Прежде чем я упаду - Оливер Лорен (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗

— Скажи им, что я не делала ничего плохого.

Лорен дергает головой в сторону главного офиса. Мы стоим прямо перед ним, и тут я вспоминаю, как она мчалась вчера по коридору, завесив лицо волосами.

— Но я правда не понимаю, о чем речь, — как можно вежливее сообщаю я, потому что она пугает меня.

Наверное, Лорен два раза в неделю посещает школьного психолога, чтобы контролировать свою паранойю, или навязчивый невроз, или в чем там у нее проблема.

Она глубоко вдыхает. Ее голос дрожит.

— Они решили, что я списала у тебя на химии. Беня вызвал меня в кабинет… Но я не списывала. Богом клянусь, не списывала. Я учила…

Я отшатываюсь, но она крепко держит меня за плечи. Мне снова кажется, что я попала в водоворот, но на этот раз мне страшно: меня затягивает все глубже, и глубже, и глубже, как будто к ногам привязан груз.

— Ты списывала у меня?

Слова доносятся издалека. Даже голос не похож на мой.

— Не списывала, богом клянусь, я… — Лорен судорожно всхлипывает. — Он завалит меня. Он обещал завалить меня, если я не исправлю оценки, и мне наняли репетитора, а теперь они думают, что я… он пригрозил позвонить в Пенн-Стейт [6]. Меня не примут в колледж, и я… ты не понимаешь. Отец прикончит меня. Он меня прикончит. — Вот теперь Лорен встряхивает меня; в ее глазах стынет паника. — Ты должна сказать им.

Наконец мне удается вывернуться. Мне жарко и нехорошо. Я не желаю этого знать, ничего не желаю знать.

— Не могу помочь тебе, — отвечаю я, отступая назад.

Слова по-прежнему доносятся издалека, а не слетают с моих губ. Такое впечатление, что я дала Лорен пощечину.

— Что? В каком смысле — не можешь помочь? Просто скажи им…

Мои руки дрожат, когда я поднимаю телефон. Он два раза выскальзывает и с грохотом падает на пол. Все должно было быть не так. Словно на пылесосе нажали кнопку «Задний ход» и весь собранный мусор вывалился на ковер.

— Хорошо, что телефон не разбился. Тебе повезло. — Я едва ворочаю языком. — Он обошелся мне в две сотни.

— Ты вообще меня слушаешь? — истерически взвизгивает Лорен. — Мне конец, хана, финиш…

— Ничем не могу помочь, — повторяю я, не в силах посмотреть ей в глаза.

Лорен издает что-то между воплем и всхлипом.

— Ты сегодня говорила, что я слишком добра к тебе. Ты права. Ты отвратительна, ты сука, ты…

Внезапно она словно вспоминает, где мы находимся, кто она и кто я, и зажимает рот так быстро, что по коридору катится гулкое эхо.

— О боже, — шепчет она. — Прости. Случайно сорвалось.

Но я даже не реагирую. От ее фразы «ты сука» у меня леденеет все тело.

— Прости. Я… пожалуйста, не сердись.

Это невыносимо — невыносимо слушать, как она передо мной извиняется; и я убегаю. Бегу со всех ног по коридору, сердце колотится в груди, и мне кажется, что я вот-вот завизжу, или заплачу, или врежу в стену кулаком. Лорен что-то кричит мне вслед, но мне плевать, и вот я врываюсь в туалет для девочек, прислоняюсь спиной к двери и оседаю на пол, пока колени не прижимаются к груди, а горло не перехватывает так, что больно дышать. Телефон непрерывно зудит, и как только мне удается немного успокоиться, я раскрываю его и вижу эсэмэски от Линдси, Элли и Элоди: «Что? Ну? Колись! Ты помирилась с Робом?»

Бросив телефон в сумку, я обхватываю голову руками, ожидая, пока пульс восстановится. От былого счастья не осталось и следа. Даже связь Шоу и Винтерс больше не кажется смешной. Бриджет, и Алекс, и Анна, и Сара Грундель, и ее дурацкое парковочное место, и Лорен Лорнет, и контрольная по химии… я как будто запуталась в огромной паутине и, куда ни повернусь, все время натыкаюсь на кого-нибудь еще; мы все извиваемся в одной и той же паутине. Не желаю ничего слышать. Меня это не касается. Плевать.

«Ты сука».

Плевать. У меня есть проблемы поважнее.

Наконец я встаю. На испанский я уже не собираюсь. Вместо этого плещу холодной водой в лицо и заново крашусь. Мое лицо такое бледное под жестким флуоресцентным светом, что я с трудом его узнаю.

— Ну же, выше нос.

Линдси кидает мне в голову подушкой. Мы сидим на диване в берлоге Элли.

Элоди сует в рот последний спайси-ролл с тунцом. Не уверена, что это хорошая идея, ведь он провел на диване уже три часа.

— Не кисни, Сэмми. Роб передумает, — утешает она.

Все решили, что я притихла из-за Роба. Но дело, разумеется, не в нем. Я притихла потому, что когда стрелки часов переползают за полночь, страх возвращается и медленно наполняет меня, как песок колбу песочных часов. С каждой секундой я все больше приближаюсь к Моменту. Эпицентру. Утром я была уверена, что все просто, надо только держаться подальше от вечеринки, подальше от машины. Я была уверена, что время вернется в привычную колею. Что я спасусь.

Но теперь мое сердце словно расплющилось о ребра и дышать становится все труднее и труднее. Я опасаюсь, что в единое мгновение — промежуток между вдохами — все растворится в темноте и я снова окажусь в своей спальне и проснусь под стрекот будильника. Не знаю, что мне тогда делать. Наверное, мое сердце разорвется. Наверное, мое сердце остановится.

Тут Элли выключает телевизор и бросает пульт.

— Что дальше?

— Сейчас посоветуюсь с духами.

С этим обещанием Элоди сползает с дивана на пол, где мы разложили пыльную спиритическую доску в память о старых добрых временах. Мы пытались гадать, но все бесстыдно подталкивали доску, и стрелка чертила слова вроде «пенис» и «хрен», пока Линдси не начала вопить: «Духи-извращенцы! Растлители малолетних!»

Элоди толкает стрелку двумя пальцами, та делает один оборот и останавливается на слове «ДА».

— Смотри, ма. — Элоди поднимает руки. — Без рук.

— На этот вопрос нельзя ответить просто «да» или «нет», тупица, — тянет Линдси, закатывая глаза и делая большой глоток «Шатонеф-дю-Пап», спертого из винного погреба.

— Отстойный город, — заявляет Элли. — Здесь никогда ничего не случается.

Ноль тридцать три. Ноль тридцать четыре. Прежде секунды и минуты не летели так быстро, спотыкаясь друг о друга. Ноль тридцать пять. Ноль тридцать шесть.

— Нужно музыку поставить, что ли, — предлагает Линдси. — Сколько можно сидеть без дела?

— Точно, музыку, — соглашается Элоди.

Они с Линдси несутся в соседнюю комнату, где находятся колонки для айпода.

— Никакой музыки, — умоляю я, но уже слишком поздно.

Бейонсе гремит во всю мощь. Вазы дребезжат на книжных полках. Моя голова вот-вот взорвется, по телу пробегает озноб. Ноль тридцать семь. Я забираюсь на диван поглубже, укрываю колени одеялом и затыкаю уши.

Линдси и Элоди врываются обратно. Мы все одеты в шорты-боксеры и топики. Линдси явно совершила набег на кладовку, потому что они с Элоди нацепили лыжные очки и флисовые шапки. Элоди ковыляет по комнате, запихнув ногу в детский снегоступ.

— Обалдеть! — визжит Элли, хватаясь за живот и сгибаясь пополам от смеха.

Линдси вертится с лыжной палкой между ног, раскачиваясь взад и вперед.

— О Патрик! Патрик!

Музыка так гремит, что я едва слышу голос Линдси, даже убрав руки от ушей. Ноль тридцать восемь. Осталась одна минута.

— Ну же! — кричит Элоди, протягивая мне руку.

Но я так переполнена страхом, что не могу двигаться, не могу даже покачать головой. Элоди наклоняется вперед и добавляет:

— Живи веселей!

Мысли и слова теснятся у меня в голове. Возникает желание заорать: «Довольно!» или «Да, я хочу жить!», но я могу только крепко зажмуриться и представить, как секунды текут, точно вода в бескрайний бассейн. Я воображаю, как мы несемся сквозь время, и думаю: «Сейчас, сейчас, это случится сейчас…»

И наступает тишина.

Мне страшно открыть глаза. Внутри разверзается бездонная пропасть. Я ничего не чувствую, словно умерла. Потом раздается голос: