Как вырвать киту коренной зуб - Поледнякова Мария (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
В перерыве между вторым и третьим действием Анна взяла новую пару балетных туфель. Она закрепляла их атласными лентами на подъеме, когда помощник режиссера по местному радио стал вызывать танцоров, чтобы они приготовились к выходу. Анна сняла с волос шпильки, напилась содовой, оглядела себя в зеркало и вышла в коридор.
– Извольте торопиться, внизу сейчас будет потеха! – выкрикивала костюмерша как на ярмарке и из плетеной корзины раздавала воинам мечи. – Спартака ждет настоящая смерть, и не воскресит его даже поцелуй Фригии.
Анна побледнела. Между обнаженными по пояс танцорами, которые готовились к битве, продвигался Любош в куртке. Анна, негодуя, схватила его за рукав.
– Что ты здесь путаешься? – закричала она сердито, втолкнула его в уборную и закрыла дверь. И вдруг сообразила, что вид у него непривычно бледный, как у человека, которого постигло несчастье. Она кинулась из коридора назад.
– Что случилось? Что-нибудь с Вашеком? – набросилась она на него.
– Сегодня я ждал его два часа, – ответил Любош тихим убитым голосом.
– Я не могу насильно заставить Вашека, чтобы он общался с тобой, – с несчастным видом убеждала его Анна, а он сидел перед нею словно в воду опущенный, уязвленный в своей гордости и самолюбии.
– Он не пришел. Сегодня даже не показался! Коварнее восьмитысячника!
Свободно льющаяся мелодия смолкла, оркестр взял фортиссимо, и Любош увидел, как Анна пятится к двери. Вот уже схватилась за ручку…
– Анна, я больше не могу! – выкрикнул Любош, стремительно настигнув ее у выхода. – Я этого просто не выдержу!
– Вашек ждал тебя десять лет, а ты не можешь выдержать двух дней?
– Твоя правда. Но утром мне надо на поезд!
Анну всю свело от злобы и горечи. Она не слышала голоса помощника режиссера, который тихо и настойчиво взывал в микрофон:
– Фригия! Фригия! Фригия! На сцену!
– А если тебе послать к черту эти горы? Хочешь, чтобы он снова потерял тебя?
– Не могу же я подводить всю экспедицию!
– Всегда ты сваливаешься, как лавина!
Боже мой! – негодовала в душе Анна, сколько раз я представляла себе, что наконец-то смогу высказать ему все. Но не теперь же, когда мне надо на сцену!
– Похоронила ты меня, Анна. На такое я б никогда не решился – прочитать в газетах, что кто-то там счастливо возвратился, что жив-здоров, и устроить ему похороны!
– А что я должна была сказать Вашеку, когда он начал спрашивать об отце?
– Как это? – выдохнул Любош. – Ты меня ждала еще год, пока он не начал говорить?
– Еще три. Пока он не начал думать.
Любош вдруг схватил ее обеими руками за плечи:
– Если по этому миру гулял когда-нибудь осел, так это был точно я!
– Можешь не оправдываться. Сегодня ты мне совершенно безразличен, – бросила Анна, но не противилась, когда Любош притянул ее к себе.
– Не говори так… – Голос у него сорвался. – Не говори! – повторил он тише и заключил Анну в объятия. – Может, как раз из-за этого твоего упрямства у нас теперь восьмилетний сын!
В это мгновенье оба поняли (через столько-то лет), что именно их связывает. Это было чувство беспомощности и отчаяния. Это был страх за Вашека. Они знали, что перед этим маленьким человеком оба они очень виноваты.
Двери уборной резко распахнулись. На пороге стоял помощник режиссера.
– Аничка! На выход! – закричал он срывающимся голосом.
Анна даже охнуть не успела – вылетела вон.
24
То, что случилось потом, может описать лишь один человек, Виктор, который работал помощником режиссера в театре уже двадцать два года. И все эти годы был убежден, что самая большая ответственность лежит не на директоре театра, а на нем.
