Саммер - Саболо Моника (бесплатные полные книги .TXT) 📗

— Это тут было, как думаешь? — спросила Джил.

Я пожал плечами:

— Не знаю.

И скептически посмотрел на нее:

— Да и что это меняет?

Ее веки вздрогнули. Она уже открыла рот, чтобы ответить, но спохватилась. Вздохнула и посмотрела на верхушки деревьев:

— Пойдем к воде.

Она опять надела очки, отвернулась от меня и быстро зашагала прочь.

Озеро так заросло, что его красота вселяла тревогу. В сухой траве растянулись мириады паутинок, казалось, что они отделяют водный мир от мира воздушного. Над горцем^[26] порхали стрекозы. Камыши склонялись над водой, будто любовались своим отражением.

Джил шла вперед и не оборачивалась. Спина ее выражала немой упрек, адресованный мне.

Я чувствовал себя слабым и усталым.

Наконец, она замедлила шаг. Но когда я догнал ее, и мы пошли рядом, ступая по влажной земле, комья которой оставались у нас на обуви, и почти добрались до берега, она резко повернулась ко мне. Лицо ее горело:

— Почему ты такой?

— Какой?

— Суровый и безразличный. Тебе на все наплевать!

Я расхохотался:

— Я? Суровый? И мне наплевать?

Я хотел еще что-то сказать, но смех, истеричный, наполненный презрением, душил меня. И еще я крутил в кармане шорт зажигалку.

— И для тебя не важно…

Она помахала рукой, показывая куда-то вдаль:

— Быть здесь. Вспоминать.

Она смотрела вперед, задрав подбородок, словно сдерживая эмоции.

— Я вот постоянно об этом думаю. О ней. О том дне. О том, чего мы не заметили, что пропустили.

Она посмотрела на меня и фыркнула:

— Не знаю, как это у тебя получается.

Я вытащил из кармана «Мальборо», медленно вытащил. Закурил, потом посмотрел на горящий кончик сигареты:

— Да, не знаю, как это у меня получается, это точно.

Руки у меня тряслись. Джил смотрела на мою сигарету. Она прошептала:

— Как будто ты не скучаешь по ней.

— Откуда тебе знать?

Мой голос задрожал от ярости.

Она выкатила глаза, и я увидел в них что-то, похожее на страх или на страдание.

— Верная подружка, да? Само совершенство, да? А где ты была все это время? Где ты была все эти годы, когда мои родители пытались не сойти с ума, когда заходили в комнату, где ее больше не было, и за столом ее место пустовало? Ее кроссовки так и стояли в прихожей, месяцами стояли, прямо у двери, белые до ужаса, до ужаса! А потом они исчезли, потом исчезли, и стало еще ужасней.

Я опять начал смеяться, но смех мой был похож на вой животного, с которого сдирают кожу.

— То есть тебе, значит, ее не хватает! Ты, значит, все время думаешь о ней. Не смеши. Ты повела себя как все остальные, Джил, ты нас бросила. И продолжала жить как маленькая принцесса, делала вид, что не замечаешь нас, когда мы сталкивались в городе. Ты отстранилась, отстранилась настолько, насколько могла. Тебе было на нас наплевать, ты о нас не думала. Ни о сестре, ни обо мне. Ни одной чертовой секунды не думала. Вот она, правда.

Джил сделала шаг назад, как будто слова, которые вылетали у меня изо рта, были осколками разбитого стекла.

Воздух потрескивал от жары, вокруг нас летала мошкара, крутилась и порхала. Мне хотелось прилечь. Джил вцепилась в свою сумку, будто у нее больше ничего не осталось, или в ней лежали самые ценные вещи в мире, или там — где-нибудь между зеркальцем и связкой ключей — она спрятала свое сердце.

Вдруг она побежала в сторону леса. Я хотел окликнуть ее, может, сорваться за ней, но не сдвинулся с места.

Я стал свидетелем ее бегства.

Я смотрел на ее ноги, на ее быстрые ноги — казалось, они летят над землей; потом я перевел взгляд на свои ноги — казалось, они уходили в землю. Когда я поднял глаза, Джил исчезла, и осталось только озеро, похожее на черно-синюю дыру.

Я не знал, что чувствовал. Пейзаж казался и знакомым, и незнакомым одновременно. Может, наш пикник проходил вот тут, а может, в другом месте, или — в другом мире.

Я не мог сосредоточиться, не мог вспомнить лицо Саммер. Я даже не мог думать о том, что случилось с Джил.

Как-то Саммер потеряла золотой браслет, который обожала; браслет был ей чуть велик. В тот день она искала его по всему дому, охваченная какой-то яростной истерикой она вытряхнула из коробки на ковер всю свою коллекцию украшений, выкинула вещи из ящиков, распотрошила кровать; мы слышали, как она хлопает дверцами всех шкафов в доме, ругается и всхлипывает.

Через несколько недель мы играли в рами^[27] у нее в комнате на полу. Вдруг Саммер вскочила на ноги, резким движением собрав карты. Она пошла прямо к сумке, с которой ходила в бассейн, — сумка висела на ручке двери в ванную, — не глядя, запустила внутрь руку и с победным видом вытащила браслет, держа его между большим и средним пальцем. Яркий полый круг походил на букву «о», как будто сам браслет раскрыл рот от удивления.

— Пам-парарам!

— Как это ты? Вспомнила вот так вдруг, что он там?

Она мотнула головой и торжественно произнесла:

— Он взывал ко мне! Говорил: «Я тут, тут я».

А потом что-то еще прошептала, делая пассы руками, чтобы показать, откуда исходил сигнал.

Я, сам того не заметив, подошел к воде. Она походила на расплавленное олово.

Может, если бы я прислушался, то услышал бы ее голос. Я ходил бы от дерева к дереву, улавливая тихий зов, и, не думая, забрался бы в заросли, наклонился и осторожно раздвинул ветви, и там оказалась бы Саммер, зарывшаяся в листья. Она поднялась бы на ноги и растерянно улыбнулась, и в волосах у нее застряли бы сухие веточки.

Я застыл, глядя на комок водорослей, который качался туда-сюда на воде у самого берега, а когда поднял голову, то увидел, что ко мне идет Джил. И почувствовал, как во мне пробуждается радость — бесконечная, обжигающая, ледяная, — она рвалась из моего сердца. Я закрыл глаза и попытался успокоиться, а когда открыл, Джил стояла передо мной:

— Прости.

— Нет, это ты прости.

Она засмеялась. Бросила сумку на землю — по-бунтарски, забавно. Потом сняла через голову футболку, кинула ее куда-то, и та осталась висеть на ветвях. Скрестила руки, закрыв бледные груди:

— Окунемся?

И, не ожидая ответа, она повернулась спиной, скинула сандалии; потом вниз заскользили шорты. Джил улыбнулась мне через плечо и вошла в озеро.

Я смотрел на нежные позвонки у нее на спине, а она заходила в воду и не оборачивалась.

Сегодня я могу рассуждать о том, что девиц привлекала надетая мною маска непонятого, разочарованного и уставшего от мира чужака, печального мизантропа. Могу говорить себе, что все они были избалованными детьми, эгоистками с завышенными ожиданиями. Могу убеждать себя в том, что не испытывал тогда никаких чувств и что Джил, как и прочих, привлекали мои неосознанные желания страдать и быть отверженным. Теперь я могу говорить что угодно, но в тот день я лихорадочно и неловко скинул одежду и без колебаний вошел в темную прохладную воду: меня влекло к той, что ждала меня там, в глубине, под надежной защитой озера, и над поверхностью видны были только ее глаза — темные и сияющие, как у крокодила, затаившегося в засаде.

Я шел по тине, мягкой и скользкой, словно чей-то безвольный рот, выдирал ступни из глины и ила. Вода неторопливо принимала меня. Рядом со мной вынырнула и ушла в глубину черная рыбка. Джил, сильная и спокойная, скользнула ко мне, прижалась, обвила шею руками и, не закрывая глаз, поцеловала.

Слушая мой рассказ о Джил, доктор Трауб, казалось, был вне себя от счастья. Он тщетно пытался скрыть свои восторг и возбуждение и, похоже, забыл и о том, сколько ему лет, и о своем статусе — да и о моем тоже. Такую радость способен испытать разве что несимпатичный подросток, которого приятель решил приобщить — пусть и на словах — к чуду восхитительного секса; бедняга-слушатель испробовать что-то подобное даже и не надеется, хотя оно единственное составляет суть его ночных мечтаний. Доктор теребил ручку, то и дело нажимая на выпускающую стержень кнопку, и это так походило на мастурбацию, что мне пришлось закрыть глаза.