Рассказы - Ильин Андрей (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
А год тот, надо сказать, выдался хороший — теплый, влажный, урожайный. Взошло зерно тугими колосьями. Собрал Ванька пшеницу в горсточку, смотрит — налюбоваться не может. Зернышки крупные, тяжелые, налитые, на солнце светятся, словно золота крупинки. И так Ваньке хорошо, так весело, что не передать. Не удержался он, смолол одно зерно в муку. А жена лепешку выпекла махонькую, глазом не увидать. Но такую вкусную, что иного пирога слаще. Потому что свой хлебец, не на дрожжах — на поте-кровушке да на беде замешан!
А остальные зерна Ванька в мешочек холщовый ссыпал и на грудь к образку привесил до будущего года.
Худо-бедно пережили зиму. И холодно-то было, и голодно. Берестой ноги кутали, от вьюги-метели друг дружкой укрывались, сухие коренья да грибы грызли, снегом запивали. Может, от того только и не померли, что хранил Ванька под рубахой мешочек холщовый. А в мешочке не пшеница была — сама надежда.
Весной полегче стало: жучки-паучки появились, из реки раки полезли, на деревьях кора новая наросла — белая, сладкая, что репа. С голоду не помрешь. Весна да лето крестьянину в облегчение. И жить-то веселее стало. Солнышко припекает, в лесу птахи поют-щебечут, травка густая, мягкая, как перина. А уж как тронет Ванька струны балалайки отцовой, так и совсем хорошо, век бы так жил да радовался.
А к осени новый урожай вышел. Из зерен, что в первых колосьях были, новые колосья поднялись — один другого краше! В то же время народилось у Ваньки первое дите — мальчик. Ванька колосья обтряс, пшеничку собрал, да и сызнова спрятал. Ни зернышка не потратил.
А тут зима подоспела, да такая, что хуже старики не припомнят. Лютует мороз, снег в лицо кидает. Птицы на лету в сосульки замерзают и к ногам падают. Жена, конечно, воет. Дите тоже воет — есть просят. Надоели им гусеницы да корешки сушеные, с которых в брюхе одна маета. Хочется им хлебца мягкого да душистого, чтобы тепло по жилкам разлилось.
А Ванька знай думает о своем: «Орите не орите, хошь удавитесь с досады, а хлебца вам не видать ни вот такусенькой крошечки! В той пшеничке, может, счастье мое схоронено, и детей моих счастье, и внуков, и правнуков.
Раньше я был дурак беспортошный, горе мыкал, за полушку спину гнул, со столов объедки таскал, и все-то через свою бестолковость. Ничего не имел — и ничего и не надо было. А теперь я хозяин. И пшеничка у меня, хоть маленько, а есть, и земля своя! И через то я стал гордый и в побирушки сызнова идти не желаю. Хошь убейте меня, хошь жилки по одной из живого повыдергивайте. Лучше еще десять лет лебеду да лягушек лопать, чем к трактирщику или к братьям на поклон идти!»
А метель воет, а дите орет, а женушка носом хлюпает, мальчонку пожалеть просит. Ванька сосульки на усах пальцем пообломал и говорит:
— Ума в тебе, баба, ровно как красоты. Прикинь сама-то. Зима люта да длинна. Дите корми не корми, все одно помрет, а пшеничку съеденную не возвернешь. Малец помрет, мы другого народим, да бог даст, с новым урожаем следующую зиму переживем. А не будет пшенички — и следующего мальца схороним. Зачать да родить дело нехитрое, сытую жизнь найти — вот задача!
Малец еще покричал-покричал да затих, и парок из дырки, что напротив рта была, идти перестал. Закопали сынка в сугроб возле самых ног. А сами закутались в тряпье да ветки еловые и стали весны ждать. Сидят, кашляют, на пальцы дышат. Ни о чем не думают, ничего не желают, смерти, что за плечами стоит, не боятся, о детеныше загубленном не вспоминают — что его вспоминать, если его уже нет. Видно, вовсе съежилась, замерзла душа. Превратилась на холоде да на ветру в ледяную, звонкую сосульку. Тронь — расколется на мелкие куски.
И, наверное, вовсе извел бы мороз Ваньку с женой, если бы не тлел внутри них махонький теплый огонек надежды на добрую сытую жизнь, что зерна спрятанные обещали.
Так и дотерпели они до новой весны. А весной совсем глупо помирать — солнышко светит, травка растет, жить хочется.
Наверное, в ту зиму пересилил Ванька беду-кручину. Отступилась она от него, рукой махнула. Беда да смерть шебутных да настырных не любят. Хлопот с ними много, а пользы — чуть. Беда со смертью к тихим, к смирившимся льнут и еще к счастливым, кому есть что терять, о чем расстраиваться. А с Ваньки какой навар? Хуже, чем жизнь его нынешняя — беды не бывает. Смерть ему избавление, а жене радость — вернется в дом родительский, заживет всласть на всем готовом.
В общем, отступилась беда от Ваньки. И пошли у него дела на поправку. Что ни год, то в прибыток, что ни день, то в пользу! Дом справил хоть неказистый, махонький, а свой. Лошаденку купил — старую, дряхлую, но опять-таки свою. И зерно в амбаре завелось, и куры в сарайке закудахтали, и даже мыши с тараканами по углам заскреблись, зашуршали, а разве в пустом доме, где крошки не сыщешь, листа капустного не найдешь, мыши с тараканами заведутся?
Сядет Ванька на приступочку на солнышко и сам своему достатку удивляется. И откуда все взялось? И сыт, и обут, и даже медные денежки в сундуке имеются! И уж не верилось ему, что это он когда-то сидел в сугробе нищий да голодный, зубами стучал, не знал, как следующий день пережить, и рад был распоследней сухой заплесневелой корочке.
Чудеса!
Но вот только долго сидеть на солнышке греться Ваньке нельзя. Большое хозяйство большой заботы требует. Забор поправить, погреб углубить, крышу перекрыть, в огороде навоз разбросать, скотину накормить-напоить, мальцу (а народилась к тому времени у Ваньки детей целая дюжина) сопли подтереть, с огорода соседского кабанчика прогнать, да и мало ли что еще. Дело за дело цепляется, как звенья в цепочке. Одно за другим, одно за другим — до бесконечности. Срослись вместе — не разорвешь. Выпало одно звено — вся цепь распалась. Вот и крутится Ванька, и тут и там успевает. Суета. Но не в тягость. Потому что для себя старается!
Весь день в бегах, в заботах, а вечером запрется в комнате, окна занавесочками задернет, лучину запалит и пересчитывает медяки. Звяк-звяк, звяк-звяк — одна к другой монетки. Тяжеленькие, литые на раскрытой ладошке лежат. А если в столбик уложить, высо-о-окий столбик получается, под потолок! Аж дыхание спирает. Такое удовольствие.
