пальто и костюмы говорили о том, что школу они покинули совсем недавно. Учительницы, что утешительно, остались прежние. Мисс Латфут, мисс Грегг, мисс Дейвис… Они как будто совсем не постарели, но были и одна-две новенькие, моложе нас, почти девочки.

Перед церемонией освящения в холле подали чай, и представилась возможность поболтать или, точнее, обменяться новостями, поскольку трудно было назвать беседой нечто, состоящее из фраз: «А что теперь поделывает такая-то? Ты все еще преподаешь? Представляешь, старушка Херст выходит замуж!»

После чая мы торжественно направились в часовню, чтобы перед службой осмотреть новый витраж. Часовня была построена в 1925 году в сравнительно холодном современном стиле: белые стены, неудобные легкие дубовые стулья и много серо-голубого цвета в убранстве и занавесях. Тут мы с Дорой в возрасте пятнадцати лет проходили конфирмацию, тут мы немного опасливо преклонили колени, ожидая чего-то, что в полной мере так и не свершилось. О школьных службах ничего вдохновляющего в моей памяти не сохранилось – только глупые смешки над некоторыми строчками из гимнов и псалмов, а после бдительность – чтобы упрекнуть за те же смешки девочек помладше. Наверное, мы с Дорой (в те годы мы обе считались толстушками) теперь без дрожи или призрачной полуулыбки могли бы стоять бок о бок и петь: «Хрупкие дети праха» [17]. Довольно печально, если подумать.

Витраж, которой предстояло освятить, был работы современного художника и выполнен в общем духе часовни. На нем была изображена фигура святой с именем Олива Стерджес Риду, написанным готическим шрифтом, даты рождения и смерти и надпись на латыни. Мы стояли перед ним в благоговейном молчании, нарушаемом только редкими восхищенными замечаниями. Несколько минут спустя мы расселись в ожидании службы, провести которую предстояло школьному капеллану. В наши дни это был высокий представительный мужчина средних лет, канонник городского собора, и все мы были тайно или открыто в него влюблены. Тогда его прихода ждали с нетерпением, но сейчас – возможно, к лучшему – дела обстояли иначе, поскольку капелланом оказался суетливый человечек, лысый и в пенсне. Он отслужил неспешно и подобающе и произнес короткую речь, превознося добродетели мисс Риду – Стердж, как мы называли ее по второму имени. Внезапно я была тронута, и у меня защипало глаза. Стердж была хорошей женщиной и очень хорошо ко мне относилась, а еще у нее было острое чувство абсурдного, которого я не умела оценить, пока не повзрослела. Я вообразила себе, как она теперь улыбается нам с какой-то разновидности небес – возможно, чуточку сардонически.

На обратном пути мы с Дорой, обе в элегическом настроении, ударились в воспоминания. Мы больше не принижали своих успешных сверстниц и не злорадствовали над неуспешными. В конце концов, сами-то мы каковы? Ни одна не сделала звездной карьеры, и самое главное, ни одна не вышла замуж. В том-то, по сути, все дело. На встречах выпускниц первым делом ищут кольцо на левой руке. Часто, да что там, почти всегда это ничем не примечательное кольцо, иногда всего лишь простой золотой ободок или с очень маленьким тусклым брильянтиком. Вероятно, и муж того же пошиба, но поскольку на встречи мужей с собой не берут, их можно только воображать, и почему-то мне думается, что чужие мужья, которых мы себе представляли, были еще более неинтересными, чем нам казалось.

– Подумать только, кто-то женился на старушке Херст! – сказала Дора, точно прочла мои мысли. – Что, скажите на милость, у нее может быть за муж?

– Нам никогда это не узнать. Недалекий и лысеющий, но очень заботливый и добродушный? Или пожилой пастор, возможно, вдовец? Или кто-то, отличившийся на своем поприще, и к тому же красивый? Он может быть каким угодно.

Повисло меланхоличное молчание. Уже стемнело, поезд шел медленно. Всякий раз, когда я смотрела в окно, мне казалось, что мы проезжаем церковный двор или кладбище.

«В ограде церковной бок о бок стоят, белеют рядками могилы» [18], – подумалось мне. Но однажды мы проехали большое кладбище: ничего утешительного не было в акрах могильных плит, лишь временами прерываемых какой-нибудь беломраморной фигурой, чьи простертые руки или крылья в сумерках выглядели почти угрожающе.

Листая страницы школьного журнала, я нашла кое-что созвучное моему настроению – некролог выпускницы, учившейся в школе с 1896 по 1901 год. Дороти Гертруда Пайбус, «для друзей Ди Джи или Пай», с ее оживленным личиком, любовью к розыгрышам, неустанными трудами в приходе святого Криспина, а ниже – стихотворение, смущающее своей неуклюжестью, нечто путаное про туманы и горные пики, пожалуй, в духе «Эксельсиора» Лонгфелло… Подробности и туманные отсылки на нечто глубоко личное настолько меня тронули, что я уже не знала, смеяться мне или плакать. Очевидно, мы с Дорой еще не достаточно стары, но, возможно, придет время, когда одна из нас напишет некролог другой, хотя я очень надеялась, что у нас хватит присутствия духа не сочинять стишков.

В одном купе с нами ехала молодая женщина, но мы даже не догадывались, что она тоже из школы, пока Дора случайно с ней не заговорила. Наша попутчица рассказала, что оставила школу в начале войны, а потом служила в женском вспомогательном.

– Мне ужасно повезло, и меня отправили в Италию, – щебетала она. – Поразительное везенье, я провела там больше года.