Ястребиный князь - Фанкин Юрий Александрович (читать книги полностью txt) 📗
– Обойдусь чайком. Пока вы дрыхнете, дойду до Озера.
– Ну-ну… – безразлично сказал Полковник и уронил голову на подушку.
Полудин вскипятил воды и, приладив осколок зеркала на солнечном подоконнике, начал выбривать посеребренную щетину. Тискал пальцами лицо, приглаживал прическу, даже с интересом взглянул на флакон французского одеколона. Казалось, он собирается не на охоту, а с юношеским тщанием готовится к любовному свиданию. Без особого удовольствия, скорее по привычке, попил крепкого чая, раздумывая, куда ему пойти сначала: на Озеро или на кордон, к Ерофеичу?
Среди сваленного грудой охотничьего снаряжения нашел свою сумку, патронташ и, перебирая гладкие тяжеленькие патроны, вдруг вспомнил, как когда-то отец, желая сделать из него настоящего охотника-следопыта, а не просто азартного стрелка, выдавал только по одному патрону. Полудин подумал и, желая испытать себя, сунул в карман патрон четвертого калибра.
Прежде чем выйти из избы, он, по русскому обычаю, присел. Потом, нагнувшись под притолокой, вышел в коридор, отвязал Квитку, прикорнувшую возле миски с молоком, и с чувством душевного облегчения выбрался из полумрака на светлую волю.
От нагретой земли шел струйчатый пар. На оконечьях темно-зеленых еловых лап сверкали бисеринки. Птичий хор заполонил омытый дождем весенний лес, и в этом несмолкаемом переливчатом журчанье невозможно было различить отдельную трель овсянки, теньканье пеночки, нежный зазывной голосок малиновки… И только кукушка-горюнья, отсчитывающая годы, выделялась среди широкого радостного распева.
То и дело останавливаясь, Полудин склонялся над красно-синими колокольчиками медуницы, в которых работали своими хоботками сосредоточенные пчелы, вглядывался в еще зеленые бубенцы ландышей, удивлялся желтоглазой, с длинными лиловатыми ресничками, сон-траве… В какой-то момент он забывал о цели своего похода, и только ружье, оттягивающее правое плечо, иногда задевающее стволами ветки, напоминало ему о таинственном и пока неуловимом ястребином князе.
На свороте к кордону, обозначенном косой тропкой, Полудин остановился, подумал и все же, не желая изменять выстраданному охотничьему желанию, продолжил свое движение к Озеру.
Чем ближе он подходил к Озеру, тем навязчивее и острее делалось ощущение, что за ним кто-то следит пристальными лесными глазами. Не выдержав, Полудин оборачивался, вглядывался в лиственные мелочи с ельником, в широкие стволы деревьев, способные укрыть человека, но никого не видел.
Когда впереди показались синие просветы, говорящие о близости большой воды, и навстречу пахнуло запахом тины и свежей рыбы, Полудин, опережая события, загнал в ствол единственный патрон с крупной дробью и, держа ружье на весу, пошел дальше.
И вдруг окаменел, не в силах шагнуть. Чуткая Квитка тоже замерла на месте, поглядывая, как и охотник, вверх.
Метрах в пятидесяти на матерой сосне, открыв крылья теплу, идущему от Озера, сидел ястребиный князь.
Князь не увидел охотника, но почувствовал его взгляд, настойчивый, прицельный. Забеспокоившись, он стал торопливо переступать лапами на суку, готовясь, обманывая человека, камнем свалиться вниз и, не долетев до земли, метнуться в сторону…
Брать птицу на мушку не было времени. Охотник торопливо передернул затвор и ударил не целясь, с поводком. Полудину показалось, что в последний миг его несильно подтолкнули в плечо.
Сквозь быстро тающий дым он увидел, как белым скособоченным парашютом падает большая птица, и, оглянувшись, заметил, как в заросли малинника юркнул человечек в лаптях.
Услужливая Квитка, скульнув, метнулась к ястребу. Понимая, что даже раненый князь не по силам притравленному к малой дичи спаниелю, Полудин крикнул:
– Тубо! Фу!
Князь упал на землю, подпрыгнул и, волоча крыло, попытался скрыться в мелятнике. Полудин закинул «ижевку» за спину и, еще раз предупредив Квитку, подбежал к ястребу.
