Покрашенный дом - Гришем (Гришэм) Джон (мир книг TXT) 📗
Мне их было очень жалко. Бабка всегда любила повторять из Писания: «Блаженны нищие духом; ибо их есть Царство Небесное» и еще «Кто милосерд к бедному, тот блажен». Однако это было очень жестоко и несправедливо, что люди должны жить в таких вот условиях. Ботинок у них не было. Одежда такая старая и рваная, что им стыдно было появляться в городе. А раз у них не было электричества, они не могли слушать репортажи про игры «Кардиналз».
У Перси никогда не было ни мяча, ни бейсбольной перчатки или биты, он никогда не играл в эту игру со своим отцом, никогда даже не мечтал о том, чтобы выиграть у «Янкиз». Думаю, он не мечтал и о том, чтобы когда-нибудь отвалить подальше от хлопковых плантаций. Эта мысль меня совершенно доконала.
Отец вытащил первую коробку с овощами, а мама стала перечислять, что в ней сложено. Малыши Летчеров высыпали на крыльцо с очень заинтересованным видом, однако держались по-прежнему на расстоянии. Перси не двинулся с места; все высматривал что-то в поле, чего ни он, ни я увидеть не могли.
У них была девочка, звали ее Либби. Ей было пятнадцать - самая старшая из всего выводка; если верить последним сплетням, гулявшим по Блэк-Оуку, она была беременна. Отца будущего ребенка пока еще не выявили; слухи и сплетни утверждали, что она отказывалась назвать всем, включая собственных родителей, имя парня, который сделал ей этот подарочек.
А подобный слух - это было нечто, чего не могли стерпеть добропорядочные жители Блэк-Оука. Вести с войны, кулачная драка, заболевание раком, столкновение машин, новорожденный младенец, которого ждут двое законных супругов, - все эти события всегда давали обильную пишу для пересудов. Чья-нибудь смерть и достойные похороны - такой темой город мог питаться несколько дней. Арест даже самого паскудного из жителей был событием, которое обсуждалось и обсасывалось неделями. Но внебрачная беременность пятнадцатилетней девчонки, пусть даже дочери издольщика, - это было нечто настолько чрезвычайное, что весь город попросту сошел с ума. Только вот проблема заключалась в том, что беременность эту пока что никто не подтвердил. Пока это были одни слухи. Поскольку Летчеры никогда не выезжали со своей фермы, было очень затруднительно обнаружить конкретные улики. А поскольку мы были их самыми близкими соседями, по всей видимости, именно на долю моей мамы и выпало провести расследование и все выяснить.
К решению этой задачи она привлекла меня. Пересказала мне кое-какие из этих слухов, а поскольку я всю жизнь наблюдал, как спариваются и размножаются животные на нашей ферме, то знал все основное об этом деле. И все же мне не хотелось в это вмешиваться. К тому же я не был полностью уверен в том, зачем вообще нужно удостовериться в том, что Либби беременна. Об этом уже столько говорили, что весь город давно поверил, что бедная девушка ждет ребенка. Единственная тайна - имя будущего папаши. «Ну, уж мне это никогда не пришьют!» - заявил однажды Паппи в правлении кооператива - я сам слышал. И все старики тут же заржали.
– Как хлопок? - спросил я у Перси. Прямо беседа двух настоящих фермеров.
– Да еще там, - ответил он, кивнув в сторону поля, которое начиналось всего в паре футов от нас.
Я повернулся в ту сторону и взглянул на их хлопок - он смотрелся точно так же, как наш. Мне платили доллар шестьдесят за каждую сотню собранных фунтов. Детям издольщиков не платили ничего.
Потом я перевел взгляд обратно на дом, на окна и рваные занавески, на просевшие доски пола. Поглядел на задний двор, где на веревке сохло их стираное белье. Осмотрел полоску пыльной тропинки, что вела мимо их сортира в сторону реки, но нигде не заметил и следа Либби Летчер. Видимо, она сидит взаперти, а мистер Летчер охраняет дверь, вооружившись охотничьим ружьем. Однажды она там и родит, и никто об этом не узнает. Просто появится еще один Летчер и тоже будет голышом бегать вокруг дома.
