Рассказы - Лимонов Эдуард Вениаминович (читать книги регистрация TXT) 📗
«Он ко мне приебывается. Раньше он не избирал меня мишенью своих шуточек. Одичал, наверное. Но на меня где сядешь, там и слезешь», – подумал я. Алекс заставил Элиз встать во весь рост на троне. «Жопой к ним… Вот так…» – ласково приговаривал Алекс, возясь с черными штанами Элиз. Что-то там не расстегивалось, потому что он тихо выругался: «Бля!» Элиз время от времени оборачивалась к нам, физиономия у нее была пьяная, красная и улыбающаяся. Алекс наконец расстегнул штаны и стал стаскивать их, плотные, с бедер Элиз. Стащил далеко к коленям и там, да, была жопа. Я видел жопу Элиз множество раз до этого. Я пожал плечами. Алекс раздвинул ноги девушки ровно настолько, чтобы просунуть между ними свою рожу. Рожа улыбнулась нахально и сказала: «Нравится жопа, Лимон?»
«Да, нравится», – сказал я. Леля и казак засмеялись. Шалва-грузин равнодушно и без эмоций сидел в дальнем углу. Элиз обернулась к нам и кокетливо-пьяно улыбнулась опять.
«О, какая!.. – Алекс положил обе руки на жопу Элиз, сжал ее. – А тут у тебя что? – хитро пробормотал Алекс из-за Элиз. – А-а-а, я знаю, тут у тебя пиза!.. – восхищенно проговорил Алекс, проглотив букву д в знаменитом слове.
– Тут у тебя пиза… – повторил он с удовольствием. – А мы туда палец, палец… – И чуть повернув Элиз к нам, так, чтоб нам было видно, Алекс действительно сунул туда палец. Улыбаясь все той же азиатской улыбочкой, Алекс, прижав свою голову к бедру Элиз, некоторое время держал палец в девушке. Затем вынул и показал нам. – Хочешь пососать, Лимон?» – спросил он.
«Соси сам», – ответил я. И твердо решил хорошо ему врезать. Не по роже. Посадить его на место. Если бы по роже, они бы меня побили – Алекс, казак и Шалва-грузин. Мне надоели его штучки.
«А я пососу, – сказал Алекс. – Хочешь минет, Лизка? – взглянул он наверх в лицо Элиз. Та хихикала, да и что вразумительного она могла сказать, даже если бы и хотела. – Я сделаю тебе минет, а Лимон посмотрит, – Алекс облизал свой палец, вынутый из Элиз, и победоносно посмотрел на меня. – Посмотрит и пострадает… Поревнует… Он ведь тебя любит…»
«Охуел ты, Алекс… – сказал я, все же не сумев скрыть свое неудовольствие. – Я уехал из Нью-Йорка почти три года назад. И ни одного письма ей за это время не написал. Мы друзья с нею, и только. Совсем он охуел у вас?!» – обратился я к казаку, Леле и Шалве. Но приближенные главы космогенической школы только улыбались.
«Любишь… любишь», – пробормотал Алекс и взялся за Элиз. Мне не было видно хорошо, что именно он там делает, потому что Элиз стояла все в той же позе – жопой к нам, но, очевидно, Алекс ебал ее пальцем и целовал, может быть, в самое начало пизды. Далеко проникнуть языком он не мог, мешали штаны, которые все еще были на лодыжках Элиз, а снять их и заставить Элиз поместить одну ногу на поручень трона он не догадался. Судя по мечтательным стонам, которые издавала Элиз, то, что делал с ней Алекс, ей нравилось.
«Ну как, приятно тебе, Лимон? – спросил Алекс, опять появившись между ног Элиз, – розовая рожа в шрамах, мокрые губы блестят, улыбочка все так же крива. – Больно, но приятно, да?..»
И тут я подумал: «И что же я это говно жалею. Если он хочет войны, то пусть ему будет война. Я тебя проучу, Алекс». И я, очень задумчивым и строго-отвлеченным тоном вдруг сказал негромко: «Между прочим, Алекс, твоя жена и дочь ведь живут в Париже совсем одни, да?..»
Улыбка исчезла с его лица. Его семья – жена и семнадцатилетняя дочь всегда были его самым уязвимым местом. Он повелевал и помыкал ими с жестокостью восточного правителя. Они писали его картины, стаскивали с него пьяного сапоги, отмывали его от блевотины, терпели его любовниц… Ему было можно все, им – ничего. Дочь ненавидела его. Об этом он не знал, а если и знал, не верил. Алекс молчал. Рожа его медленно серела и оставалась между ног Элиз, он не вернулся к минету. Замолчали тревожно и Леля и казак. Шалва впервые проявил эмоцию – вытаращил глаза.
