Жизнь бабочки - Тевлина Жанна (читать книги онлайн без .txt, .fb2) 📗
– Ты что после пива будешь колакао пить?
– Так. Очень люблю колакао.
Сева неопределенно скривился.
– Да ну, фигня какая-то синтетическая.
Дома Ванда по-хозяйски покопалась в кухонных шкафчиках, достала две чашки и коробку с колакао.
– У тебя чисто…
– Не люблю грязь.
– Поняла.
Пили молча. Сева судорожно соображал, какое белье дать. Было у него два нераскрытых комплекта, но их доставать не хотелось. Все равно на одну ночь. С другой стороны, хотелось произвести впечатление старожила с местными привычками и местной небрежностью. В итоге остановился на выстиранном комплекте, тоже вполне сносном. Стелить она вызвалась сама, а он ушел к себе в комнату. Он лежал и слушал, как течет вода в душе, потом раздались ее аккуратные шаги в гостиной, которую здесь все называли салой. Потом все затихло, и он с тревогой слушал тишину. Расслабиться не получалось, и он уже сомневался, что уснет в такой обстановке. Проехала машина, прорезав желтым лучом темноту шторы. Тут и отсветы были другие. Никогда здесь не выстраивались на потолке светлые кубики, которые перемещались как в мозаике, создавая причудливые фигуры. Из них рождались новые, совсем непохожие, и процесс был непрерывный и каждый раз другой, как все дни в Москве. Под ту мозаику теней Сева засыпал, зная, что она появится и завтра, и послезавтра, и всегда. И был покой, и не было снов. Он не слышал, как она вошла, просто внезапно почувствовал ее присутствие рядом, на своей кровати. Первым желанием было оттолкнуть, но она неподвижно лежала на спине, не касаясь его и не обращая ни малейшего внимания. Он весь напрягся, готовый дать отпор при первой попытке прикосновения, но она, казалось, чувствовала, что этого делать не следует.
– Ты зачем пришла?
Она никак не реагировала, но он уже начал успокаиваться. Откуда-то пришло ощущение, что она неопасна. Он сам не мог объяснить, откуда оно появилось.
– Я спрашиваю, что ты пришла?
– Ты не спишь…
– А тебе-то что?
Она промолчала. Сева осторожно отодвинулся, подоткнув под себя одеяло.
– Тебе что, одной кровати мало?
– Расскажи мне что-нибудь…
От неожиданности он резко повернулся к ней лицом.
– Я тебе что, «Спокойной ночи, малыши»?
– Малыши?
– Малыши, малыши! Маленькие детки такие, знаешь?
Он слегка раздвинул большой и указательный пальцы, изображая размер деток.
– У тебя дома нет…
Он почувствовал, что твердый тяжелый комок раздувается где-то под горлом и мешает дышать. Комок стремительно набухал и вдруг взорвался криком, который он уже не мог остановить.
– Что ты от меня хочешь?! Мне и так трудно!
– Ну, маленький… Ну, миленький… Ну, не кричи…
Она шептала что-то еще, а он захлебывался рыданиями, не в силах пошевелиться. Она прижала его голову к груди, крепко-крепко, и почему-то стало легче дышать, и постепенно распустилась судорога, сковывавшая руки, ноги, все тело. Она гладила его плечи, а потом слегка коснулась губами груди, и это было совсем не страшно, а, наоборот, успокаивало. И было жалко себя, и хотелось капризничать, и он знал, что его не заругают, не оттолкнут, а пожалеют. Она спросила:
– Ты пить хочешь?
Он кивнул.
– Я принесу.
– Подожди! Нет ничего, кроме воды.
– Я пойду вниз? Куплю колы?
Внизу, прямо в его доме, работал круглосуточный магазинчик, в котором Сева никогда не отоваривался из-за дороговизны. Только сигареты были по обычной цене, на них цены были всюду одинаковыми.
– Не надо никуда ходить. Неси воду.
Она долго гремела чем-то на кухне, а потом принесла два стакана, в которые было налито что-то непрозрачное. Из-за темноты трудно было разглядеть цвет, а свет в комнате не включали.
– Пей. Джем.
Он сделал один глоток. Улыбнулся.
– Гадость редкая.
Она тоже улыбнулась, устроилась поудобнее, прикрывшись концом его одеяла.
– Где ты его разыскала?
– Кого?
– Джем.
– Там. В шкафчике.
