Планета шампуня - Коупленд Дуглас (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Юношеское тщеславие. Совет дня: не обращайся в руины!
В перерывы между телефонными звонками мы с Дейзи кое-как втискиваем подобие разговора. У Дейзи свой телефон плюс свой собственный телефонный номер — иначе никак не справиться с объемом телефонных звонков по ее душу. Мюррей утверждает, что у нее свой собственный телефонный узел.
— Вечерок вчера нормально провела? — спрашиваю я.
— Не-а. Смотрела по видику всех подряд «Годзилл» в замедленном режиме. Потом поборолась с преступностью. — «Бороться с преступностью» на языке Дейзи и Мюррея означает «заниматься сексом». — А ты как? Где куртку-то уделал? У коровы роды принимал, что ли?
— Долго рассказывать.
— Ты разве не участвовал в операции союзников-французов?
— Меня не позвали.
— Про другое не знаю, но что они сами способны за себя постоять — это факт. Только… «Ковбойский бар» — самое гнилое место в городе. На всей планете. Ой, смотри-ка! — Дейзи не нарадуется на свой гороскоп, — Сегодня у меня отличный день, чтобы заявить о своих правах. Ура!
Звонит дверной музыкальный звонок (мелодия — старинная английская баллада), и Марк опрометью кидается открывать. Стефани и Моник набрасываются на него, щекочут в четыре руки, потом подхватывают за руки и за ноги и раскачивают, как гамак.
— Халло, халло, халло! — Увидев, что мы с Дейзи выглянули в прихожую, они кивком подзывают нас поближе, — Сами при полном параде: макияж, прикид — умереть не встать. — Готовим ехать с нами в торговый центр? — Марка ставят на пол, Стефани роется в сумочке, где хранятся деньги и боеприпасы, и извлекает оттуда целую россыпь кредитных карточек, которые выдал ей папаша. — Вчера мы ходили в «Ковбойский бар» и — ни за что не угадаете! — Моник познакомилась с миллионером!
— В Ланкастере? Моник потирает руки.
— Мне повезло.
Пока я снимаю с вешалки пиджак, Дейзи отвечает па телефонный звонок. Лицо ее каменеет.
— Это Дэн, — говорит она. — Можешь позвать маму?
Я вижу, как Марк открывает окно в гостиной. И вылезает наружу.
30
Я убежден, что в отношении человека к цветам проявляется его отношение к любви. Уж простите за банальность и послушайте — я приведу несколько примеров.
Дэн, наш штатный сердцеед, ничего против цветов не имеет. «Насади вокруг дома однолеток на сотню долларов, и его продажная цена сразу подлетит на двадцать процентов. Это меня в Калифорнии научили. Считается, что цветы создают положительный настрой — на инстинктивном уровне: у клиента сразу возникает охота раскошелиться».
Для Джасмин цветы — память о ее прошлой жизни: сплетенные в цепочки бесплотные маргаритки из Беркли, которые она годами хранит под прессом в энциклопедии на букву «П» — «память». Когда жизнь ее уж очень достает, она сжимается в позе эмбриона на своем плетеном троне и водит пальцем по хрупким изогнутым стебелькам, чему-то своему улыбаясь, мурлыча себе под нос забытые песенки. Для поддержания духа Джасмин повсюду в доме расставляет банки из-под варенья с букетами полевых цветов — мальва, рудбекия, наперстянка, — они всегда тут, под рукой, в емкостях с желтоватым настоем, как средство скорой помощи.
Дейзи порой вызывает своими цветами легкую оторопь: электрической яркости узоры из ноготков на платье, незабудковые вуали в волосах и цветочные салаты для ее бога — укротителя волос Мюррея (Просто возьми и съешь, Тайлер, представь, что мы в Нью-Йорке).
У Марка страсть к гигантским цветам — из серии САМЫЕ КРУПНЫЕ В МИРЕ, — и зимними днями он с утра до вечера готов рассматривать каталоги семян, а потом и вовсе теряет сон от нетерпения, дожидаясь, когда ему доставят по почте семена подсолнуха «Пицца великана» и японской ползучей хризантемы «Ниндзя» «с лепестками в рост человека».
Стефани любит цветы в виде духов и набивных рисунков на ткани и еще в виде вредных маленьких сиреневых леденцов. Трудно даже представить ее в саду — разве что в лабиринте фигурно подстриженных кустов с венериной мухоловкой в середине.