В тревожном молчании присутствующих было особенно слышно, как я неторопливо и тщательно отсчитываю слова: «А я, Алекс, часто захожу к твоим. Не забываю… Очень часто. Вот и на дне рождения твоей дочери недавно был… – Я помолчал. – Большая девочка стала… Сколько ей уже лет?.. Восемнадцать исполнилось или семнадцать?..»
Молчание. Алекс моргнул между ног Элиз и посерел еще. Я знал, что сейчас произойдет, но мне уже было все равно. «За девочками в этом возрасте нужен глаз да глаз… Как ты можешь быть уверен, что какой-нибудь негодяй, ну один из твоих многочисленных друзей, например… – я помолчал опять, – не… не ебет твою дочь…»
Он взревел: «Убью-уууу!» и бросился на меня. Элиз упала с трона. Я отклонился, и его кулак оцарапал мне ухо. Я вскочил со стула и пошел, минуя его, к двери. Он опять проорал: «Убью-уу!», ринулся на меня откуда-то сбоку и сзади и опять промазал, лишь чуть задев плечо, Я не хотел с ним драться, я абсолютно не чувствовал в себе нужной для драки злости. К тому же в окружении его приближенных мне было не победить. И сам он, даже пьяный, был здоровенным мужиком… Я нажимал на кнопку элевейтора, когда надо мной ударилась о металлическую раму двери окислившаяся бронзовая скульптура. Ее, вырывая друг у друга, держали сразу двое – Алекс и казак. Шалва, удерживая Алекса сзади, замком стянул руки на его груди.
«Убью-ууу! – в последний раз проорал Алекс и затих. – Пустите меня, паскуды!» – швырнул он подчиненным.
«Алекс, Алекс… ты не прав…» – бормотали они, но не отпускали.
«Я не буду его бить!» – проревел Алекс, и они его отпустили, но скульптура осталась в руках казака.
Элевейтор приехал, и открылась дверь. Алекс закрыл мне дорогу. «Ты никуда не пойдешь, Лимон… – объявил он. – Извини меня, я погорячился».
«Я ухожу, – сказал я равнодушно. – Сойди с дороги».
«Лимон… – Он тяжело дышал еще от напряжения. – Лимон, я же тебя люблю, дурак. Извини…» «Я вижу, – сказал я. – Дай мне пройти». «Лимон, ты же мой брат…» – Он попробовал обнять меня. От него пахнуло потом и духами «Экипаж».
«Неужели ты думаешь, что после того, что сейчас произошло, я стану с тобой поддерживать какие-либо отношения?» – отвернувшись от него, спросил я.
Он отступил от двери, я вошел в элевейтор и спустился вниз.
Вонял отвратительно гниющий мусор. Бродяга, таких я еще не видел, без церемоний, горстью зачерпывая из бака, жрал отбросы при свете красной лампы, горевшей над заплесневелой ржавой дверью, может быть, ведущей в рай. Я дошел до Вест-Бродвея, взял такси и поехал на свой Верхний Вест-Сайд. «Одним другом меньше», – думал я рассеянно. Странное дело, я не чувствовал ни боли, ни потери. Чуть позже я даже обнаружил в себе удовлетворение от разрыва очередной бессмысленной связи. Подъезжая к своей 93-й стрит и выходя из такси на Бродвее у турецкой овощной лавки «Низам», настежь открытой несмотря на 4.30 утра, я уже чувствовал только элегическую грусть.
Американский редактор
Издатели, редактирующие книги, – это особые существа.
«Вот тут у вас очень хорошо, но нужно убрать». «Почему же убрать, – спрашиваю, – если хорошо?» «А потому, – говорит она, – что этот эпизод, около двух третьих главы, уничтожает структуру». «А мне положить на структуру», – говорю я. «Нельзя, – говорит она. – Вы в этом куске переносите действие в Калифорнию, тогда как все остальные действия происходят в Нью-Йорке».
«Что же им теперь и поехать никуда нельзя, даже на вокейшан, бедным моим героям?» Нет ответа. Очевидно, нельзя.
«И у вас слишком много сексуальных сцен в книге…» – «Но мой герой сексуальный маньяк». – «Хорошо, но оставьте ему двух девочек, достаточно. У вас же их слишком много, вы повторяетесь, герой повторяется». – «Да, но если я оставлю ему только двух, то какой же он сексуальный маньяк?..»
«Политические речи нужно убрать. Герой мыслит ужасно наивно». «Да, – соглашаюсь я. – Я извиняюсь, у него радикальные взгляды, и вообще он психопат и анархист». – «Нельзя, его высказывания несерьезны». – «Ну пусть будут несерьезными, он же не министр финансов в роговых очках, он сексуальный маньяк и авантюрист, – пусть поговорит». – «Нет, речи нужно убрать». – «ОК. Может быть, уберу речи».