Так, у него никогда не случалось, чтобы кто-нибудь опоздал на выступление, не случилось бы, вероятно, и в тот роковой четверг. Виктор знал, кого следует разыскать заранее, а кто отыщется сам. Анна всегда относилась к числу тех, кто минимум за пять минут до начала уже ждет в портале. Впервые в тот раз Анна совершенно потеряла счет времени, а потом в ужасе поняла, что ей давно уже пора быть на сцене. Позабыв, что музыкальный мотив имеет еще одну репризу, она стремглав бросилась вниз по лестнице. Виктору долго слышался этот звук, он даже будил его во сне, – гулкий звук шагов, он нарастал, усиливался, заглушая оркестр, а потом, когда раздался звук падения, настала гробовая тишина.
Виктор просыпался, мокрый от ужаса, и старался отогнать страшное видение. На самом деле оркестр и дальше продолжал играть, и только спустя несколько минут инструменты смолкли. Виктор знал, что до конца дней своих не забудет тот миг, когда он, домчавшись до перил, увидел Анну, как висит она, зацепившись за железную конструкцию лестницы. Она казалась мертвой.
Так, значит, Виктор был первый, кто увидел тогда Анну, и от радости, что она еще дышит, поклялся в душе, что всю вину возьмет на себя. Виктор сам позвонил в больницу, сказав Елене, чтобы та одевалась и была готова к выходу. И вот, раньше, чем послышалась сирена «скорой», Виктор привел в движение прерванную было генеральную репетицию.
Позвонив в дверь, Любош с облегчением убедился, что Вашек дома. Каково же было его удивление, когда, едва дослушав до конца, мальчик повернулся к нему спиной и был таков.
– Погоди! – кричал ему Любош из открытого окна, но Вашек убегал упругим длинным шагом, его шапка, промелькнув вдоль живой изгороди, исчезла на повороте за домом.
Проклятый мальчишка! – ругался в душе Любош, поняв, что не надо было вообще ничего говорить Вашеку.
Он принялся искать по квартире ночную рубашку, положив в сумку зубную щетку, в растерянности стал прикидывать, какой взять халат, а полотенец вообще отыскать не мог. Заглянул в список вещей, который Анна написала ему на клочке программы, и глубоко задумался над словом «белье». В конце концов решил взять пояс для чулок и наколенники.
Спустя час он был уже в больнице, через проходную поднялся на второй этаж, а по коридору проник в стационарное отделение.
– Куда?! – строго остановила его старшая сестра. – Посещения разрешаются только по субботам.
– У меня здесь жена! – ответил Любош, даже не остановившись.
Анна лежала на кровати у окна, в белой больничной ночной рубашке. Волосы связаны резинкой, нога в гипсе высунута из-под одеяла. Лицо белое как стена.
– Вашек потерялся!
– Что ты выдумываешь? – выкрикнула Анна и резко приподнялась на локтях.
– Как только я выложил ему, что случилось, он удрал, не сказав мне ни слова.
Любош вынул из сумки халат, рубашку и туалетные принадлежности.
– Искал его полчаса по округе, был даже в школе. Надо заявить в милицию. Внизу ждет такси.
Анна с облегчением опустилась на подушку.
– Не суетись. Теперь он наверняка уже дома, – на удивление невозмутимо сказала Анна и даже улыбнулась Любошу.
– Он был здесь? – изумился Любош.
Анна кивнула, и Любош, успокоившись, присел на койку. Он не заметил, как в палату вошла старшая сестра и уже близится к постели.
– В Праге пятнадцать больниц, – радовался Любош, – а Вашек сразу отыскал нужную. У нас сообразительный ребенок, а? – Он склонился, чтобы поцеловать Анну, но та отстранилась. Поймав ее взгляд, он обернулся.
– Почему она так смотрит на нас? – вполголоса непонимающе спросил Любош, кивнув на хмурую сестру, застывшую за спинкой кровати.
– Это моя мать.
Любош онемел. Сунув руку в сумку, Анна протянула ему ключи.
– Иди уж! – И доверительно шепнула: – Она поклялась, что если когда-нибудь тебя встретит, то это будет последний день в твоей жизни.
Любош поднялся, хотел что-то сказать, но только нагнулся, слету поцеловал Анну и, галантно поклонившись Еве, молча вышел.
Ева была в шоке. Лишь когда за Любошем закрылась дверь, она перевела дух.
– Так это и есть тот НЕГОДЯЙ?
Анна не слушала ее, уткнувшись лицом в подушку.