Сева поморщился.
– Он же старый, несъедобный.
– Хороший. Я сняла верх. Пей.
– А ты не командуй.
Она замерла на секунду, будто испугавшись.
– А ты кулинарка, оказывается.
– Нет. Так.
– Что так? Джем какой-то дерьмовый разыскала, с водой смешала, льда добавила: а вполне сносное пойло.
– Хорошо.
– Ванда…
– А!
– А что ты другую работу не ищешь?
– Трудно…
– Понятно, нелегко. Но надо искать. Тут такие придурки работают, а у тебя язык хороший.
Захотелось сказать, что он может поговорить в своей конторе, но он тут же осекся. Это было недипломатично во всех отношениях. Во-первых, нельзя нарушать дистанцию, да и потом все равно не взяли бы. У них работали русские и пара проверенных испанок. Чужаков не брали, боялись утечки информации. Она как будто услышала его мысли. Спросила:
– У тебя нехорошая работа?
Он усмехнулся.
– У меня работа хорошая, только люди нехорошие. Скоты одни.
Он тут же пожалел о скотах, и стало тоскливо от того, что она чужая, что все надо объяснять, и от этого теряется весь смысл и прелесть беседы. Да и все вокруг чужое. Суррогат. Суррогатное существование.
– Я помню. Скоты.
– Памятливая…
– Ты продаешь квартиры?
– Дома…
– Много денег…
– Да, уж немало.
– Кто же купит?
– Находятся папики.
– Папики?
– Такие жирные вонючие дядьки из Москвы. Вернее, они из всяких Урюпинсков вначале понаехали в Москву. Там все разворовали. Теперь принялись осваивать другие территории.
Он специально говорил сложно, с мучительным злорадством ожидая вопросов, но она кивнула.
– Здесь море. Тепло.
– Во-во. Они любят, где тепло.
Он неожиданно разволновался. Захотелось выплеснуть все, что копилось столько времени, обличить, уничтожить.
– Понимаешь, они вроде хитрые, но глупые. Им эти миллионы на голову свалились нежданно-негаданно, а считать они не научились. Их обуть ничего не стоит. И языка не знают, и в банках ничего не понимают. Наши их за ручку водят, все объясняют, типа, шаг за шагом. Проценты там разные, а сами себе в карман часть денежек отсыпают. Бизнес, называется.
– А ты?
– А что я?
– Почему не отсыпаешь?
– А меня, понимаешь, не взяли в тусовку. Я, так, приди, подай и выйди вон. Да еще спасибо скажи, что жалкую зарплатку платят.
Она вздохнула.
– Что делать хочешь?
– Вот жду.
– Чего?
– Когда возьмут.
– А если не возьмут?
– А если не возьмут…. Я их сдам со всеми потрохами, к чертовой матери!
Он прекрасно понимал, что говорит ерунду, что никого не сдаст, потому что он здравомыслящий человек, но так хотелось выпустить пар, хотя бы на словах.
Потом он уснул, и ему приснилась дача. Они идут по поселку, и все там так же, как было в детстве: некоторые участки заросли бурьяном, а за бурьяном мелькают облезлые щитовые домики неопределенного цвета. Есть пара участков с ровными грядками, где под листьями краснеют клубничные ягоды, но даже на этих участках людей не видно. Ну, какое же это убожество. Сева с трудом скрывает злорадную улыбку. Разве все это можно сравнить с испанскими домиками? Он будто бы попал в прошлый век, где люди даже не нюхали заграницы. Однако где же люди? Впрочем, это неважно, они его не волнуют. Теперь он смотрит на них с высоты своего опыта. Они заходят в какой-то домик, с виду нежилой, и Сева никак не может вспомнить, кто здесь жил раньше. Посреди застекленной террасы с выцветшими занавесками стоит прямоугольный стол, покрытый зеленым сукном. Все рассаживаются, и Чижик достает из потертого портфеля большой мешок. В нем фишки. На них номера участков. Сева ищет глазами свой, 24-й, но их быстро смешивают, а потом складывают ровными кучками и начинают раздавать. Сева жадно следит за рукой раздающего, но до него никак не доходит очередь. И вот уже все фишки розданы. Всем досталось: и Носу, и Полю, и даже Доктору. Всем, кроме него.
Севу охватывает такая обида, что даже голос пропадает. Он напрягается изо всех сил и шепчет:
