Школа Стукачей - Килластор Винсет (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Доход нашей фирмы превышает в десятки раз обороты операции ЦРУ известной как «Иран-Контрас» — это когда оплот свободы и демократии, которые теперь через задний проход прививаются и у нас, продаёт оружие исламистам, чтобы выручить средства на финансирование партизан в Никарагуа. Вот до чего их довёл ебаный хозрасчет и самофинансирование. Нашим же, кажется, что они умнее и все сработает гораздо лучше. Где-то за сто дней из разрушенной Верхней Вольты с ракетами, мы станем вдруг южнокорейским экономическим чудом.
По этому поводу хозяева Ксерокса, люди в шёлковых галстуках-бабочках, разорились на фуршет в Москве для всех региональных представительств. В том числе и для нашей ташкентской шарашки.
Прилетайте, будет интересно.
Хотя платит фирма только за манагеров среднего и высшего звена.
Остальные на общих основаниях. Я попадаю под эту классовую категорию, а принцесса моя — нет.
Плевать. Сам заплачу за мою девочку. Из Гулиного бездонного стола. Нас так учили в школе — экспроприация экспроприаторов.
Это сейчас говорят, будто неправильно награбленное грабить. Конечно, неправильно. Лучше этим дядям в шёлковых галстуках чистить ботинки и сосать у них хуй. Может, и раздобрятся и научат, как достичь такого потрясающего финансового успеха. И опять вижу, хуёво вы в школе на уроках слушали — перед тем как такими импозантными стать, дяди сами какого-то ограбили и повесили на корабельной рее, как, например, это делал основатель одной из старейших и влиятельнейших финансовых компаний — Джи Пи Морган Чейз, флибустьер и поклонник ямайского рома.
Эвон как фирма план-то перевыполнила, не обеднеют! Без всякого зазрения совести я вытягиваю из стола Вероникины командировочные — пока Гуля пьёт кофе в ланч-руме. Воровать там где работаешь — это наследие режима, которую я всосал вместе с советской молочной смесью «Малютка».
Я тоже внёс вклад в продажу копировальных машинок. Имею право оттянуться. А Веронича, солнышко моё, и подавно заслужила маленький отпуск и московский шоппинг тур.
* * *
Собираясь в дорогу теперь, кроме бритвы беру ещё один «джентльменский набор». Одноразовые шприцы. А в контейнер для хранения мягких контактных линз вливаю жестокий раствор. Чуть больше одиннадцати кубов влезло. Думаю на трое с половиной суток должно хватить. Должно хватить. Да. Надеюсь. Тут главное не жадничать.
Фуршетик был говённый. Сначала мурыжили часа полтора в конференц-зале, показывали какие-то разноцветные слайдшоу. Графики и таблицы кривого роста. Это прикольно поначалу, а потом ловишь себя на мысли, а чем эта заграничная хрень от простого партсобрания отличается? Те же лозунги, догоним, перегоним, перевыполним раньше срока и сверхплана. Просто раньше мы не знали, куда же это все перевыполненное утекает. А теперь знаем — большую часть захапает вон тот крепкий старик, воон, воон тот, Джон Пимбертон, видите? Тот, что изредка пыхтит ароматным дымком своей вересковой трубочки-носогрейки, оторвав взгляд от дорогущего ноутбука с обгрызанным яблоком раздора на крышке. Неслучайный символ это яблоко, как мне кажется. Ведь не огурец выбрали, яблоко! Мистика!
Сколько тайного смысла — грехопадение Адама и Евы — яблоко, начало троянской войны — яблоко, молодильные яблоки скандинавского бога Локи, Яблочный Спас, яблоко, которое ставил на башку Вильгельм Телль, отравленная яблоком спящая красавица, ну и вверх яблочной тайны: песня которую наяривал в трактире, совсем недалеко от нынешнего Балчуга, сам незабвенный Клим Чугункин:
Эх, яблочко,
Соку спелого
Полюбила я
Парня смелого.
Полюбила я
Парня смелого.
Эх, яблочко,
Да цвета красного
Пойду за сокола,
Пойду за ясного!
Не за Ленина,
Да не за Троцкого,
А за матросика,
Краснофлотского.
И какого хрена я машинку оставил в гостиничном номере? Погнать можно от этих показателей капсоревнования.
Ща бы приляпался в надраенном до блеска, пахнущим горячим яблочным сидром туалете Балчуга, и этот задорный гон подготовленный отделом маркетинга специально для нас воспринимался бы уже гораздо легче. Бизнес под наркозом. Как нам пожёстче выебать Минолту, Кэнон и Шарп уже в третьем квартале фискального года.
Большинство слушающих в зале, это люди с высшим или незаконченным высшим, полученным в СССР, образованием. Судя по их лицам — они думают о том же, и полностью придерживаются моего мнения. Поэтому когда, наконец, дают зелёный свет на фуршет, это скорее напоминает состязание по количеству бокалов выпитых за первые десять минут.
Мы с Никой тоже заглатываем по большому сладкому Кампари с апельсиновым соком, из-за опиумного пинака не могу пить ничего крепче, и, поулыбавшись минуты две по сторонам, ловко выпуливаемся.
Вероника рвётся по магазинам. Скребёт асфальт копытцем, как почувствовавшая волка стройная серна. Предвкушает шоппинг с первых секунд, ещё с аэропорта в Ташкенте.
Москва, центральный универсальный магазин нашей великой родины. Так было задумано ещё с ленинских времён — все магазины только в одном городе, чтоб целенапгавленно товагищи могли отовагиваться.
И чтоб народ, живший непосредственно у кремлёвской стены был к вождям подобрее. Вот корни теории дифференциации баланды.
Мы с Вероникой сейчас тоже ближе к кремлёвской стене, так что на нас с треском вываливается вся потребительская корзина.
В Кремле в это время тихо орудует застенчивый человек, разбивший в детстве голубую чашку. За сто дней он гарантирует России процветание. К счастью до московских магазинов этот чукигек еще не добрался. Веронике повезло.
Ой, ходить с бабьем по магазинам это жопс. Ноги сотрёшь до колен!
Они ведь до последнего момента не знают чего ищут! Малейшего понятия не имеют — чего хотят! Процесс — вот что им вставляет.
Я вот иду в магазин только когда мне что-то надо, шапку там или плейер. Вошёл, хватанул с полки, заплатил или, если повезёт, нет, и съебался. Делов!
Эти же, инструменты наши, будут круги наматывать. Раз, другой, третий, вернулись, примерили, не то, ушли, опять вернулись, теперь взяли, на новый круг, боже мой!
Стою обвешанный сумками у примерочной. За дверкой Вероника страдает необходимостью выбора. Вздыхает как лошадь. Мучается.
Я тоже уже начинаю злиться — утренний дозняк почти выветрился, пора подлечится, а тут стой как идиотто.
— Эй!
— Чо «эй»? Ты скора там, сдохнуть же можна!
— Зайди, глянь.
— ООх, ща.
Захожу, глянул, а Ника там в одних похожих по форме на короткие шортики трусиках. Ко мне руки тянет! Во удумала! Во счастье-то привалило!
— Иди ко мне.
— Что? Прям здесь хочешь? Прям здесь?!
Вместо ответа она закрывает мне рот долгим сладким поцелуем. Я чувствую, как меня касается её голый сосок, и мне становится всё равно — где. Только быстрей! Времени, думаю, у нас совсем в обрез.
Чтобы ускорить события, жёстко, даже грубо начинаю тереть рукой ей «там», прямо сквозь алые трусики. Это так приятно, видеть, как её скрипичный ключ мгновенно реагирует, лишая меня остатков разума и здравого смысла.
Расстёгиваюсь, разворачиваю её лицом к зеркалу во всю стену примерочной кабинки, наклоняю немного вперёд, и лезу туда не снимая её атласных трусиков. Просто максимально отодвигаю немного в сторону в том месте, где их почти и так нет, пока не обнажается предмет безумного вожделения.
