Одень свою семью в вельвет и коттон - Седарис Дэвид (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Мы остановились заправиться по дороге домой и уже парковались возле ее дома, как вдруг она повернулась и начала рассказывать историю, которую я посчитал наиболее характерной для Лизы. «Однажды, – сказала она, – однажды я вела машину…». Рассказ начинался с быстрой поездки за продуктами и неожиданно заканчивался описанием раненого животного, завернутого в наволочку и привязанного к выхлопной трубе ее автомобиля. Как и большинство рассказов моей сестры, этот вызывал потрясающие воображение картины и улавливал мгновение, когда чьи-то действия кажутся одновременно и невообразимо жестокими, и абсолютно естественными. Подробности были тщательно подобраны, а повествование умело развивалось и разбивалось на части вовремя поставленными паузами. «А потом… а затем…». Она добралась до неизбежной развязки, и, как только я начал смеяться, она положила голову на руль и разрыдалась. Это не был тихий поток слез, который вы проливаете, вспоминая какое-то отдельно взятое действие или событие, а бурный взрыв рыданий, который происходит, когда вы осознаете, что все эти события связаны и образуют бесконечную цепь вины и страданий.
Я инстинктивно потянулся за блокнотом, который держу в кармане, а она схватила меня за руку, чтобы остановить.
– Если ты когда-нибудь, – сказала она, – когда-нибудь перескажешь эту историю, я больше никогда с тобой не заговорю.
В киноверсии наших жизней я бы повернулся и утешил ее, напоминая ей, убеждая ее в том, что действия, которые она описала, были хорошими и справедливыми. Потому что так оно и было. Она не способна вести себя иначе.
В настоящей же версии наших жизней моей первоочередной целью стало заставить ее передумать. «Короче, – сказал я, – рассказик действительно смешной, и я хочу тебя заверить в том, что лично тебе необязательно в нем фигурировать».
Твоя жизнь, твоя личность, твоя случайная печаль – лично тебе необязательно в этом фигурировать. Таким братом я был всегда или таким братом я стал?
Я забеспокоился, что, работая над фильмом, режиссер может понять меня и моих близких неправильно, но вдруг худшая мысль посетила меня: а что, если он поймет все верно?
Закат. Камера панорамирует ничем не примечательную пригородную улицу, наезжая на припаркованный четырехдверный автомобиль, в котором маленький злой человечек обращается к своей плачущей сестре со словами: «А что, если я использую историю, но скажу, что она приключилась с другом?»
Но, возможно, это не конец. Быть может, перед тем как пойдут титры, мы увидим того самого чело века встающим с кровати посреди ночи, проходящим мимо двери его сестры и спускающимся вниз на кухню. Щелкает выключатель, и мы замечаем, что в дальнем углу комнаты стоит большая птичья клетка, накрытая скатертью. Он осторожно подходит и снимает скатерть, при этом будит синегрудого амазонского попугая, чьи глаза вспыхивают красным при резком освещении. Из всего, что происходило ранее, мы догадываемся, что человек хочет сказать нечто важное. Услышанные от него слова не имеют значения, поэтому он придвигает стул. Часы показывают три часа утра, потом четыре, затем пять, а он все сидит перед несравненной птицей, медленно и четко повторяя слова: «Прости меня. Прости меня. Прости меня».
Глава 14. Шесть-восемь чернокожих
Я никогда не жаловал путеводители, поэтому, если мне нужно сориентироваться в незнакомом американском городе, я, как правило, начинаю с того, что задаю таксисту или консьержу какой-нибудь глупый вопрос, касающийся последних данных переписи населения. Я говорю «глупый», потому что мне на самом деле наплевать на то, сколько людей живет в Олимпии, штат Вашингтон, или в Коламбусе, штат Огайо. Это довольно милые городишки, но цифры для меня ничего не значат. Мой второй вопрос мог касаться количества осадков за год, что, опять же, ничего мне не говорит о людях, избравших это место своим домом.
Что действительно меня интересует, так это местные законы о ношении оружия. Могу ли я носить при себе оружие, и если да, то на каких условиях? Сколько ожидать регистрации автомата? Могу ли я приобрести «Глок 17», если я недавно развелся или был уволен с работы? На собственном опыте я убедился, что к этой теме собеседника следует подводить как можно осторожнее, особенно если вы и местный житель одни и к тому же ограничены относительно маленьким пространством. Будьте терпеливы, и вы получите отменные сведения. Я узнал, например, что слепые могут законно охотиться в Техасе и Мичигане. В Техасе их должен сопровождать зрячий спутник, но я слышал, что в Мичигане им разрешено идти самим. И тут возникает вопрос: каким образом они находят то, что подстрелили? А как они доставляют это нечто домой? Может, мичиганским слепым и машины водить разрешено? Я спрашиваю про оружие не потому, что хочу пистолет, а потому, что ответы на мои вопросы в разных штатах резко отличаются. В чрезмерно однородной стране меня утешают очаровательные веяния регионализма.
Огнестрельное оружие неактуально в Европе, так что, путешествуя за границей, я первым делом спрашиваю что-либо о домашних животных. Вопрос «Как кричат ваши петухи?» отлично подходит для начала, потому что в каждой стране предлагают различные ответы на него. В Германии, где собаки гавкают «вау-вау», а лягушки и утки одинаково говорят «куэк», петух встречает рассвет искренним «кик-а-рики». Греческие петухи кряхтят «кири-а-ки», а во Франции эти птицы вопят «коко-рико», что звучит как название какого-нибудь ужасного, готового к употреблению коктейля с изображением пирата на этикетке. Когда я сообщаю, что американские петухи говорят «кок-эй-дудл-ду», мои собеседники смотрят на меня с недоверием и жалостью.
«Когда вы открываете рождественские подарки?» – еще одно хорошее начало для разговора, так как это, я считаю, много говорит о менталитете нации. Люди, которые, согласно традиции, открывают подарки Рождественским вечером, кажутся более набожными и семейными, чем те, кто ждет Рождественского утра. Они идут на литургию, открывают подарки, съедают позднюю трапезу, возвращаются в церковь на следующее утро и посвящают весь оставшийся день другой большой трапезе. Подарки, в основном, дарят детям, и родители стараются не переборщить. Лично мне это все ни к чему, но, полагаю, полезно для тех, кто предпочитает еду и семью по-настоящему ценным вещам.
Во Франции и Германии подарками обмениваются в канун Рождества, в то время как в Нидерландах дети открывают свои подарки 5 декабря, в День святого Николая. Я считал, что это странно пока не поговорил в Амстердаме с человеком по имени Оскар, который посвятил меня в некоторые подробности, провожая от отеля до железнодорожного вокзала.
В отличие от веселого и пухлого американского Санты, святой Николай болезненно худ и одет подобно Папе Римскому. Завершает его гардероб высокая шляпа, напоминающая вышитый чехольчик на чайник. Его одежда, как мне сказали, была данью его старой профессии, когда он был епископом Турции.
«Простите, – сказал я, – но вы не могли бы повторить? «
Не хочу слыть слишком большим культурным шовинистом, но это показалось мне абсолютно неправильным. Для начала: раньше Санта никем не был. Он не на пенсии, и, что более важно, никакого отношения к Турции не имеет. Там слишком опасно, да и люди его там не оценили бы. На вопрос о том, каким образом Санта из Турции попал на Северный полюс, Оскар с полной уверенностью ответил, что в данный момент святой Николай пребывает в Испании, что, снова-таки, просто-напросто неправда. Санта выбрал Северный полюс из-за сурового климата и большой отдаленности. Никто не может за ним следить, и ему нечего беспокоиться о том, что кто-то придет. Кто угодно может явиться к нему на порог в Испании, и в таком убранстве, понятное дело, его узнают. К тому же, кроме пары шуточек, Санта не говорит по испански. «Здрасьте. Как дела? Хотите конфетку?» Ну, хорошо. Пару слов связать он может, но говорить на испанском свободно ему не по силам, и, конечно же, он не ест тапу.