Горячась, он попытался схватить князя так, как берут обычно не в меру драчливого петуха, но князь, угадав движение, быстро вцепился в правую руку. Полудин попытался освободиться от захвата левой рукой, но и эта рука была тут же схвачена когтистой лапой.
Охотника сковали живыми наручниками.
Впервые за долгие годы ястребиный князь так остро почувствовал человека, большого, теплого, с тяжелым запахом пота, говорящим о сильном волнении, ощутил его пальцы, пахнущие порохом и ружейным маслом, и эта роковая встреча смутно напомнила о том времени, когда князь, будучи ловчим слётком, сидел на руке барского охотника.
Поддаваясь смуте ощущений, князь чуть-чуть разжал погрузившиеся в человеческую плоть когти.
Полудин не заметил ослабления…
И все же князь не мог довериться новому человеку. Приглядываясь к сощуренным от боли глазам охотника, он беспокойно вертел белесым, закаменевшим от старости клювом. И по этим ищущим движениям, яро загорающимся глазам Полудин понял, что князь в любое мгновенье может ударить в лицо. Опережая удар, Полудин опустил живые наручники к коленям и крепко прижал к животу встрепенувшуюся птицу. Князь клюнул пуговицу, похожую на человеческий глаз, попробовал на прочность плотную куртку и, чувствуя, что на его движения человек не отзывается болью, притих.
Полудин, желая освободиться, шевельнул сложенными крест-накрест руками и ощутил такой ответный жим, что вскрикнул от боли. Кривя лицо, он оглянулся по сторонам и понял, что помощи ждать неоткуда. Нужно было собраться с силами и идти в деревню.
И он, сгибаясь, вымучивая окровавленные руки, пошел по знакомой рыжей тропе, взъерошенной его следами. Князь был тяжелым, съезжал с рук, причиняя новую боль. Приходилось останавливаться, подтягивать кверху немеющие руки, отклоняясь корпусом – Полудин по-прежнему остерегался коварного удара в лицо, – и, немного передохнув, идти вперед. К этим когтям, впившимся в руки, он как будто привык. Прежняя острая боль сменилась жжением и легким зудом. Но тяжелеющий с каждым шагом князь и ружье, бестолково прыгающее за плечами, тревожили более всего.
Со лба, устремляясь в глаза, потек едкий пот. Полудин тряс головой, морщился и, стараясь смахнуть беспокоящие капли, по-мальчишески дул снизу вверх через оттопыренную губу.
Он всматривался в туманную даль тропки, оглядывался, надеясь, что, на его счастье, подвернется какой-нибудь рыболов или охотник. Но было безлюдно, и каким-то вещим чувством, которое посещает человека в минуту особой опасности, Полудин понял, что надеяться ему не на что, – скованный ястребиными наручниками, он должен был проделать свой путь в одиночку.
Мучительно хотелось сойти с торной тропы и, выигрывая время, махнуть наискосок, однако глубокий мох, ямины и поваленные сухие сосны не сулили ничего хорошего. Поразмыслив, Полудин решил не рисковать.
Чтобы лучше сосредоточиться, он стал считать свои шаги, ориентироваться на какую-нибудь лесную вешку: вот пройду сто, двести шагов, доберусь до дуба-раскоряки, до молодой, золотисто распушившейся березки…
Иногда казалось; что куда спокойнее смотреть себе под ноги, чем напряженно, до рези в глазах, вглядываться в медленно подступающие дали.
Где-то невдалеке торжествующе, горласто прокричал петух.
«Еще немного!» – подумал Полудин.
Показался крытый серой щепой сарай Полковника.
Было такое ощущение, что руки вот-вот оторвутся и он бессильно повалится на схватившую его мертвой хваткой птицу.
Князь окаменело затих – казалось, и он дожидается развязки.
Подлечившийся Полковник сидел возле избы на лавочке и, щурясь от яркого солнца, умиротворенно покуривал.
Полудин сделал несколько ватных шагов и устало прислонился к забору.
Полковник, приглядываясь, встал:
– Ты что, домашнего гуся заполевал?
Полудин молчал. Бледное, сведенное мукой лицо говорило, что ему не до шуток. Полковник засуетился:
– Витёк! Ты где? Давай сюда!
И сам торопливо бросился к изнемогающему от боли и ноши Полудину:
