Московские сказки - Кабаков Александр Абрамович (книга бесплатный формат .txt) 📗
Больше ему нечего было делать здесь, среди людей и других не способных к счастью тварей.
Да хватит же плакать! Не плачь, там встретимся.
В ОСОБО КРУПНЫХ РАЗМЕРАХ
Если повернуть от выхода из метро за угол, там они и стоят.
Много раз проносились, да и сейчас, бывает, проносятся над этим местом и вообще по городу слухи, что снесут их к такой-то матери как оскорбляющие общественное эстетическое чувство, не говоря уж о разжигании национальной розни, поскольку держат весь ряд азеры, и об ущемлении социальной справедливости, потому что наиболее политически активные пожилые граждане до сих пор расстраиваются из-за введения свободы торговли и последовавших за этим народных бедствий. Но ларьки остаются на своих местах, поощряя к сгущенному существованию быстрых крыс, бездомных нищих, приезжих девушек и других неизбежных жителей вольного мегаполиса. Стоят себе, как ни в чем не бывало, стеклянные халабуды, в тесных и душных внутренностях которых любой желающий найдет ужасные товары.
Впрочем, такие, какие прежде, в мирное время, доставали мы, надо признать, лишь в особых, тайных местах, предъявив выданный в райкоме или еще выше пропуск. Только там продавалось чешское баночное пиво, отпускалась сырокопченая колбаса, стояли бутылки «Московской» с винтом и зелеными медалями на этикетке, можно было приобрести джинсы Rifle, болгарскую дубленку и кассетный магнитофон Sharp.
Все то же самое, только в гораздо большем выборе, можно сейчас мимоходом купить в этих поганых прозрачных лавках, однако ж никакой радости от этого не испытаешь — наоборот, если что и возьмешь по пьяни, то потом обязательно обругаешь себя последними словами, а купленное барахло засунешь куда-нибудь подальше, чтобы не напоминало о минутной глупости. А в распределителях… О, в распределителях! Счастье, и чувство причастности к великой идее получения по труду, и прекрасные запахи азиатской пластмассы, чуждой мануфактуры, редко употребляемой еды, наполнявшие режимное помещение, и сдержанное спокойствие на лицах других допущенных товарищей — ушло все это, сгинуло в пучине бессовестного времени, разрушившего идеалы, обычаи, страну да и сами организмы наши. И даже те из нас, кто ни о каких ларьках уже и не знает, а удовлетворяет свои на редкость цивилизованные потребности в торговых центрах из искусственного мрамора или в безлюдных залах бутиков, — даже и они не испытывают того, наполнявшего все тело пузырьками, чувства достижения Цели, какое, помните, испытали когда-то мы, отоварив бесполосые чеки «Березки» вольнодумной джинсовой курткой, которые как раз завезли.
Ушло, все ушло. Была ясная, как прохладное августовское небо, жизнь. Пределы были положены нашему земному существованию — трехкомнатный жээска, белая двадцать четвертая, строго отмеренные сотки по Казанке. И мысли нашей, лукавой и обманчивой, были положены достойные ее пределы — подписавшемуся на пять газет профком выделял «Новый мир», а в Бескудникове жил парень, который за четвертной переделывал обычную «Спидолу» так, что она брала с тринадцати метров… Теперь же куда бежать? Только дернешь куда-нибудь по своему разумению — туда, оказывается, нельзя, только наладишься в противоположную сторону — там уже занято. Что это вокруг? Куда едут эти машины? Кто живет в этих домах? Что уже отменили, что приняли с поправками? Откуда доносится эта музыка, эти простые, но бессмертные слова о девчонках и зоне? Что там говорят по телевизору, кого мы победили? Ах, оставьте меня! Болит над поясницей справа, вероятно, это почки, и никак не сделать полный, глубокий вдох, и черт с ней, с вашей свободой, мутной и безвкусной, как лекарство от желудка альмагель.
Что же касается ларьков, то их, конечно, снесли в конце концов — те, что были от метро через дорогу. Там, как известно, построили торгово-развлекательный центр «Петров-сити» и торгуют всем, чем хотят. Можно картошки купить на первом этаже, в супермаркете, мытой с мылом и невкусной, а можно на втором, в магазине «Мужской признак», приобрести в подарок другу японский меч, тоже реальная вещь… А вот те стекляшки, что от метро за углом, пока оставили, они не на виду и окончательной стабильности не мешают, тем более что у азеров все проплачено по полной программе.
