Люди, лодки, море - Покровский Александр Михайлович (читать книги онлайн .TXT) 📗
Немного о себе.
Слух у меня плохой. Так сказали маме, и со скрипкой от меня отстали. Но музыку люблю. Не современные 120 ударов в минуту, а Малера, например. Пороть меня не пороли. Было несколько раз, но это не в счет. Я был умный. Насчет чувствительности – есть немного, иначе нет вкуса и писать невозможно.
«Тертый калач»? Может, и тертый. Жизнь научила: никогда не говори, что ты – крутой. Все дело в совпадении: «ты – крутой» должен совпасть с ситуацией. Хотя все тренируемо. Я – маменькин сынок, брошенный на флот. Многие начинают пить, а я боролся. Там все очень сурово. Это можно почувствовать по рассказам, но я все сильно запрятал за смех. Хотя есть рассказики. Их найти надо. В «Коте» это «Пес». Такие рассказы разбросаны по моим книгам. О них обычно не вспоминают.
***
Слышал по радио, что в Питере памятник Александру Невскому хотят замондячить. Дорогие чиновники, хочется сказать, Невский бы вас с одного удара до седла развалил, а вы ему памятник. Он с таким же малолетним хулиганьем, как и сам, из дома сбежав, на шведов напал. Верхом на лошади корабль захватил. От такой наглости они ему тут же сдались. И денег он не воровал под русским флагом. Другой он был.
С праздником Великих Потерь! Это вместо Великой Победы. Не люблю я все «великое». Кровью пахнет. Когда я мальчиком в этот день провозглашал какую-то патриотическую чушь, мой отец, обычный советский человек, с полным набором всего советского, говорил: «Лучше молчи! В этот день никаких тостов за победу». Дед прошел всю войну, отец – только с конца 1943 года. До этого был на оккупированной территории в районе Бреста. В 1943 ему было 19 лет. Воевал в одной части с дедом. Дед про войну тоже никогда ничего не рассказывал.
Такое же отношение к войне я встречал только у одного офицера, летчика обгорелого. Он был на Малой земле.
А потом в училище преподавал военно-морское искусство. Он говорил крамольные по тем временам вещи.
«Побеждать надо так, как Суворов говорил: не числом, а умением. Если б Александр Васильевич дожил до войны с финнами или с немцами, он бы от позора спился».
Я за уважение к противнику. И за мир с немцами. А у нас это только – только начинается.
***
9-10 мая был на даче.
Дача – это русский национальный спорт. Если по нему будут олимпийские игры, то мы всех положим.
Если, к примеру, будем копать канавы – я и Шварценеггер – то он через 8 часов сдохнет.
Сегодня все тело болит. Болит, даже когда лежишь. Но такая нагрузка нужна. Я к ней привык. Если нет ее, могу заболеть.
Нет. Я не обижаюсь. Если я буду обижаться, то как я буду писать? Мне все равно, что про меня скажут. Я-то знаю, что я не такой. А другим – пусть другие доказывают. Я про себя много всякого слышал. Во что бы я превратился, если б обижался на людей? Они говорят мне, допустим, гадости, а я вижу комплексы, убогость, непомерные амбиции (видел ли кто-то «померные» амбиции?). Так и живем. Людям я не мешаю.
Генерал правильно спал. На Моцарте и не спать? Самое спальное генеральское место.
На флот я попал по странному стечению обстоятельств.
***
Вчера позвонила мне одна дама из «Морского клуба». Совет ей нужен был. Рогожкин, который «Особенности национальной…», написал сценарий фильма про северные конвои. Там есть такой эпизод: в Мурманске для ублажения матросов с конвоев держали бордель, а когда необходимость в бабах отпала, их вывезли на барже в море, торпедировали и затопили. Что-то такое я на севере слышал. То ли торпедировали, то ли затопили, то ли посадили.
Вся драка теперь развернулась между участниками этих конвоев: русских, английских, американских и Рогожкиным с Учителем. Есть еще такой режиссер Александр, естественно, Учитель, который у Рогожкина этот сценарий приобрел и теперь собирается им Голливуд потрясти. А те объединились не хуже, чем во времена коалиции, и собираются его запретить. Через Никиту Михалкова, ООН и еще через чего-то, в том числе и через «Морской клуб». Они уже во всех посольствах побывали.
Дама хочет их примерить. Я ей ничего не мог посоветовать.
