Хрупкая душа - Пиколт Джоди Линн (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Припарковавшись на месте для инвалидов, я понесла тебя в приемный покой.
— У моей дочери остеопсатироз, — сказала я медсестре. — Она сломала руку.
Женщина недовольно поджала губы.
— Может, сначала получите медицинское образование, а потомуже будете ставить диагнозы?
— Труди, что там такое? — Перед нами словно из-под земли вырос врач, которому, похоже, еще даже бриться было рано. — Остеопсатироз, говорите?
— Да. По-моему, она сломала плечевую кость.
— Я этим займусь. Меня зовут доктор Дьюитт. Хотите посадить ее в кресло-каталку?
— Сойдет и так, — сказала я, подсаживая тебя на руках.
Пока мы шли к рентгеновскому кабинету, я вкратце изложила ему историю твоей болезни. Прервал он меня лишь однажды — чтобы уломать лаборантку поскорее освободить для нас кабинет.
— Ну что же, — сказал врач, касаясь твоей руки. — Мне нужно будет немножечко поправить…
— Нет! — вмешалась я. — Вы же можете просто придвинуть аппарат, правда?
— Ну, — сконфузился врач, — обычно мы аппарат не двигаем…
— Но ведь можете?
Еще раз покосившись на меня, он таки переместил оборудование и опустил тебе на грудь тяжелую свинцовую крышку. Я отошла, чтобы он мог сделать снимок.
— Ты просто умница, Уиллоу. А теперь — еще разок, пониже.
— Нет, — сказала я.
На лице у врача отразилось раздражение.
— При всем уважении, миссис О’Киф… Позвольте мне заниматься своим делом, хорошо?
Но и я занималась своим. Когда ты ломала кости, я всегда старалась, чтобы ты подучала как можно меньше облучения. Иногда мы вовсе не делали рентген, если это не влияло на лечение.
— Мы ведь уже знаем, что она сломала кость, — увещевала его я. — Как вы думаете, это перелом со смещением?
Глаза у врача вмиг округлились: я говорила с ним на одном языке.
— Нет.
— Тогда ведь не обязательно облучать большую и малую берцовые кости, я правильно понимаю?
— Ну, по-разному бывает, — согласился врач.
— Вы хоть представляете, какую дозу радиации моя дочь получит за свою жизнь?
Он скрестил руки на груди.
— Ладно, ваша взяла. Лучевую кость можем и не облучать.
Потом мы ждали проявки, и я ласково поглаживала тебя по спине. Ты мало-помалу возвращалась из того загадочного места, куда попадала всякий раз, когда ломала кость. Ты начала шевелиться, хныкать. И дрожать, отчего боль только усиливалась.
Высунувшись из кабинета, я попросила лаборантку принести одеяло, но тут подошел доктор Дьюитт с твоими снимками.
— Уиллоу замерзла, — сказала я, и он, едва войдя в кабинет, сорвал с себя белый халат и прикрыл тебе плечи.
— Хорошие новости — второй перелом Уиллоу срастается.
Какой еще второй перелом?
Я и не поняла, что задала этот вопрос вслух, пока доктор не указал на одну точку возле твоего плеча. Заметить было тяжело: из-за дефекта коллагена кости у тебя были рыхлыми, — но этот затвердевший хохолок обозначал заживающий перелом.
Меня обуяло чувство вины. Когда это случилось? Почему я не знала?
— Ему, похоже, недели две, — прикинул доктор Дьюитт.
И тут я вспомнила: однажды ночью, по пути в туалет, я чуть тебя не уронила. И ты соврала ради меня, когда сказала, что всё обошлось.
— Я торжественно заявляю, что ты, Уиллоу, можешь собой гордиться: ты умудрилась сломать кость, сломать которую тяжелее всего! И называется она «лопатка». — Он указала на второй подсвеченный снимок, точнее — на трещину посреди лопаточной кости. — Это настолько подвижная кость, что почти никогда не ломается.
— Так что же нам делать?
— Ну, кокситную повязку ей уже наложили… Если не прибегать к полной мумификации, лучше всего, пожалуй, воспользоваться фундой — иными словами, обычной косыночной повязкой. Несколько дней поболит, но второй вариант еще более жесток. — Он подвязал тебе руку, как сломанное крылышко птички. — Не давит?
Ты взглянула ему в глаза.