К этому ряду, поднявшись из-под родной буквы «М», мы и спешим, к дальнему его концу. Там дают из окна рассыпающуюся в ладонях шаурму, там, рядом с шаурмой, всегда есть в продаже ломкие пластмассовые баллоны «Очаковского» или, по желанию, маленькие и хорошенькие, как ручные дети, бутылочки белой пригородного разлива, там можно пристроиться у неширокой пластмассовой доски по соседству с соотечественниками и повести с ними достойную беседу, там продолжается существование, для которого создан человек.
Кого же обнаруживаем мы там, среди нашего народа, доброго и мечтательного, которого лишь скрытно действующие силы зла иногда делают вороватым, завистливым, беспричинно и бессмысленно жестоким, ленивым до озверения, лживым и даже глупым? Да кого там только нет! Все практически население федерации, а также большой части существующего в русских умах мира представлено здесь отдельными вымышленными персонажами, достойными пристального и доброжелательного читательского внимания.
Вот, к примеру, стоит со своим пластмассовым стаканчиком, наполненным невидимой жидкостью, Илья Кузнецов, бывший советский человек, ныне гражданин государства Израиль, проживающий в Москве без регистрации. Он немолод. Серая бахрома давно не стриженных и потому ломких волос свисает с границ его неровной головы, очки с толстыми захватанными стеклами сидят косовато на большом и наклонном носу, в целом же выглядит он счастливым. Он видел свет, он прошел его из конца в конец, а поскольку наша голубая планета имеет форму приблизительного шара, которому конца фактически нет, то Кузнецов Илья Павлович сделал еще пару кругов лишних, после чего полностью и окончательно решил: жить надо там, где родился. Пусть наследственная природа и общественные отношения выталкивают тебя в бессрочное странствие, пусть ты Агасфер, вечный, извините, жид, и гонит тебя судьба бродяжничать — плюнь на судьбу, переживи обиды, прости обидчиков и вернись.
Ну, он и вернулся, стоит себе, выпивает, не волнуясь ни о ночлеге, ни о завтрашнем пропитании, достойно несет высокое звание столичного бомжа.
А по соседству устроился с пивом и останками шаурмы Игорь Алексеевич Капец, психбольной, недавно отпущенный из стационара в стадии значительного улучшения.
Большой жизненный, боевой и трудовой путь прошел Капец И.А., прежде чем сделался сумасшедшим и пристал под вечер к ларьку с восточной едой. Много воевал с афганским и чеченским народами за их счастье, дослужился до подполковника наших непобедимых воздушно-десантных войск, дембельнулся по ранению с почетом и соответствующей выслуге лет пенсией, нашел непыльную работу в частном охранном предприятии «Три богатыря М», именно такую работу, формула которой «сутки-трое» выражает вековые чаяния и мечты его земляков о покое и воле…
И, казалось бы, живи, Игорь Алексеич, отдыхай в своей приличной комнате рядом с неплохими соседями из абхазских беженцев, радуйся! Как бы не так. Ищет человек приключений на свою уже много чего испытавшую жопу, особенно наш человек, русский, что отмечал — ну, другими словами — в ряде своих произведений еще писатель Достоевский. Писателя этого мы здесь зря упомянули, потому что с ним как заведешься, так и завязнешь, он про нас много такого написал, что лучше бы не знать никому. Что же касается Игоря, то его скрутила любовь. Так добро бы красавица какая-нибудь, вроде певицы Аллегровой Ирины, а то ведь сущая лягушка с виду, ей-богу! К тому же иностранка и, не поверите, настоящая принцесса… Ну, в общем, долго рассказывать. А факт тот, что она его бросила, понятное дело, у него же от этого полностью отъехала крыша, забрала его «скорая» с сиреной, в дурке его полечили аминазином, от которого лицо делается полное и бледное, после чего выпустили. Теперь, как только начинает утомленное солнце тихо прощаться с еще более утомленной землей, Капец берет направление на северо-запад, идет прочь из города — туда, где бушует в небе закат и на фоне этого абстракционизма летают с помощью легких приспособлений беспечные люди-парапланеристы. Ему кажется, что туда, в небо вознеслась его любимая, действительно в свое время отбывшая из РФ специальным рейсом скандинавской авиакомпании, как положено принцессе, хотя бы и лягушке. Да, странная была история, любой умом двинется… И вот он стремится за нею, надеясь когда-нибудь упросить хозяина парапланеров, тоже, между прочим, хранящего в гардеробе голубой берет, дать в честь вечной боевой дружбы один бесплатный полет бывшему брату-десантнику, сорок прыжков. Он идет, по-больничному коротко стриженный, обросший поверх отечных щек светлой щетиной, в смешных молодежных штанах с карманами и узкой майке. Ничто не остановит его — только ненадолго ларьки у метро, где сегодня назначена у Игоря Алексеича встреча с другом.