Сама идея утопления девок путем торпедирования баржи кажется театральной…
***
Ради разнообразия, начнем сначала. Жизни только в Питере я наметил себе 50 лет. А в других местах я еще немного поживу. Какие это места? Испания, Италия, Корсика, Сицилия, Сардиния, Мальта. И еще мне нравятся Крит. Еще кому-нибудь нравится Крит? Я там никогда не был, и потому он мне нравится. Море, солнце и Крит.
Люблю. Жара. Всем плохо, а мне хорошо в жару.
И вообще, отсутствие теплого моря я намерен терпеть еще только 50 лет. Дальше не просите. Дальше я сбегу.
***
О спорте.
Секундомер ненавижу с детства. Я же лучший пловец среди гимнастов и лучший ватерполист среди гиревиков. Сейчас только гирю оттаскал. Опять руки существуют отдельно от туловища. У меня перекладина дома есть. Знаешь, сколько раз я подтягиваюсь? Столько, сколько прохожу мимо. В день до 20 подходов. В подходе от 1 до 17 раз (зависит от настроения). А в спортивных магазинах я делаю такой фокус: захожу и вроде пробую поднять все, что там есть, – гири, гантели, штанги. Если гантели по 30 кило, спрашиваю, нет ли по 40. Если штанга 70 – нет ли 100. Так и качаюсь, чтоб ни времени, ни денег на спортзалы не тратить.
***
Теперь с конца. В этом мире все начинается с конца.
Культурный слой на то и культурный, чтоб лежать. А вот мой английский уже не реанимировать: последнее, что слышал: «Мы его потеряли!».
Спортом занимаюсь всю жизнь. Сначала надо было в армии от пробежек не сдохнуть, а потом понравилось. У меня одна тренировка в неделю с тяжелым железом, остальное – со своим весом. Ну, и дача. Мышцы у меня небольшие. Всегда одеваюсь так, чтоб они не очень выпирали. А со спортивным магазином – это я «шутю» – там серьезных железок отродясь не водилось.
Девушки, наверное, воспринимают меня как клоуна, а я ведь серьезный и положительный, куда ни положи.
***
Событие надо отпустить. И тогда оно будет событием. Стараешься – ни черта не выходит, отпустил – само получилось. Все любят свободу. Особенно оно.
Я это называю законом «дырочной проводимости». Суть его в том, что любую дырку Вселенский Разум стремится заполнить. Если ты легко расстаешься с деньгами, он даст тебе денег. Я, когда отдаю последнее, всегда говорю: «Видишь, Господь, Саня-то опять без копейки!» – и помогает. Дает.
Ты мне скажешь: «А как же скряги?» Нет большего мота, чем скряга. Долго терпит, а потом все спускает. Правда, некоторые терпят до конца жизни и не успевают спустить. В этом случае знание закона дырочной проводимости приходит к ним не в этой жизни.
Мир, действительно, сумасшедший, но говорить с ним и гладить по головке – это не мое. Я его лучше опишу.
Телемир не объемный. Плоский, как экран. Он даже для описания не слишком интересен. Люди-машины. Даже черт человеческих нет. Причем были бы они гениальными машинами, как, там, Мейерхольд, например, а то ведь – амбар, желудок. Тоска.
***
Тут мне Коля историю рассказал. Вот она.
«В детстве я относился к Ленину с недоумением. Как же это все? И вот приходит к нам из университета девушка на 22 апреля и рассказывает, как на него покушались. Мы слушали во все уши. Это такой детектив. И четыре раза, и из кустов наперерез его роллс-ройсу с наганами, и Фанни Каплан. А помнишь, как она в фильме курит, и как пистолет на стол кладут, долго на него камера смотрит. Надо было, чтоб еще пуля из него в замедленном кино вылетала и в него вонзалась, и кровь по экрану.
А Фанни Каплан на самом деле была глухая и слепая дура, потерявшая и то и другое вместе с разумом в царских застенках. И курила она сигарету, держа ее двумя руками, а не одной, как в кино, и застрелили ее в гараже Кремля. Комендант застрелил без суда и следствия, а труп сожгли в бочке из-под английского бензина, которым его автомобиль заправляли, потому что ездил он не на той ерунде, что нам в фильме показывали, а на этой, купленной вместе с топливом на те деньги, что у крестьян отняли во время голода в Поволжье.
