Молли - Джонс Нэнси (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Мальчики стали снимать одежду.

– Пойти купаться голышом, – сказал Тедди. – В последний раз было здорово!

Крисси уже сняла блузку.

– В чем дело, Молли? Ты что, боишься? – спроста она.

– Конечно нет, – ответила я, стянула через голову футболку и повесила ее на ветку. Потом сняла шорты и белье. – О'кей, пошли.

Мы пошли вслед за мальчиками по лесу и вскоре подошли к маленькому голубому озеру, окруженному деревьями. Рональд схватил меня, как только я прыгнула в воду, и потянул вниз,

– Ну ты, поросенок! – воскликнула я и ударила его по ребрам. Он отпустил меня.

Тедди и Крисси были уже вовсю заняты делом, прямо в воде. Она обхватила его ногами и обняла за шею.

– Ну, куколка, – Рональд оказался сзади меня и что-то шептал мне в ухо. Руки его ласкали мою грудь.

– Я тебе не куколка, – сказала я. – Пошел вон.

По он повернул меня к себе и стал целовать. Дневник, он мне не нравится, это не мой тип – у него рыжие волосы, руки и ноги очень мускулистые, но целуется он здорово. Я представила себе, что это Дик.

Как бы то ни было, он взял мою руку и положил ее себе – ты знаешь, на что. И эта штука торчала из воды, будто толстый розовый червяк.

– Хорошо, – одобрительно сказал он, словно учил меня чему-то. – Черт, у меня нет резинки! – Дневник, я себя почувствовала такой подлой. Он вынес меня из воды, и мы пойти к одеялу. Крисси и Тедди исчезли в лесу.

– Не волнуйся, – сказал Рональд, ложась на меня сверху. – Я не стану втыкать его в тебя, так что ты не забеременеешь.

Дневник, я почти не замечала, что oн делает. Это было так здорово, хотя одеяло подо мной промокло – земля была очень сырая.

Сейчас у меня так болит голова, а нам с Крисси предстоит нелегкая работа – выводить каноэ из здешних бурных вод. Нам надо вернуться в лагерь и оказаться в постели до того, как погасят свет. Но мне все равно.

Если Дик думает, что они с мамой могут просто оставить меня в Нью-Йорке, а сами разъезжать по стране, то его ждет небольшой сюрприз. У меня есть кое-какие пианы, которые не позволят им бросить меня.

В то лето, которое Молли провела в лагере, сама я ездила в Озаркс – любимый город папиного детства. Мы очень много гуляли все втроем. Помню, как я стояла, усталая и торжествующая, на вершине горы, вытирая струящийся по лбу пот; папа распаковал свой рюкзак, а мы с мамой расстелили ярко-голубую ткань на большом плоском камне. Мы ели ореховое масло и сандвичи с желе, потому что по возвращении домой мне должны были надеть скобы на зубы и определенные виды пищи были под запретом. Я ела жирное, липкое ореховое масло, которое прилипало к небу, а вокруг, в синей вышине, кружили ястребы.

Ночь за ночью проходили передо мной картины жизни Молли и моей собственной. Сейчас Молли мертва – и я тоже могла умереть. Моя комната пахла ментолом и затхлостью, простыни – хлоркой и потом. Мне хотелось сбросить одеяло и завизжать, но я слабела даже от мыслей. Я ненавидела свое тело больше, чем когда бы то ни было: я все еще был слишком высокой, но теперь у меня не было даже баскетбола, который несколько смягчал мои сожаления по этому поводу.

Весь день я проводила, словно в летаргии, и совершенно утратила интерес к учебе.

Бабушка Кеклер учила меня французскому.

« Je vuex mourir» [6] , – сказала я, вспоминая наши с Молли уроки.

Бабушка опустила книгу и взяла меня за руку. Рука у нее была еще сильная, хотя на ней выделялись вены, словно сплетавшиеся в кружево.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказала она, – ну, по крайней мере, немножко понимаю.

Она помолчала; я ждала.

– У меня был сын Ноа, – продолжала бабушка. – Ты знаешь, почему о нем никто никогда не говорит?

Тикали часы на ночном столике. Я чувствовала, что она сейчас откроет какую-то ужасную тайну, и мне многое станет понятно.

– Я нашла его в амбаре, – сказала бабушка, – он висел на перекладине. Я сама перерезала веревку. Никогда не могла понять, почему он сделал это. Депрессия тогда сказалась на всех, но нам повезло больше, чем другим. У нас, по крайней мере, оставалась ферма. И я так никогда и не смогла простить себе, что не дала ему достаточно сил и веры, чтобы все пережить. Я бы хотела, чтобы у тебя были силы и вера, Бетси. Я хочу, чтобы они оставались с тобой, чтобы никто не мог отнять их у тебя.

Она все крепче сжимала мою руку, да так упорно, что это удивило меня, хотя я этого ждала.

– Посмотри на меня, дитя, – сказала она, беря меня за подбородок. – Обещай мне, что, какие бы еще испытания ни приготовила тебе жизнь, ты встретишь их смело.

– Да, – сказала я. – Я обещаю.

Интересно, смогу ли я выполнить это обещание, достаточно ли я сильная? Однако я понимала, что хочу и должна выполнить его. Как я могу сдаться, если Молли не сдавалась? Самоубийство – легкий выход, ты просто позволяешь другим подобрать осколки. Я не могла этого сделать, из-за бабушки, из-за родителей, а не из-за Молли. Всем своим болевшим сердцем я дала зарок жить ради них. Но именно история Молли больше, чем что бы то ни было другое, помогла мне сохранить веру. Я решила, что жизнь моя будет словно любовное письмо Молли, словно свеча, горящая в темноте. Молли станет факелом моего сердца, и я никогда не забуду ее.

Пятница, 15 августа 1947 года

Сегодня Дик неожиданно приехал в лагерь. Маму положили в больницу, но он не говорит мне, почему; завтра мы поедем к ней. Переночуем мы на роскошном курорте Фингер-Лейк. Дневник, это такое шикарное место, что даже в джинсах ходить нельзя, а чай перед камином подают каждый вечер. Дик обещает взять меня на прогулку верхом. Я просто в отпаде!

Дик говорит, что с мамой все в порядке, – как будто я ему поверю. В любом случае, выглядит он так, словно спит хорошо. Когда он утром за мной заехал, на нем были слаксы и рубашка, а кашемировый свитер он обвязал вокруг плеч. Прямо-таки воплощение одиночества!

– Ты, похоже, переживешь, папочка, – сказана я.