Человек случайностей - Мердок Айрис (хороший книги онлайн бесплатно txt, fb2) 📗
– Признаюсь, что я не совсем понимаю. Что ты собираешься делать с собой? Как будешь воплощать на практике все сейчас сказанное?
– Еще не знаю. Я привык думать, что мне уготована особая судьба. Но я сделал открытие. Каждый так о себе думает. Как только я это понял, тут же перестал строить на свой счет разные иллюзии. Слава Богу, роман потерян. Он был своего рода искушением.
– Мне кажется, при твоих нынешних взглядах уже не может быть искушений.
– О, искушения есть, и еще какие, есть тяжкие испытания, есть даже стремления.
– Назови хотя бы одно.
– Уйти от мира. Лишиться всего, даже надежды. Сложить саму жизнь на алтарь. Помнишь, в «Илиаде» бессмертные кони Патрокла оплакивают смерть Ахиллеса, а Зевс скорбит при виде бессмертных, втянутых в бессмысленное безумие морали.
– В этом и состоит твой «алтарь»?
– Да. Боги лишены возможности по-настоящему страдать. Люди лишены умения понимать. Но животные, те, что как боги, способны уронить несколько чистых слезинок. Я хотел бы обладать их способностью. Зевсу не дано плакать.
– Ты употребляешь наркотики?
– Не смеши меня, Людвиг.
– Налей себе еще виски…
– Мне, наверное, уже хватит… Я сегодня виделся с Шарлоттой.
– Теткой Шарлоттой? Ну и что?
– Да так, разнервничалась, даже обиделась. Не важно. Все хорошо быть не может. Ты можешь кое-что передать Грейс?
– Грейс? Да.
– От меня. Передай ей, что она должна не откладывая и как можно смиренней просить Шарлотту остаться в прежнем доме. Нет, я не думаю, что Грейс собирается ее выставить. Но Шарлотта настолько несчастна, что если к ней обратиться как-то не так, она скроется, и потом ей будет очень трудно помочь. Грейс должна именно упросить ее остаться, заверить, что для нее будет приготовлена квартира, или нечто в таком духе. Нелегко будет выдержать нужный тон и все такое прочее. К тому же это надо сделать быстро, у нее есть всего несколько дней или даже часов. Объясни Грейс: если она с теплотой относится к тетке, то пусть не откладывает на потом выражение своих чувств. Ты согласен?
– Согласен, – как-то тускло произнес Людвиг.
– Наверняка ты спрашиваешь себя: с какой стати этот чертов тип лезет не в свое дело?
– Нет. Я считаю, что в твоих словах, используя одно из моих любимых старомодных слов, есть правота. А как же ты узнал, что Грейс предстоит унаследовать дом?
– Из письма, из твоего письма к отцу, которое до сих пор лежит на столе. Я прочел его сразу же после того, как вошел, до того, как услышал, что вы там в кухне разговариваете.
– Значит, чтение чужих писем не противоречит святой жизни?
– С моей точки зрения, не противоречит. Мне надо идти. Ты не мог бы одолжить пару монеток до завтра? Одолжи, если можешь. Брать взаймы не в моих правилах. Благодарю. Спокойной ночи. И помни: никакой Альфы и Омеги. Все пустяки.
Что за бредни, подумал Людвиг после того, как Гарс ушел, сбрендил он, что ли. И все равно, замечательный парень. Но со времен Гарварда стал еще более тощим и безумным.
Письмо к отцу и в самом деле лежало на столе.
«Дорогой отец!
Пишу тебе с тем, чтобы сообщить, что, во-первых, моя невеста Грейс стала единственной наследницей крупного состояния, завещанного ей недавно скончавшейся бабушкой…»
Утешит ли эта новость родителей? Очень может быть. Впрочем, какая разница… И он разорвал листок.
– Нужно уметь довольствоваться простыми, четко разграниченными понятиями. Брось воображать, что эта сложная психологическая путаница, вечно тебя сопровождающая, и есть ТЫ. Постарайся быть вне этого. Прежде всего избавься от чувства вины и от беспокойства по поводу того, правильно ли ты поступаешь. Все – пустое. Чувство вины – это производное от веры в личного Бога, которая, к счастью, уже умерла.
Стоя за дверью, Остин Гибсон Грей слышал голос сына, то слегка повышающийся, то понижающийся, отчетливо произносящий слова, и от ярости кусал губы. Может, надо ворваться, неожиданно, с дикой миной самурая? Нет. Он стал медленно подниматься по ступенькам. Его до глубины души оскорбило, что Гарс, показавшись всего на миг перед ним, отцом, тут же побежал к другу, то есть открыто проявил равнодушие к отцу. И еще его разъярило это морализаторское красноречие. Все возможно, с этим не поспоришь, и все равно все не так. Все не так. Жизнь – это нищета и сутолока, нищета и сутолока.
