Лунный камень Сатапура - Масси Суджата (версия книг TXT, FB2) 📗
— Спасибо. Надеюсь, одежда в саквояже не намокла. — Первин подошла, открыла саквояж ключом, который держала в портфеле. Ткань в верхнем слое отсырела, ниже все осталось сухим.
— Я вам все поглажу! — вызвалась Читра, как будто поняв по одежде, что гостья не такая простолюдинка, как кажется на первый взгляд. — Мемсагиб, какое сари вы изволите надеть к ужину?
— Я никогда еще не ужинала во дворце, — созналась Первин. — Это очень торжественный случай.
— Не особенно. Махарани обе вдовы, одеваются довольно скромно. Мне кажется, вот это подойдет. — Читра указала на синее шелковое сари с китайской вышивкой. То была классическая гара [29] из приданого Гюльназ — лучшее сари из всех привезенных Первин.
— Хорошо. — Первин сглотнула в надежде, что более торжественных случаев не представится. — Моя знакомая мне сказала, что в былые времена здесь много веселились.
— А кто эта ваша знакомая, которая бывала здесь? — спросила Читра и начала разматывать на Первин промокшее сари.
Первин поняла, что лучше не сообщать о своем общении с человеком, который, возможно, неуважительно относился к покойному махарадже. Однако отступать было поздно — не врать же. Выйдя из сброшенной нижней юбки, она ответила:
— Ее зовут Вандана. Насколько мне известно, она дальняя родственница княжеской семьи.
— Ванданами многих зовут. Не знаю, о ком речь. — Взгляд Читры сместился к талии Первин. — А что это за мокрая веревочка?
Первин поняла, что служанка заметила тонкий белый шнурок, трижды обмотанный вокруг талии, завязанный спереди и сзади на узлы и надетый под самую нижнюю сорочку, — его она никогда не снимала.
— Он называется кушти [30]. В моей религии это своего рода… — она попыталась подыскать подходящее слово, — доспехи.
Чита подняла брови.
— У нас во дворцовом подвале есть старые доспехи. А от этого шнурка толку мало.
— Кушти защищает парсов, чтобы они не сбивались с верного пути. Он напоминает мне, что даже в самой сложной ситуации мне положено говорить правду и поступать как должно.
В этом состояла суть зороастризма. Многие зороастрийцы молились трижды в день, перебирая пальцами кушти. Первин была не настолько набожна, но кушти носила — и в нынешнем путешествии особенно этому радовалась. Шнурок напоминал ей, что расследование нужно проводить по справедливости, и служил связующим звеном с любимой семьей.
Читра кивнула.
— Очень полезная защита, — сказала она и подала Первин руку, чтобы та переступила через высокий бортик длинной мраморной ванны.
Вода оказалась очень горячей. Первин погрузилась в нее со смесью триумфа и облегчения. Поломка паланкина почти разрушила все ее планы — но она настояла на своем и добралась до цели. Ей попытались отказать во входе во дворец, но она сумела пробраться внутрь. Первин вспомнилось старое парсийское присловье, которое любил повторять ее дедушка: «Хозяин меча — тот, кто им пользуется». По словам дедушки, это означало: мужчина, готовый проявить твердость, всегда одержит победу. Когда наставали тяжелые дни, Первин раз за разом понимала, что тот же совет применим и к женщинам. Если она и дальше будет действовать столь же уверенно, то обязательно разрешит спор касательно образования махараджи.
Первин взяла мочалку, потерла тело. Вода побурела, и она обрадовалась, когда Читра, постучав, сообщила, что пора вылезать. Первин дрожала, завернувшись в полотенце, и смотрела, как грязная вода утекает в блестящий серебряный слив. Читра протерла ванну до белоснежного блеска и наполнила снова. Этот процесс занял целых полчаса. Первин снова погрузилась в воду, и на сей раз ощущения были самые приятные. Она выбралась наружу, и теперь ей хотелось одного: как следует вытереться и лечь в постель. Но не выйдет: предстояло совершить еще два омовения. Никуда не денешься: если она не выполнит распоряжения княгини, Читра наверняка об этом донесет.
Почувствовав, что мыться снова Первин не хочет, Читра предложила ей на выбор различные притирания для волос и кожи. Первым делом Первин нанесла притирание с куркумой, сверху тонким слоем — маску из пахты. Волосы она вымыла шампунем из амлы и натерла кокосовым маслом.
Третья ванна оказалась не горячей, а чуть теплой; видимо, запас нагретой воды во дворце почти иссяк. Четвертая была и вовсе холодной.
— Все хорошо, мемсагиб? — встревоженно спросила Читра, когда Первин выскочила из ванны сразу после того, как смыла с волос и кожи последние маски.
— Да. Есть еще полотенца?
На сей раз Читра завернула Первин в очень большое и толстое полотенце — Первин таких никогда не видела — и принялась ее вытирать. Первин чувствовала себя ребенком, но остановить служанку не смогла. Обернув Первин голову другим полотенцем, чуть поменьше, Читра велела ей лечь в постель — оказалось, что в ногах и в головах постель согрета медными грелками. Верхнюю Первин сдвинула в сторону и заметила, что на ней вычеканены два тигра в обрамлении пшеничных колосьев. Ту же эмблему она видела на письме вдовствующей махарани Путлабаи, а вот письмо от Мирабаи было написано на простой бумаге. Первин гадала, какой в этом скрыт смысл.
Но все ее тревоги перекрыла нужда в отдыхе. Она крепко уснула в своем хлопковом коконе и проснулась только за сорок пять минут до ужина, когда Читра пришла помочь ей одеться и причесаться. Горничная принесла приспособление, какого Первин никогда не видела, длинный медный утюжок: от него на волосах оставалась тугая волна. Читра уложила длинные вьющиеся волосы Первин так, что они стекали на спину чуть ниже лопаток. Элис бы долго хихикала, а вот Гюльназ вздохнула бы от восхищения.
— Очень красиво, — сказала Первин. — Я обычно закалываю волосы на затылке.
Читра улыбнулась краешками губ.
— В былые времена моя махарани носила изумительные прически. Теперь она овдовела и причесывается очень скромно. Мне хотелось, чтобы вы выглядели покрасивее, потому что сегодня вы ужинаете в зенане. Она находится в старом дворце — там наши дамы проживали сто с лишним лет.
Первин очень хотелось познакомиться со всеми обитателями дворца, однако она понимала, что махарани вряд ли будут говорить открыто, если окажутся в одной комнате.
— А махарани Мирабаи с детьми тоже будет там ужинать?
Читра аккуратно отнесла горячий утюжок на столик в сторонке. И только вернувшись, ответила на вопрос:
— Я не знаю, будут ли чоти-рани и дети с вами ужинать. Поскольку вы гостья, а раджмата — глава княжеской семьи, прежде всего вы должны выказать уважение ей. Какие вы наденете драгоценности?
— Я почти ничего не привезла. Жемчужное ожерелье, серьги и браслеты, один гарнитур. — Первин заранее сообразила, что ее драгоценности не сравнятся с драгоценностями махарани, и решила ограничиться самым простым.
Как только Читра застегнула ожерелье у нее на шее, раздался стук в дверь. За нею явился шут Адитья. Он переоделся в темно-зеленую пижаму-кутру [31], расшитую пейслями. На голове у него красовалась маленькая оранжевая пагри, лихо сдвинутая набекрень. Но изумительнее всего было его живое украшение: серая обезьянка в зеленом кафтанчике того же тона, что и у хозяина, сидела у него на плече и рассматривала Первин.
— Кто это? — воскликнула Первин в восторге.
— Его зовут Бандар [32]. — Адитья почесал обезьянку пальцем под подбородком.
— Да, я вижу, что это обезьяна. Макака. — Первин старалась сдерживать нетерпение в голосе. — А собственное имя у него есть?
— Бандар, — повторил Адитья. — Здесь, во дворце, мы все вещи называем своими именами.
Вот Адитью, например, называют Ерда или Шут, а не его собственным именем. Во дворце он играет собственную роль, и об этом помнят постоянно.
— А фокусы обезьянка знает? — спросила Первин.
— Еще бы! Потом увидите. Но главное — он мой верный друг.