— Я однажды сломала ключицу. Было больнее. А вы знали, что ключицу назвали так не только потому, что она похожа на маленький ключик, но еще и потому, что в ней соединяются все прочие кости грудной клетки?
Челюсть у доктора Дьюитта отвисла.
— Ты у нас, я смотрю, вундеркинд?
— Она много читает, — улыбнулась я.
— А именно, — продолжала ты, — лопаточную, грудинную и мечевидную. И как они пишутся, я тоже знаю.
Доктор чуть слышно чертыхнулся, но тут же, зардевшись, поправился:
— Боже ты мой! — Наши взгляды пересеклись. — Она моя первая пациентка с ОП. Нелегко вам, наверное…
— Ага. Нелегко.
— Ну что же, Уиллоу. Если захочешь работать у нас врачом-ортопедом, халат с именной табличкой тебя уже ждет. А вы, — он протянул мне свою визитку, — можете звонить мне в любое время.
Я, смутившись, спрятала визитку в задний карман. Этот поступок, видимо, был не просто актом доброй воли, но и попыткой защитить Уиллоу: ведь врач убедился в моей полной некомпетентности, два перелома — черным по белому. Я притворилась, будто ищу что-то в сумочке, но на самом деле ждала, пока он уйдет. Не поднимая глаз, я услышала, как он предлагает тебе леденец и прощается.
Как я вообще смела утверждать, что знаю, как тебе будет лучше и чего ты заслуживаешь, когда в любой момент меня могли уличить в неспособности тебя уберечь? Этот иск — он затевался ради тебя или ради того, чтобы искупить все мои прегрешения перед тобой?
Взять хотя бы мое неуемное желание родить ребенка. Каждый месяц, осознав, что у нас с Шоном опять не получилось, я раздевалась и подолгу стояла в душе, подставив лицо струям воды. Стояла и молила Бога: дай мне забеременеть, позволь мне зачать дитя, я готова на всё.
Я взяла тебя на руки — точнее, усадила на левое бедро, потому что у тебя сломалось правое плечо, — и вышла из кабинета. Визитка врача прожигала дыру в моем заднем кармане. Я так глубоко погрузилась в размышления, что едва не сшибла с ног девочку, заходившую в больницу как раз в тот момент, когда мы выходили наружу.
— Ой, прости, солнышко, — пробормотала я, пятясь.
Девочка примерно твоего возраста держала маму за руку. Розовая балетная пачка и резиновые сапожки с мордочками лягушек на носках. Абсолютно лысая головка.
И ты сделала то, что ненавидела больше всего на свете: ты уставилась на нее во все глаза.
Девочка уставилась на тебя.
Ты давно уже знала, что незнакомцы всегда таращатся на девочек в инвалидных креслах. Я научила тебя улыбаться им, здороваться с ними, чтобы они понимали: ты — человек, а не каприз природы. Самой ярой твоей защитницей была Амелия. Стоило ей заметить, что какой-то ребенок на тебя глазеет, она тут же подбегала к нему и популярно объясняла, что его ждет та же участь, если он не будет убирать у себя в комнате и есть свежие овощи. Пару раз она даже доводила детей до слез, но я почти никогда ее не ругала: ведь ты улыбалась и выпрямляла спину, когда обычно пыталась стать невидимкой.
Но тут была другая ситуация; тут вы обе находились в равных условиях.
Я покрепче обняла тебя за талию.
— Уиллоу! — укоризненно сказала я.
Мама этой девочки посмотрела на меня, и между нами состоялся длительный диалог, хотя мы не произнесли ни слова. Она лишь кивнула, и я кивнула в ответ.
Переступив порог больницы, мы с тобой угодили прямиком в объятия поздней весны, в теплое облако с запахом корицы и нагретого асфальта. Ты прищурилась и попыталась поднять руку, чтобы заслонить глаза от солнца, но тут же вспомнила, что рука скована повязкой.
— Мамуля, а почему эта девочка так выглядела?
— Потому что она болеет и пьет лекарства, от которых люди становятся такими.
Ты на минуту призадумалась.
— Мне так повезло! От моих лекарств волосы не выпадают. Я обычно старалась не плакать при тебе, но тут не смогла сдержать слез. И это говоришь ты — девочка с тремя поломанными конечностями из четырех. Девочка с переломом, о котором я даже не знала. И это говоришь ты — и точка.
— Да, повезло нам.
Ты коснулась моей щеки ладонью.