Анна-Луиза высаживает цветущие деревья и любит, чтобы ее цветы росли привольно. Дома у матери в Паско она пытается разбить «запущенный» английский сад: величавые чертополохи охраняют покой нападавших в траву яблок-дичков; деревянные столы и стулья, обветшавшие до того, что ими почти нельзя пользоваться, стоят вкривь и вкось, стильно разукрашенные птичьим пометом. Анна-Луиза скашивает траву ручной косой, потому что если работать с газонокосилкой, «можно нажить запоры». Правда, из года в год дряхлеющий «понтиак» ее брата, рыдван 1969 года выпуска, в известной мере мешает Анне-Луизе создать художественный эффект «предумышленного обветшания».
А что же я сам? Как я соотношусь с цветами? Так, кое-что по мелочам. На прошлой неделе купил коробку с 250 луковицами крокусов и посадил их б землю под окном спальни Анны-Луизы, таким образом, чтобы в апреле, когда зацветут, они сложились бы в слова ЛЮБИ МЕНЯ.
Тут мне почему-то в голову лезет еще один потешный случай. На прошлой же неделе в «Свалке токсичных отходов» Гармоник спросил меня, какой самый классный способ умереть. И прежде чем выпалить на автомате что-нибудь избитое, ну вроде: «Прыгнуть за руль в чем мать родила, ударить по газам, врубить стерео на полную катушку — и вдребезги», я чуть помедлил и подумал о каком-нибудь парне, выросшем, как я, в краю без цветов, и вот он едет к океану на маленькой спортивной машинке, доставшейся ему в качестве приза в телеигре, едет на юг, в Калифорнию, любуется пронзительно-желтым полем цинний. Вдруг — вшшш! — с Тихого океана налетает порыв ветра, и циннии приходят в неистовство и трясут пыльцой, и вот я уже весь желтый с ног до головы, меня трясет и лихорадит от невинного вещества, на которое у меня, оказывается, жуткая аллергия, и в считанные минуты я гибну от анафилактического шока.
— Не знаю, Гармоник. Прыгнуть за руль в чем мать родила, ударить по газам, врубить стерео на полную катушку — и вдребезги!
31
— «Веселые щенята» — высшее достижение. Безотходное производство.
— Как-как? — отзывается Стефани, которая на пару с Моник уплетает местную разновидность «горячих собак» — хот-догов под названием «Веселые щенята» и стремительно поглощает корытца местного фирменного шоколадного мороженого у пока еще действующего прилавка со «щенятами» в торговом центре «Риджкрест».
— Безотходное производство. Коровы заходят с одного конца фабрики по производству «Веселых щенят», а с другого конца выкатывает трейлер, загруженный хот-догами. Никаких мусорных контейнеров, ничего.
Стефани и Моник, как истинных европеек, рассказами о потрохах и кишках не проймешь.
— Никаких даже маленьких шкурок?
— Ничего.
Стефани берет еще «собачку». «Веселые щенята», несмотря на их биографию, неправдоподобно, завораживающе вкусны.
— Дейзи, было дело, нанялась на раздачу «Веселых щенят», — сообщаю я. — Но минут примерно через десять ее с работы вышибли. Я как раз зашел ее проведать. Смотрю — огромная толпа, все злющие, все ждут, когда их обслужат, а Дейзи сидит себе преспокойно у телефона и рисует какие-то паутинные узоры па полях книжки стихов. Теперь она вегетарианка. — Oui.
Это торговый центр «Риджкрест». Вернее, это был когда-то торговый центр — в период его расцвета всем центрам центр, сверкающий, словно плывущий куда-то волшебный мир эскалаторов и стеклянных лифтов, с бесчисленными стенами, сплошь покрытыми зеркалами или выкрашенными в неброские, умиротворяющие тона. Когда-то здесь еще был каток, и «ад скульптур», и два фонтана, и на все это лилась чудесная музыка, стимулирующая посетителей совершать незапланированные покупки. Здесь были телефонные ряды, отделы плакатов, «Продуктовая ярмарка», обувные магазины, целые музеи поздравительных открыток, избушки с игрушками и «Галерея моды» — и везде было тепло и чисто.
Сюда, в центр «Риджкрест», мы с друзьями, ошалев от сладостей и видеоигр, ощущая себя какими-то невесомыми и нереальными — как продукция, существующая исключительно за счет рекламы, — приходили пошататься, всегда своими компаниями: «скейтборд-панки», «отморозки», «качки», «пижоны», «еврошавки» и «хакеры» — и все ощущали себя как тот человек из зрительного зала, на котором фокусник в цирке показывал гипноз, а бедняга так и не вышел из транса.