– Сестры там нету, - сказал Перси, по-прежнему глядя куда-то вдаль. - Ты ведь ее высматриваешь, а?
У меня аж челюсть отвисла, а щеки запламенели. Все, что я сумел из себя выдавить, было:
– Чего-о?
– Ее там нету. А теперь вали к своему грузовику.
Отец уже выставил все продукты на крыльцо, так что я пошел прочь от Перси.
– Ты ее видел? - шепотом спросила меня мама, когда мы отъезжали. Я отрицательно мотнул головой.
Мы поехали обратно, а Летчеры все сгрудились вокруг наших двух коробок и нависли над ними, как будто не ели целую неделю. Через несколько дней мы к ним еще раз заедем с новым запасом продуктов и сделаем вторую попытку выяснить, насколько верны слухи. Так что пока Летчеры держат Либби взаперти, они будут хорошо есть.
Сент-Франсис-Ривер была, как уверял отец, глубиной пятнадцать футов, а возле основания мостового быка водились сомики фунтов по шестьдесят весом, которые жрали все, что проплывало мимо. Они были огромные и мерзкие - сущие падальщики, они двигались, только когда рядом появлялось что-то съедобное. Некоторые жили лет по двадцать. Согласно семейной легенде, Рики поймал одно такое чудище, когда ему было тринадцать. Оно весило сорок четыре фунта, а когда ему вспороли ножом брюхо, то на дно кузова пикапа Паппи хлынула всякая дрянь: свеча зажигания, мраморный шарик, кучка полупереваренных пескарей, пара мелких рыбок, две монетки по одному центу и еще нечто подозрительное, которое позднее определили как человеческое дерьмо.
После этого Бабка уже никогда не жарила сомиков. А Паппи вообще перестал есть речную рыбу.
Я обычно ловил рыбу на дождевого червя, а рыбачил на мелком месте возле песчаной отмели. Там было много подлещиков и краппи - эти два вида небольших рыб легко ловить. Я брел босиком, заходя все глубже в теплую, медленно крутящуюся воду, и время от времени слышал мамин окрик: «Не заходи так глубоко, Люк!» Вдоль берега рядами росли дубы и ивы, и солнце сейчас было за ними. Родители сидели в тени, на одном из тех стеганых одеял, которые зимой во множестве производили все наши знакомые дамы из церковной общины, и ели дыню-канталупу с нашего огорода.
Они тихонько о чем-то разговаривали, почти шепотом, но я и не прислушивался, потому что для них во время уборки хлопка редко выдавался момент побыть вдвоем. Ночью, после целого дня в поле, все сразу погружались в тяжелый сон, и я редко слышал, чтобы они разговаривали в постели. Иногда они сидели на веранде, в полной темноте, дожидаясь, когда спадет жара, но не одни - вокруг всегда болтался кто-то еще.
Река меня отпугивала, и этого вполне хватало для моей полной безопасности. Плавать я еще не научился - дожидался возвращения Рики. Он обещал следующим летом научить меня, когда мне исполнится восемь. Так что я держался поближе к берегу, где вода едва покрывала мои ступни.
Тонули у нас нередко, я всю жизнь слышал красочные истории о взрослых мужчинах, попавших в зыбучий песок или плывун и унесенных при его смещении в глубину вод на глазах остолбеневших от ужаса остальных членов семьи. В тихой заводи мог вдруг возникнуть водоворот. Я, правда, такого никогда не видел. Все несчастья такого рода якобы происходили в Сент-Франсис-Ривер, однако точное место варьировало в зависимости от того, кто о нем рассказывал. Например, однажды некий маленький ребенок сидел себе тихо-мирно на песчаной отмели, и та вдруг начала сползать в реку. Ребенок очутился в воде и стал тонуть. Его старший братец увидел, что случилось, и бросился в крутящуюся воду, но был подхвачен мощным течением и его тоже понесло на стремнину. Далее, их сестра, возрастом чуть постарше, услышала крики первых двоих и тоже бросилась в реку и, только очутившись по пояс в воде, вспомнила, что не умеет плавать. Тем не менее она продолжала продвигаться вперед, крича двоим младшим, чтобы держались и что она до них сейчас доберется. Но тут плывун обрушился в воду, вроде как при землетрясении, и во все стороны стремительно понеслись новые потоки воды.