Он остановился перед дверью в комнату Митци. Изнутри слышались тихий плач и жалобы: на утраченные здоровье и силу, на ушедшую молодость, еще на что-то, может, и на него самого. Причитала она как-то напевно – протяжное тихое завывание на понижающейся октаве, несколько носовых вдохов, и снова вой, еле слышный, монотонный. Может, надо войти в комнату, успокоить? Но она ведь пьяна, значит, будет много соплей и телячьих нежностей. Из-за двери сказал сурово:
– Прекрати! – Плач смолк. Он пошел к себе в комнату.
Снял пиджак, потом рубашку и брюки, надел пижаму на нижнюю рубаху и кальсоны. Снял очки и положил на кровать. И тут же явился демон астмы. Он зажал рот душной подушкой, сдавил грудь стальными клещами. Остин сел, наклонившись вперед, стараясь дышать ритмично. Сколько уж раз такое случалось и сколько раз еще случится до конца жизни. Он всматривался в правую ладонь и пробовал ее согнуть. Левой потянулся за таблетками. После приема его мучили кошмары, но демона можно было на время прогнать только с помощью таблеток. Остин взбил подушку. В воздух поднялось облачко пыли. Он кашлянул и потянулся за сигаретой.
В этой комнате властвовал страшнейший беспорядок. Впрочем, как и в любой, где он поселялся. Повсюду валялась грязная, дурно пахнущая одежда вперемешку с пустыми коробками от сигарет, монетами, шнурками, выжатыми тюбиками из-под зубной пасты, поломанными бритвами, пожелтевшими газетами. Почему его жизнь всегда превращается в такую вот грязь? Ведь он же старался найти пристойную работу. Писал длинные, ловко составленные резюме, где рисовал себя человеком, самое горячее желание которого – стать помощником библиотекаря, старшим референтом, учителем, работающим на полставки, секретарем в издательстве (в объявлении требовался умеющий печатать на машинке, но с какой скоростью, не указали), менеджером, работником клуба. На безрыбье, думал он, и рак рыба. Но его никуда не приглашали. В бюро трудоустройства ему предложили лишь должность медбрата.
Между тем и квартиру сдать не удалось. Может, это Гарс действовал отпугивающе на возможных нанимателей. Святой юноша не стеснялся проживать бесплатно. Двое из желавших посмотреть жилье вообще не смогли туда попасть, так как Гарса не оказалось дома. Еще один хотел снять только на неделю, на время автомобильной выставки. И вот итог – долги и ничтожная сумма в банке. Он занял пару фунтов у Митци. У Гарса не было ни пенни. В то время как, по слухам, Грейс Тисборн унаследовала сотни тысяч. Почему в мире именно так устроено? А может, все же стиснуть зубы и пойти медбратом? Нет. Название тоже важно. На любой работе с неопределенным названием он всегда мог бы называть себя, пусть и иронически, руководителем. А медбрат – это только медбрат.
Беспокоило, что подумает Дорина, что подумает Мэтью, что подумает Гарс, и даже эти проклятые Тисборны. Ну почему он вечно должен быть рабом тех, кто его окружает? А так и есть. Рядом с Митци ему потому было так спокойно, что он нисколько не беспокоился о том, что она подумает. Или Людвиг. И рядом с ним ему было спокойно. Но остальные были мукой. Тисборны наверняка танцевали бы от радости, если бы он стал медбратом. «Остин нашел наконец работу, угадайте какую!» А тут еще Дорина. В ее глазах это было бы унижением, для него невыносимым. В день обручения он чувствовал себя таким гордым. Что же случилось с их браком, почему он вдруг так ослаб и раскрошился? Предстоит еще раз очаровать Дорину, покорить ее. Она поддастся колдовству, как раньше поддавалась.
Надо найти наконец работу. Надо вернуть свою квартиру. Он же ее даже еще не сдал. Надо изменить жизнь Дорины, какой бы она ни была сейчас. Она боится его? Как же он сам боится ее боязни, ее гнетущих, населенных призраками мыслей; для него она – роковое и губительное дитя. И при этом такое дорогое и любимое. Он убьет каждого, кто только посмеет к ней приблизиться. Сколько еще времени удастся продержать ее в Вальморане, безучастную, завороженную? Нет сомнения, она понимает, она чувствует его ревность, может быть, даже боится ее. Но она не должна двигаться, как испуганная мышка, как жертва. А вдруг ее кто-то похитит? Эти Тисборны, они уже предложили ей погостить у них. А если Мэвис вмешается, или Гарс, или…
